На долгую память… - Александр Михайлович Кротов
Лера постоянно оглядывалась по сторонам, прислушивалась, ждала засады, какого-нибудь подвоха. Но вокруг никого не было. Только свет её фонарика пробивал темноту на несколько метров вперёд.
— Ты помнишь, зачем тебе деньги?
— Какие деньги? — не понял Виктор.
— Ну, клад.
— Клад очень нужен. Я не помню зачем.
— Ты тогда говорил, что тебе нужны деньги, чтобы заплатить за квартиру, иначе жена разведётся с тобой.
— Это я такое сказал? Я это ещё помнил? — удивился Виктор.
— У тебя был с собой блокнот и в него ты записывал всё, что касается твоей жизни. Даже просил меня что-то в нём написать…
— Блокнот. Очень хорошая идея, — сказал Виктор и пошарил по своим карманам. В них лежало два комплекта ключей и двести рублей двумя купюрами. Никакого блокнота у него с собой не было.
— Сейчас у тебя его с собой нет? Мы могли бы многое узнать.
— Я забыл что-то спросить.
— Вспоминай. Про что: блокнот, клад, твои записи, моя запись…
— Вспомнил! Что ты написала в моём блокноте?
Лера даже улыбнулась. Почему-то ей стало приятно, что он вспомнил не про подробности о кладе, а про эту дурацкую запись. Она сказала:
— Я написала фразу: «Виктору от Леры на долгую память».
— Смешно. С подковыркой фраза.
— Извини, я не знала что написать. Это было без задней мысли…
— Что ты ещё знаешь о моей жизни?
— Ты когда-то работал менеджером. У тебя есть жена, которая с тобой хочет развестись. Она симпатичная.
— Ты её видела?
— Да, она приезжала за тобой, когда ты упал в реку. Я не знаю, как у тебя это получилось. Может быть, ты убежал от тех бандитов. Или они тебя туда скинули.
— Мне кажется это не очень хорошие воспоминания. Мне даже немного страшно. Всё хуже, чем я думаю. Но я хочу, чтобы ты знала, что я никого никогда не бросаю.
— Звучит благородно, — сказала Лера.
Её посещала уверенность, что вокруг, на пару километров точно, никого не было.
Они сошли с просёлочной дороги в поле. Высокая сухая трава с мягким шелестом ложилась под тяжестью их ног. Под мраком позднего времени величаво возвышался дуб, огромная ветвь которого указывала путь к возможному обогащению. А, может быть, и к предстоящим бедам. Там, где когда-то Виктор вырыл неглубокую яму, была уже большая траншея.
— Тут уже кто-то был, — сказала Лера.
— Мы?
— И мы в том числе. Возвращаемся обратно?
— Нет. Как ты думаешь, какие числа самые счастливые? Три или семь?
— Семь уже было. Пусть будет три.
Виктор сделал три небольших шага от ствола под самой массивной веткой дерева. Начал копать. Лера оглядывалась по сторонам. Она опасалась: странно, что те, кто копал тут раньше, не стали рыться почти под самым деревом.
Баюнов копал без устали, будто занимался этим всю жизнь, и вскоре он вытащил из глубокой ямы большую чёрную сумку. В ней в крепком прозрачном целлофановом пакете лежали пачки пятитысячных купюр.
— Как ты думаешь, сколько здесь? — спросил Виктор.
— Думаю, тебе лучше знать.
— А мне сколько нужно?
— Не знаю. Пошли скорее отсюда, а то становится как-то не по себе.
— Пошли.
До дома Леры они дошли, ведя непринуждённую беседу. Никто им не попался на пути. Деревня спала.
— Ты на машине приехал? — спросила Лера. — Я заметила незнакомый автомобиль недалеко от своего дома.
— Не знаю даже. Наверное. У меня определённо был автомобиль, я умею водить.
— Значит, у тебя всё не так уж плохо.
Они дошли до калитки, за которой стоял старый чёрный «Мерс».
Виктор бросил раскрытую сумку к ногам Леры и сказал:
— Возьми столько, сколько тебе нужно. Думаю, мне в любом случае хватит.
Девушка бросилась к деньгам, стала вытаскивать пачки и засовывать их за пазуху телогрейки. Она не знала, какой может быть точная сумма в одной упаковке рыжих бумажек, скрепленных обычной канцелярской резинкой. Лера не считала, сколько пачек она забрала, но основная сумма всё равно осталась у Виктора. Поддерживая рукой тяжесть за пазухой, Лера, сказав робкое «спасибо большое», направилась к дому. Страх не прошёл, наоборот, стало тревожнее. Зачем он отдал ей эти деньги, зачем она ему понадобилась сегодня, только ли в лопате дело?
— Можно тебя поцеловать? — попросил Виктор, подняв с земли сумку.
Ах, да, вот оно что. Лере ещё сильнее стало не по себе. Но её щёки залил румянец. Странное ощущение тревоги и… возбуждения?
Она остановилась, но не повернулась в его сторону, сказав:
— Может быть, не нужно. Я могу вернуть деньги!
— Я настолько уродлив, что такая сумма ничто по сравнению с моим поцелуем?
— Нет, что ты, дело не в этом! — Лера растерялась.
— Ты не думай, я без пошлостей. Просто поцелуй в щёку. Ничего больше.
— Ты думаешь, это тебе сейчас нужно?
— Ты, конечно же, думаешь, что мне это не нужно!
— У тебя жена…
— Думаешь, на кой чёрт мне это, если я об этом сразу же забуду? Так ты думаешь?
— Ты женат, тебе нужны деньги лишь для того, чтобы твоя супруга не развелась с тобой.
— Знаешь, я очень хочу тебя как-нибудь обозвать. Как-нибудь оскорбить. Но понимаю, что ты чужой мне человек. Поэтому этого не сделаю. Это как-то на подсознании. А жену, наверное, я бы обозвал по-всякому, хотя даже не помню её имени. Не знаю даже, как она выглядит. Это не грустно. Это неправильно, но и как-то логически обоснованно. Просто забыл, как это лучше объяснить. Мысли опять тормозятся. Останавливаются слова на взлёте, не могу до конца рассказать о том, о чём думаю. И не только потому, что забываю. Просто у мысли нет стимула. Они тормозят. Им не хватает высоты или разгона… но я просто хочу тебя запомнить…
Она повернулась к нему. Сказала:
— Поцелуй меня. Как ты сказал. Без пошлостей.
— Я так сказал?
— Да, ты хотел меня поцеловать.
— Ты отказала?
— Сейчас нет.
— Чем же это, интересно, я заставил сменить твоё решение?
— Это не важно, но если твоё желание пропало, то лучше этого не делать…
Лера была не в меньшей растерянности, чем он.
— Надеюсь, — тоже выказал неуверенность Виктор, растягивая слова, — мне с тобой интересно не только потому, что ты новый для меня человек.
— В следующий раз тебе лучше отправиться на поиски сокровищ со своей женой. Извини, конечно.
— Но я не хочу. Каких сокровищ, кстати?
— Клад.
— У меня он в сумке.
— Ты помнишь об этом? — осмелилась Лера на колкость. — Я думала, у тебя память, как у рыбки, извини.
— Да, — согласился Виктор, не без злости, но сдерживаясь от оскорблений.