Мир - Лола Джабборова
***
Канализационные лабиринты, грызуны пищат оповещениями, тьма облизывает пятки ботинок. Держаться заданного маршрута, от пункта А до пункта Б. Не обращать внимания на шуршание, шипение, стрекот. Сердце колотится птицей, ладони потеют, желудок завязывается узелком. Последний поворот.
— Идем со мной.
Бледная, испуганная девушка с руками-когтями и вертикалями зрачков. Губы трясутся, бегает мелкая дрожь надежды. Вытягивается струной и падает в последний вариант существования. «Пропасть неизвестности для нее и последняя галочка для меня».
Выныривание в грязном переулке, сквозь разбитое окно, затхлая комната, растерзанный диван, капающий кран в ванной. Через пожухлую аллейку, тенями за скрюченными стволами, миражами за мусорными баками, призраками меж шипящих стай.
Голубые глаза приюта мира подмигивают из-за поворота. Отстать на три шага. Учуять страх и растерянность. Липкость минуты, и сердце летит с вышки. Дверь отворяется вслед за удивленными веками спасенной.
— Благодарю тебя. Ты очень помогла нам. Тебя ждут на главной поляне. Поспеши.
***
Отражение в зеркале. Нежное, мягкое, верящее. Но загляни внутрь — и нащупаешь панцирь. Вишенка с горькой косточкой. Выдох со вкусом усталости: несправедливости чешуйчатого и легкости небесного. Снять чулком старую кожу для прошлого. Вечный поиск, спасение утопающих, бессмысленность собственного. «Но что дальше?» Кубик Рубика не складывается, рассыпаясь в руках…
Босыми ступнями по шелку травы, теплыми ладонями по бархату дерева. Ветерки перешептываются, тревожатся, волнуются. Споткнуться на пороге заката. Круг поляны, янтарность последних лучей. Стеклянное полотно двери. Неожиданное колыхание в груди. Искры чего-то в глазах. Нового? Веры? Мира?
Прикосновение к плечу сзади. Передергивание внезапности. Раз, два, три — оборот. Седовласый мужчина, без возраста, без окраски эмоций, нейтральность, сквозящая стерильностью. Слова, вырезанные из одной ноты, стертые грязным рукавом ящериц, текущие из приоткрытого рта.
— Эта дверь появляется сама по себе. Но она зовет войти определенного. Сейчас это ты. Она не поддается нашим исследованиям. Единственное, что нам известно: те, кто проходит сквозь нее, — не возвращаются. Мне передали, что ты принесла много пользы. Ты могла бы остаться с нами и дальше. А могла бы вернуться в страшный мир. Но есть и зов двери — третий путь. Выбирай…
Многоточием последних солнечных линий седовласый пунктиром растворяется между колыхающихся деревьев. Наедине. Она и дверь. Хрусталики, стекляшки, треснутое стекло. Прозрачное, но с помутнениями катаракты. Таких не бывает. Магнитной тягой, полушагами к невероятности полотна. Подушечками пальцев по острым уголкам. «Что будет, если ее открыть?» Поглаживание рукоятки, снятой с люстры старых воспоминаний.
— Знаешь, я не помню, чтобы меня учили выбирать. Только следовать и подчиняться. Однако я как-то оказалась здесь. Но мой ли этот выбор? Мир отвернулся или, наоборот, дает мне шанс найти себя?
Молчание кристальной двери. Только мерцание миллионов граней и углов. Тишайшее открытие, ни звука, ни сквозняка, ни намека. Шире, сильнее, полностью. Разбег радужных бликов. А в открытой двери… ничего.
Ладонь тянется на ниточках кукловода вперед. Мелкая рябь межпространства. Растворение без вспышек боли. Прохлада, щекочущая руку. «Я была по обе стороны. Что я собираюсь делать?»
Если вперед, то только с головой. Бомбочкой. Вдох, выдох. Никто не ответит. Абонент должен подписать договор. Капля из глаз, редкий бриллиант искренности. «Что я буду делать?»
На цыпочки, вытянуть носок. Красный луч солнца выставляет десять баллов за искрометный нырок, что даже тень не успевает зацепиться за порог. И только бьется в висках:
— Что ты будешь делать?
— Жить…
Шепчут мягкие губы, облепленные локонами последних ветерков. А тело проникает в проем и переливается узорами калейдоскопа от обнимающей воздушности пространства.
Тешекюрлер. Алёна Рашковская
Просыпаюсь рано утром от громкого пения. Где я? Осматриваюсь и понимаю, что это уже пятая кровать за последнюю неделю. Разница лишь в том, что здесь я задержусь.
Мы искали новый дом и нашли. Уже через месяц жизни тут я запомню, что громкое пение из мечети называется азан, и этот звук по пять раз в день будет для меня фоновым. Через два месяца я научусь вести смол токи: «Насылсын? Чок иим, насылсын?»3 Через три — найду двух настоящих друзей. Через четыре обрету покой и мир и буду мечтать жить в этой стране всю жизнь. А через пять мир снова разлетится вдребезги. Через семь я буду сидеть уже в другой стране и писать этот текст.
В другой стране мне будет хотеться говорить «тешекюрлер»4, но меня не поймут. Этот первый месяц в новом месте провалится с треском — я хочу в свою Турцию, я так ее люблю. От каждого фото из Стамбула я буду укрываться одеялом, с мороженым и сериалом. Как же так вышло, почему мое сердце осталось на Босфоре?
— Скучаешь по Стамбулу? — спрашивают меня друзья, пока мы в кафе ждем хинкали и пьем киндзмараули.
Как же объяснить, как же это объяснить? Новый город чужой. Я не могу запомнить ни одной улицы. В Стамбуле я легко запоминала улочки, стоило раз пройти. Мои руки обгорают под грузинским солнцем, они никогда не обгорали под стамбульским.
В первый месяц в Стамбуле я не могла поверить, что может быть так. Я смотрела на солнце и щурилась от нежности и радости. Тут воздух сладкий и душный. Нигде, кроме Турции, такого не встречала. Но как можно стать такой счастливой, когда вся прошлая жизнь разрушена? Нельзя, но я стала.
Мы начали искать новый дом. Я в Стамбуле не первый раз и еще в прошлый влюбилась в один райончик на берегу Мраморного моря. Я привезла сюда мужа, ему тоже понравилось, и мы решили: будем жить тут! Еще и подвернулась квартира в трех минутах от набережной.
— Вы вторые в очереди, и после вас еще просмотры. — Риелтор решил поубавить нашу уверенность. — Я позвоню, если что.
Нам же не позвонят! Мы не будем жить в трех минутах от моря? В этом доме в зелени с винтовой лестницей? Мы не будем жить в этих светлых солнечных комнатах со старыми дверьми с витражными стеклами? С запахом паркета и открытым балконом, на котором мы будем пить чай из бардаков5?
Конечно, будем, я знала, что да.
Выбрали нас. Оказалось, у турков нет правила первоочередности, они выбирают по симпатии. С каждой семьей было собеседование, и больше всех понравились мы. Как сказал риелтор, после того, как я показала фотографию нашего мопса.
Нашей собаки еще не
