Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1974 год
Белый медведь, хотя и привлекал внимание многих исследователей, изучен еще очень слабо. Отрывочными остаются сведения о его морфологии, биологии поведения. Почти не исследованы адаптации зверя н обитанию в условиях низких температур и полярной ночи, к длительным голодовкам, вообще крайне экономичному расходованию энергии. Вовсе не изучен механизм ориентации зверя во льдах и т. д. Белый медведь, следовательно, может считаться не только малоизученным видом, но и интересной «живой моделью». Исследование этой «модели» перспективно для решения важных общебиологических проблем. Особенности арктических экосистем, их упрощенность, неустойчивость и чрезвычайная уязвимость под воздействием хозяйственной деятельности человека выдвигают задачу и более широкого плана — международно-правовой охраны всего природного комплекса Арктики, особенно наиболее подвижных его компонентов, эффективная охрана которых выходит за пределы возможностей отдельных государств. Решение этой задачи (образцом здесь может служить плодотворное сотрудничество многих стран мира в комплексной охране природы Антарктики) представляет одну из необходимых предпосылок сохранения на земном шаре белого медведя...
Профессор С. Успенский
Судно все-таки к нам пробилось. Водолазы во льдах зацементировали пробоину. Пришел на подмогу ледокол. Как по заказу, отошел девятибалльный лед, и за несколько часов нам выгрузили все необходимое для зимовки. Механик тут же на берегу открыл ящик с шампанским и угощал всех сходящих на берег моряков. Потом суда ушли, и мы долго салютовали им вслед.
Похолодало, пропали туманы. Снова стали видны дали, серый с просветами небосклон. Воду рябило, и она казалась свинцовой. Птичий базар опустел, чайки покинули остров.
Как-то в погожий морозный день я заметил желтоватое пятно на склоне ледника. Раньше его не было. Поднявшись, я увидел медведя. Он заметил меня, встал, отряхнулся и пошел вперед. Я шел следом, пока не отчаялся догнать его. Зверь строго выдерживал интервал, и стоило мне поднажать, как и он прибавлял ходу. Так мы шли, пока я не заметил идущего навстречу другого медведя. Он шел под ледником, берегом моря. Я решил его подождать. Медведь, заметив меня, заинтересовался и встал на задние лапы, пытаясь вскарабкаться на ледник. Он не мог забраться по гладкой стене, но, почувствовав его страстное желание добраться до меня, я невольно ощутил страх и отшатнулся, боясь свалиться вниз. Мне показалось, что этот-то не испугался бы человека. Возвращаясь обратно, спускаясь по леднику, я увидел его. Он шел впереди меня и пока не замечал. Успев оправиться от страха, вновь уверовав в силу ракетницы, я пустился бегом и почти догнал зверя. Медведь, увидев меня, побежал что есть мочи. Я был отомщен. За кого он принял меня там, на леднике, когда карабкался наверх, пытаясь достать?
Иные медведи выходили к острову случайно. Я помню, как подплывший медведь выбрался на берег, понюхал камни и поплыл обратно, хотя его никто не пугал. Заходили на остров в поисках берлоги беременные медведицы. Но звери всегда появлялись поодиночке, и это заинтриговало нас.
Старший метеоролог сказал, что медведи боятся встречи друг с другом, и, чтобы доказать это, облачился в медвежью шкуру и двинулся пришедшему в тот день медведю навстречу. Пришелец попятился, развернулся и ушел, исчезнув за плотной пеленой тумана. Метеоролог, скинув шкуру, торжествовал, но в это время из тумана вновь появился тот же медведь, за ним следовал второй, значительно больший. Медведи принялись ходить, как на манеже перед выступлением, обнюхивая землю, а наш экспериментатор поторопился убежать. Второй раз рисковать ему не захотелось. Медведи не проявляли враждебности друг к другу, но, даже когда дороги их пересекались, не пытались сходиться, будто тоже не желая лишний раз рисковать.
В октябрьские морозные дни одинокий морж вылез на берег из воды. Он фырчал на собак, норовя подцепить их клыками. Ни с кем не посоветовавшись, наш старик подстрелил его, объявив, что это был морж-одиночка, который нападает на людей. Так ли это — судить было поздно. Повар тут же освежевал тушу, достал огромную печень, пообещав хорошо угостить нас. Ветер далеко разнес запах теплых внутренностей. Ветер дул с моря. Сгущались сумерки, очертания льдин становились мягкими, воздух наполнился синевой. Вдруг мы заметили, как со стамухи, застрявшей метрах в трехстах от берега, отделился белый кусок, пролетел в воздухе и бесшумно опустился на лед. Мы догадались, что это медведь. Неужели, подумали мы, медведь с такого расстояния, находясь с подветренной стороны, учуял запах? Это заинтересовало нас, и мы побежали ловить собак.
Когда-то робкие, прятавшиеся от медведей псы теперь подросли, окрепли и полюбили гонять зверей. Они могли часами выть, вертеться вокруг них и, если при этом удавалось куснуть медведя за «штаны», еще больше шалели. Они лучше всякой сторожевой сирены предупреждали нас о появлении зверей, но порой надоедали ошалелым лаем и мешали встрече с медведем.
Ласково подманив Белого сахаром, я сгреб его в охапку, кто-то взял на руки Ведьму. Белый все понял, глаза его загорелись, он вырывался и, разозлившись, куснул меня, но мы все-таки заперли собак в угольник. Сами же, чтобы ничем не мешать появлению медведя, полезли на крышу. Оттуда отлично было наблюдать.
И вскоре он появился. Медведь одолел льды и вышел на берег острова. Он шел словно по разработанному заранее плану. Оказавшись с подветренной от туши моржа стороны, зверь сделал почти километровый полукруг, пока не отыскал нужного направления. Наткнувшись на запах, медведь сразу преобразился и пошел к моржу так, будто его увидел. Запах вел его, как невидимая нить. Чем ближе он подходил к туше моржа, тем становился нетерпеливее, шаг его убыстрялся, а последние метры он преодолел в три прыжка. Он потрогал лапой моржа, рванул зубами, а потом погрузился во внутренности с головой, став сразу похожим на доисторическое доледниковое существо, какими и были его предки.
То, что произошло на наших глазах, было поразительным. Значит, медведь чувствует запахи, даже когда ветер относит их. И знает, что для того, чтобы найти добычу, надо зайти со стороны ветра. Да, что был прекрасный охотник. Но в тот день не меньше поразил нас и наш повар. Обычно побаивавшийся медведей, он вышел на крыльцо, увидел зверя, чертыхнулся и, не подозревая, что мы сидим на крыше и все видим, в одиночку, с ракетницей в руке направился к медведю. Он подошел к нему шагов на пять. Медведь, подняв страшную, окровавленную морду, рявкнул, повар выстрелил из ракетницы, зеленый огонь пролетел над головой зверя, тот присел и, воровато озираясь, побежал. Повар взял таз с печенкой и, насвистывая, как ни в чем не бывало двинулся домой.
Этот двадцать первый медведь жил у нас долго. Туша моржа теперь лежала у собачьих будок, рядом с домом, и медведь за день навещал нас не раз. Он уходил недалеко, ложился на виду станции и лежал спокойно, дожидаясь, пока собаки не устанут на него лаять. Собаки уходили, а медведь все продолжал лежать. Но едва на станции наступала тишина, все ложились спать или садились обедать, медведь приходил поесть. Вновь принимались истошно выть собаки, все вставали из-за стола. Повар стал возмущаться, негодовать и решил проучить зверя.
Из толстенного манильского каната повар соорудил петлю, повесил на двух лыжах над приманкой. Медведь, пробираясь к мясу, переступал петлю, повар выбегал, дергал сильно за канат, петля затягивалась вокруг брюха медведя, повар уходил, наказание совершалось само собой. Медведь прыгал, рвался, пытался искусать собак. Когда он выдыхался и ложился отдыхать, петля ослабевала, медведь спокойно выбирался из нее и уходил. Мы думали, что медведь не вернется, но он приходил снова и снова попадался в петлю. В последний раз повар все же отлупил его палкой...
Медведь уходил, и я пошел проводить зверя. Наступала настоящая зима, падал снежок. Медведь, покачиваясь из стороны в сторону, шел морской походкой вдоль берега. Вот он обернулся ко мне, посмотрел, словно спрашивая: а может, и не стоит расставаться? Я погрозил ему ракетницей (не хотелось приваживать его на темное время, уже началась полярная ночь), и зверь опять зашагал вперед. Потом он прыгнул в воду и долго плыл. С ледника хорошо было видно, как он лениво греб передними лапами, а задние поджал в коленях — белые ступни всплыли сзади, как две подушки. Нерпы кружили возле. Они всплывали впереди медведя, устремлялись ему навстречу, а потом исчезали в воде, всплывая сзади или сбоку. Медведь словно и не видел их, плыл себе. Потом, ловко подтянувшись, он выбрался на ледяной берег. Повалялся на снегу, переворачиваясь с боку на бок, прыгнул на льдину, с нее перешел на другую и пошел, пошел в океан.
