Моя маленькая Ведьма (СИ) - Андрей Арсланович Мансуров
Он не возражал, хотя и понимал, что именно это имя дано неспроста: так звалась древняя колдунья, позже убившая своих родителей — чтоб не мешали ей колдовать!
Знаменитая легенда. А если намёки Председателя и смутные опасения самого Марвина окажутся верны, очень даже может случиться так, что легенда снова повторится.
Дети со сверхспособностями капризны. Своенравны. Не признают контроля над собой. Инстинктивно противятся любым попыткам надавить на них. И очень тонко чуют фальшь, и страх окружающих. А уж позволить управлять собой!..
Пока же Марвин проводил медсестру с ребёнком к доку Мэсси на осмотр. Сам доктор уже не ходил по Убежищу, но оставался самым опытным и трезвомыслящим микропедиатром.
— Привет Марвин. Ну, кто тут у нас… Ага, очередной молодой мутант… Пардон: мутанточка… — доктор пошелестел убираемыми пелёнками и удовлетворённо крякнул, — Ну-ка, взглянем, взглянем… Тэк-с… пуповина нормальная. Глазёнки… Пока плавают. Всё правильно. Животик… Неплохо, Марвин. Сколько она там — три триста?
— Три четыреста.
— Неплохо, неплохо… Ну, и чего мы ждём? — это — к медсестре, — заворачиваем обратно, и несём к мамаше. Молоко уже есть?
— Нет ещё, доктор.
— Э-э, ничего. Это тоже нормально. На третий день должно появиться. А пока — соску ей в зубы. Вернее — в дёсны. В-смысле, со стандартной смесью. Всё, несите.
Когда дверь за сестрой закрылась, Марвин вытащил из-под стола второй табурет, и сел. Док воздел очи к потолку, и пожевал усы. Что само по себе сказало Марвину о многом. Так док делал только в серьёзных случаях. Нависшую тишину пришлось нарушить Марвину:
— Что, док? Настолько серьёзно?
— Да. Серьёзней некуда. Я чую. (Да и ты наверняка чуешь!) Напор. Собственно, мыслей как таковых пока нет, поскольку нет словарного запаса, чтоб эти мысли сформулировать и выразить. Но эмоциональный фон — будь здоров! Голод, ощущение холода после комфортного "гнезда", (когда я её развернул) желание снова попасть куда-нибудь в защищённое место… Похоже, твоя чёртова теория скрещивания мутагенов сработала.
Поздравляю. Эта коза тебя за пояс заткнёт!
Марвин почуял, как по спине потекли струйки холодного пота.
— Марвин! Она абсолютно меня не слушается! И кусается! — Рона не скрывала слёз, но и не рыдала в голос — влажные дорожки на щеках уже просто не высыхали.
— Ладно. Я… Попробую её уговорить не кусаться. — Марвин взял прилично потяжелевшее за последнее время тельце на руки. Почему-то он ощущал необыкновенную близость с крохой, и знал, как ту правильно взять. И как — разместить на своей немаленькой груди, чтоб девочке было комфортно.
Впрочем — почему — "почему-то"?! Как раз — потому.
Что чуял её мысли. И эмоции. Да и "словарный запас" у малышки уже появился — "мама", "дай", "ням-ням!". И, конечно — "пи-пи!"
Нося Миерну туда-сюда по крошечному пространству комнаты, Марвин наслаждался: от довольной Миерны буквально исходили волны блаженства и спокойствия. Но это не мешало ему думать, что через пару месяцев нужно всё-таки отнять малышку от груди. И тогда Рона снова сможет забеременеть. По идее. А ещё он думал, что если у Роны будет второй, это наверняка будет мальчик.
Который превзойдёт и Марвина и Миерну.
Так что придётся выждать, когда пройдёт хотя бы пара лет — тогда снова родится девочка! Он всё ещё полагал, что с девочкой ему будет легче. Однако крошечный червячок сомнений в потаённом уголке подсознания вопил не переставая: "Самоуверенный баран! Не будет тебе легче! Малышка уже сейчас проявляет свой крутой нрав! Её — не "проконтролируешь!"
Но пока Марвин велел голоску банального страха заткнуться, и ему доставляло удовольствие "выплёскивать" на крошечное существо в его больших тёплых ладонях ту приязнь, ту нежность и любовь, которые он к ней ощущал.
А хороша она у него!
Огромные тёмно-синие глазищи в поллица, пухленькие розовые щёчки, крошечный ротик — уже с девятью зубками-рисинками! Лапочка, да и только!
Он поймал себя на том, что умильно бормочет вслух:
— Ах ты моё солнышко! Ну, лежи, лежи! — Миерна и правда, вольготно распласталась, прижавшись к его тёплой груди. — Малышка Миерна сейчас будет спаточки! Вот, сейчас-сейчас. А папа споёт ей колыбельную!..
Колыбельных Марвин знал всего две. Но как правило Миерна успевала заснуть до того, как он заканчивал второй куплет второй песенки.
Когда он "упражнялся в вокале", Рона обычно не могла сдержать гримасы: Марвин видел, что ей с одной стороны — не нравится, как он поёт, а с другой — она ревнует и сердится. Что на руках Марвина девочка ощущает себя комфортно и спокойно.
— Осторожно. Накрой её полотенцем, — он бережно уложил малышку в детскую кровать, стоявшую теперь тут же, в углу комнаты Роны. Рона уже подошла с полотенцем в руках. Накрыла аккуратно. Губы кусала молча. Марвин и сам видел, что не всё в порядке. И женщина обеспокоена, если не сказать сильней. Но она в последние недели научилась, если не ставить блок, то сильно мешать Марвину видеть свои мысли и чувства. Но, разумеется, самые сильные скрыть ей не удавалось. Марвин спросил:
— Что на этот раз?
— На этот раз разозлилась на то, что я сказала, что — хватит. В-смысле, сосать. Она, кажется, уже должна была наесться… Ну, я и подумала, что… Она ударила меня сюда. — женщина показала виски, — Было так больно! И ещё я чуяла её мысли: "Ах, тебе молока для меня жалко! Ну так — вот же тебе!" А мне было не жалко. Просто док сказал, что перекармливать нельзя: будет толстенькая, и когда начнёт ходить, ножки начнут портиться, и выгнутся колесом! Мы же не хотим кривоножку?
Марвин походил из угла в угол. Покивал, хмуря брови. Сказал:
— Я разделяю твои невысказанные опасения, — он постучал пальцем себе по виску, — Но тут — даже я бессилен. Если я попробую что-то ей внушить — будет только хуже. Девочка очень… Чует, когда ей пытаются что-то навязать. Ну, собственно, она чуяла это даже когда слов ещё не знала — телепатка же! Считывает эмоции и тайные намерения…
Плохо.
— Да уж куда хуже! Она теперь пачкает пелёнки куда чаще, чем и правда — хочет пи-пи. Думаю, тоже — в знак протеста! Понимает же, что мне неприятно, когда воняет! — о патологической
