Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1987 год
Между тем вулканическая бомбардировка продолжалась. Похоже, затишья не предвиделось. Извержение как бы достигло «крейсерской скорости», и этот ритм не оставлял никакой надежды.
Мозг продолжал дисциплинированно фиксировать цифры. Когда мне удалось стереть с циферблата глину, часы показывали 10.35. Каждую минуту в поле зрения падали один-два громадных обломка и тридцать-сорок кусков, которые я квалифицировал как крупные (дождь мелких осколков не в счет). Из кратера на высоту двадцать—двадцать пять метров с ревом вырвалась колонна пара диаметром десять-пятнадцать метров, начиненная камнями. Ежеминутно меня ударяли пять-шесть камешков...
Потом я задал себе вопрос: а почему, собственно, ты лежишь спиной к кратеру, хотя именно там происходит самое интересное? Самоанализ в подобных обстоятельствах может показаться странным, почти смешным... Пришлось признаться, что вид четырех товарищей, сбившихся в кучу в двадцати метрах по соседству, действовал ободряюще, подтверждая справедливость истины о том, что на миру и смерть красна. Зрелище буйства природы всегда подавляет своей мощью, на фоне разгула стихий наше существование обретает истинный масштаб, становится до крайности хрупким.
Камень стукнул меня в колено, и я дернулся от боли... Как ни странно, это был первый ощутимый удар за четыре минуты. Все предыдущие оказались не сильнее тех, что я научился «ловить», занимаясь в юности боксом. Я согнул и разогнул ногу. Действует. Пощупал колено сквозь корку грязи, облепившей комбинезон: больно, но перелома, похоже, нет.
Но откуда взялась такая безучастность? Прежде я не замечал ее за собой. Мне доводилось бывать на волосок от гибели — в горах, на фронте, в подполье, во время подводных погружений, при исследовании пещер, на вулканах — короче, чаще, чем выпадает среднестатистическому человеку, и никогда в минуты опасности я не испытывал паники. До или после — бывало, но в решительный момент — никогда. Почти всегда, правда, события разворачивались быстро, и я мог в той или иной степени контролировать положение. Здесь же, на Суфриере, я оказался обреченным на полную пассивность, нескончаемое ожидание развязки...
Взглянул на часы: 10.43. Камнепад продолжается уже более восьми минут.
Извержение между тем было преинтереснейшее! Обидно, что не придется поведать об увиденном коллегам, особенно моим друзьям — итальянцам Джордже Маринелли и Франко Бербери. Они по достоинству оценили бы рассказ. Взрыв — явление, при котором интенсивность процесса достигает пика за доли секунды. Здесь же все протекало иначе: на протяжении двух минут мощность нарастала и, достигнув максимума, не падала до нуля, как после взрыва, а держалась на предельном уровне... целую вечность!
Спохватившись, я сообразил, что, пока занимался анализом, ничего ужасного не случилось. Я по-прежнему лежал в нелепой позе, но живой! Четверо спутников тоже подавали недвусмысленные признаки жизни. Каким-то чудом никто не был ранен...
Почти тут же увесистый камень стукнул меня в правый бок. Удар получился сильный, сильнее прежних, но, как и раньше, особой боли я не ощутил. Достаточно было камню оказаться на десяток килограммов тяжелее — и все, точка. Перед взором опять возникли лица близких. Как все-таки омерзительно служить живой мишенью...
10.45. Десять минут истекли с того момента, как я взглянул на часы, одиннадцать-двенадцать с начала извержения. Сколько еще продлится этот безжалостный обстрел? Неведомо. Пока все пятеро, насколько я мог судить, целы.
В правом боку, куда пришелся последний удар, стало тепло... А, черт, кровь! Сколько раз приходилось читать: «Кровь вытекала теплой струйкой...» Я явственно представил, как густая красная жидкость пропитывает белье, затем комбинезон. Рана, очевидно, была глубокой, потому что тепло расползалось все шире. «Если так будет продолжаться, ты истечешь кровью!»
Звонкий щелчок по шлему оторвал меня от похоронных мыслей. Ничего, обошлось. Я проорал что-то остальным, сейчас уже не помню что, какой-то вопрос Легерну... Переговариваться было очень тяжело, голоса тонули в вулканической «симфонии» — густом реве пара, вырывавшегося из жерла, вое летящих глыб, свисте более мелких снарядов, издававших шлепки при падении в грязь и шрапнельный треск при попадании на камни.
Кровь, должно быть, продолжала сочиться, потому что теперь стало жечь в бедре. Однако сознание оставалось ясным, в голове не мутилось. Обидно все же для вулканолога, побывавшего в стольких передрягах, гибнуть под вулканической бомбардировкой. Особенно обидно после того, как он заявил, что Суфриер никому не угрожает! Конечно, последнее утверждение относилось к местным жителям, а не к тем, кто безрассудно надумает отправиться к самому жерлу...
Подняться к кратеру, как я уже говорил, было необходимо, чтобы уяснить себе ход развития нынешней фазы, а главное, убедиться, правда ли, как утверждали профессора Брусе и Аллегр, что среди извергнутых продуктов есть свежая магма. Это означало бы, что магматический расплав поднялся совсем близко к поверхности и, следовательно, угроза вылета палящей тучи становилась реальной.
На вершине я не заметил особых перемен по сравнению с картиной, запомнившейся по предыдущим визитам к кратеру. Разве что прибавилось вулканической пыли на низких кустарниках с широкими толстыми листьями. Осмотр крупных глыб и мелкой россыпи не оставил ни малейших сомнений: все без исключения камни представляли собой древнюю породу! Ни одного, буквально ни единого кусочка свежезастывшей лавы. Быстро осмотрев сотню образцов, я не заметил в них ни малейших следов «свежего вулканического стекла», об изобилии которого сообщали профессора (заключение основывалось на лабораторных анализах проб вулканического пепла). Увиденное еще более укрепило меня в первоначальном убеждении: вблизи от поверхности нет свежей магмы, а значит, нет и риска вылета палящей тучи.
Итак, жителям острова опасность не угрожала. Между тем обстановка на вершине вулкане оставалась неясной, происходившего в кратере мы не могли видеть, поэтому самым разумным было бы немедленно уйти. Но, видя, как устал профессор Аллегр, я не мог отдать такое распоряжение — оно походило бы на мелкую месть. Поэтому я проявил слабость, дав ему посидеть и прийти в себя...
...Истекли уже одиннадцать минут с тех пор, как я взглянул на часы. Каждая тянулась нескончаемо долго. Объективно говоря, шансов на спасение не прибавилось, но неизбывная человеческая надежда, в которой и проявляется воля к жизни, вновь зашевелилась где-то в глубине сознания. Иначе вряд ли я сказал бы себе с невесть откуда взявшимся облегчением: «Половина миновала!» То не была попытка отвести рок. Просто я полагал, что нынешнее извержение должно быть аналогично двум предыдущим, июльским, а они продолжались по двадцать минут каждое.
Наблюдая за ходом процесса, я уже не сомневался, что это фреатическое извержение. Оно возникает вследствии избыточного давления, порожденного нагревом грунтовых вод. Пар накапливается, затем взламывает «крышку» и вырывается под огромным давлением в атмосферу.
Суфриер, как и большинство вулканов, образующих островные дуги — Малые Антильские острова, Курилы, Филиппины, Индонезию, всех не перечесть,— питают главным образом вязкие андезитовые магмы. Они способны иногда порождать палящие тучи — адскую смесь из раскаленных газов и мельчайших частиц огненной лавы, образующихся в результате взрыва газов. Можно понять страх, охватывающий жителей Антильских островов при одной мысли, что может повториться катастрофа, постигшая в 1902 году город Сен-Пьер на Мартинике, когда за несколько минут погибло 28 тысяч человек. По моим оценкам, жителям Гваделупы ничего не угрожало еще много лет.
Не увидел я и близких признаков вулканического катаклизма другого типа. Всем взрывам обязательно предшествует более или менее долгий период умеренной деятельности. Так, на Мартинике первый небольшой взрыв произошел в феврале 1902 года, а гибельная палящая туча вылетела 8 мая. Взрыв Кракатау, унесший 26 августа 1883 года 36 тысяч жизней, стал кульминацией извержения, начавшегося тремя месяцами раньше. Самый колоссальный вулканический взрыв нынешнего века случился 30 марта 1956 года на Камчатке, когда взлетел на воздух вулкан Безымянный... после четырех месяцев активности. Замечу попутно, что, если бы катаклизм подобной мощи произошел не в безлюдном районе, а где-нибудь в Японии, Калифорнии, Индонезии или Средиземноморье, количество жертв исчислялось бы сотнями тысяч, а то и миллионами.
Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался. Какое-то атавистическое чувство не позволяло принять тишину за чистую монету, заставляя считать ее очередной уловкой коварного вулкана, паузой перед следующим приступом. Хотя мне бы полагалось знать характер фреатических извержений: они прекращаются, когда давление пара опускается ниже определенного «порога». Но поди догадайся, что происходит в чреве вулкана! Механизм извержений выглядит просто лишь на бумаге. В любой миг могло произойти что-нибудь неожиданное — процесс мог захватить, например, новый водяной «карман». Быстрей отсюда!
