Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1972 год
Люди имели с ней дело издавна. Она вставала в грозной своей прямоте перед поморами, зимовавшими на Груманте, перед моряками «Фрама» и «Святого Фоки», перед исследователями Арктики и Антарктики. С ней сталкивались — и сталкиваются — работники высокогорных метеостанций, геологи, экипажи подводных лодок — все те, кто обязан исполнять свой долг в отрыве от усредненного мира.
А предметом научного изучения совместимость стала всего с десяток лет назад. И понятен энтузиазм моих друзей-психологов, провожавших меня на «Ра»: восемь человек, папирусное судно и океан — вот это эксперимент!
Словно по заказу тех же психологов, обстоятельства позаботились о том, чтобы эксперимент дополнительно усложнился. Не просто семеро (Одно место на «Ра-1» так и осталось свободным. Экипаж «Ра-2» состоял из восьми человек: был приглашен японский кинооператор Кей Охара. А вместо Абдуллы Джибрина плыл марокканец Мадани Айт Охани, химик по специальности, занимавшийся проблемой загрязненности океана. — Ю. С.) , а семеро, оказавшихся вместе случайно. Попробую это объяснить и доказать.
В республике Чад строится пробная папирусная лодка. Мастерят ее два брата, африканцы племени будума, Омар и Муса. Братья не говорят ни на одном из европейских языков, и потому общаться с ними Хейердалу затруднительно, а тут же вьется их соплеменник, безработный плотник, он говорит по-французски, и когда мастерам пора ехать в Египет, Хейердал приглашает не двоих, а троих. Ни о каком плавании для плотника речи нет, плыть с нами должен Омар — «прораб», но вскоре выясняется, что Омар болен, и веселый смышленый переводчик занимает его место. Так в экипаже «Ра-1» появляется Абдулла Джибрин.
Строительство «Ра» продолжается: среди многих добровольцев-помощников на стапеле трудится египтянин Жорж Сориал, приятель приятеля Тура Бруно Вайлати. «Приятель приятеля» — да, точнее их отношения с Туром не определишь. Жорж мечется на «джипе» по Каиру, достает канаты, организует закупку хлеба, следит за изготовлением паруса. Он разрывается между министерством туризма, поставщиками, институтами, строительной площадкой — и делает все это совершенно бескорыстно, для него подготовка «Ра» в дорогу — уже приключение. И вот настает вечер после особенно хлопотного дня, а назавтра ожидается день не менее сложный, и вдруг Тур говорит Сериалу.
— Шел бы ты отдохнуть. Я не хочу, чтобы участник экспедиции переутомлялся.
Жорж изумленно разевает рот — и подписывает контракт.
С Сантъяго еще неожиданней. Тур знал, что в Мексике есть такой ученый, однако членом экипажа он не являлся, пока в его квартире не раздался телефонный звонок: «Послезавтра жду в Касабланке». Оказалось, что Сантъяго, сам того не зная, был дублером Района Браво, подводника, фотографа и кинооператора, и надо же случиться: Рамон Браво чуть не накануне отплытия лег на тяжелую операцию.
Уже упомянутый Бруно Вайлати тоже должен был плыть с нами; Вайлати, кинопродюсер, оператор и ныряльщик, был одним из первых, с кем Тур договорился об участии в экспедиции. Но Вайлати не отпускали дела, и тогда он порекомендовал вместо себя известного журналиста и еще более известного альпиниста Карло Маури. Так что и Карло пришел «по замене».
Вплоть до последних дней Тур, можно сказать, не знал, кто с ним поплывет. Ситуация, казалось бы, немыслимая в практике подготовки подобных мероприятий!
Но Тур нисколько этим не смущался. И не скрывал, что такой разгул случайностей как раз удачно служит его планам.
Он ведь поставил себе задачей исходить не из лабораторных, а из житейских обстоятельств. И сознательно не желал ничего искусственно организовывать и предвосхищать.
Он пошел еще дальше. Решил собрать на борту «Ра» представителей различных рас, приверженцев различных, очень несходных мировоззрений и продемонстрировать таким образом, что людям на земном шаре, если они зададутся общей, одинаково важной для всех целью, вполне можно конструктивно договориться по любому вопросу.
Наши первые дни в Каире и особенно в Сафи сложились так, что каждым часом, каждой секундой своей, казалось, убедительно подтверждали Турову правоту.
Все семеро договорились моментально; потаскали связки папируса, посвязывали канаты и собрались в гостинице поужинать как следует, выпили водки, закусили икрой — и вот уже нам чудилось, что мы знакомы давным-давно, что ни на одном судне за всю историю мореплавании не было такого дружного, жизнерадостного экипажа.
И, конечно, мы ошибались, думая, что знакомство состоялось. Напротив, оно едва начиналось, нам еще предстояло выяснить, что же нас объединяет, а пока что нас объединяла, во-первых, радость по поводу того, что участвуем в увлекательнейшем путешествии, и, во-вторых, сам Тур.
Хейердал и формально был нашим общим руководителем, шефом, командиром и капитаном. Но, кроме того, от него к каждому тянулись самые разнообразные нити. Норман видел его однажды на Таити, а Сантьяго в Москве. Для Карло он был авторитетным ученым.
Абдулла на Тура чуть не молился: сколько чудес он, Абдулла, увидит, он поплывет по морю, которое, оказывается, все соленое, и посмотрит на китов, немножко похожих на бегемотов, и будет богатым, уважаемым, и все это благодаря Туру, благодаря его странной идее покататься по океану, как по озеру Чад!
Жорж, много слышавший о Туре от Бруно Вайлати, страшно гордился тем, что нежданно-негаданно стал членом экипажа «Ра». Но не ронял собственного достоинства и при случае старался показать «этому норвежцу», что и египтяне не лыком шиты. Лез в огонь и воду, без устали нырял, таскал, привязывал, грузил — и косил глазом в сторону Тура, и расцветал от его похвалы.
Я тоже был очарован Туром.
Мне казалось непостижимым, что работаю рядом с человеком, чей бальсовый плотик многие годы стоял в моем сознании на гребне гигантской, похожей на перевернутую запятую волны. Человек с книжных обложек, с газетных полос сеньор Кон-Тики, мистер Аку-Аку — он топал босиком по палубе полуготового «Ра», возился с ящиками, мешками и пакетами, поглядывал, иронически хмыкал, скрывался в свой сарайчик постучать на машинке. Ощущение нереальности происходящего не покидало меня.
Общую атмосферу, царившую в наших отношениях, можно было назвать фестивальной.
Наше «ты», на которое мы сразу легко перешли, было экзальтированно подчеркнутое: мы уставали, были грязны, обливались потом — и все равно чувствовали себя как на празднике, где каждый старается показать себя с наилучшей стороны.
Забавно сейчас прочесть запись, сделанную мной 27 мая 1969 года, на второй день плавания на «Ра-1»:
«...Тур очень сдержан, спокоен внешне. Но видно — очень устал. Несмотря на это, вахту распределил так: 20.00—22.00 — Абдулла; 22.00 — 24.00 — Карло; 00.00 — 02.00 — Юрий; 02.00 — 04.00 — Жорж; 04.00 — 07.00 — Тур.
Постараюсь его обмануть, подниму Сориала в три, пусть стоит до пяти».
То есть Тур в связи с болезнью Сантьяго и Нормана взял себе лишний час вахты, а я намеревался с помощью нехитрой уловки этот час у него отобрать. Желание похвальное, но с какой невероятной серьезностью я его обдумывал, как торжественно записывал о нем в дневник! Определенно я весьма себе нравился в эти минуты. Я видел себя со стороны: врач из Москвы с первых же суток своего пребывания на борту «Ра» повел себя самоотверженно и деликатно, продемонстрировав, что...
Стоп, достаточно. Спустя две-три недели врач из Москвы нахально опаздывал принять у того же Тура вахту, он распустился до того, что сетовал:
«...Туру легче, он выбирает себе для дежурства утренние часы, когда светает и можно свободно писать, а я, бедный, мучаюсь при свете керосиновой лампы».
Что делать, житейские наши слабости понемногу овладевали нами, из святых мы снова превращались в обыкновенных...
Начальные страницы моего дневника сплошь в восклицательных знаках: тот хороший парень, и этот отличный парень, и пациенты мои выздоравливают, и мы с Жоржем завтра начнем заниматься русским языком, и если Норман на меня накричал, так я сам виноват, что не владею морской терминологией, Абдуллу же необходимо просто немедленно рекомендовать к приему в Университет имени Лумумбы.
Видимо, похожие чувства испытывали и мои товарищи.
Мы еще не успели распрощаться с портом Сафи, а Жорж Сориал (смотри о нем в дневнике: «Умница! Забавник! Весельчак! Балагур! Полиглот!») уже предложил мне будущим летом отправиться с ним вместе в такое же плавание, тоже на лодке из папируса, но меньших размеров.
Я спросил его: «Зачем?» — «Просто так, ведь я бродяга». Глаза его блестели, настроение было безоблачным, доверие ко мне — безграничным. Обстановка, сложившаяся на корабле, устраивала его как нельзя более.
Однако очень скоро выяснилось, что на «Ра» не только тянут шкоты, но и моют посуду.
