Сука или Враг по крови - Алексей Леонидович Курилко
Они:
- Блядзи, вы ещё здеся?
Мы:
- Вынюхали, шакалы? Слыхали, скоко мы ваших уделали?
Они:
- А с нами остаться бздите?
Мы:
- Мыльте жопы, мы скоро вернёмся!
Они:
- Не торопитесь, мужики должны успеть вам могилы вырыть!
Мы:
- Пусть роют, в них и ляжете!
Они:
- А пыль глотать не устанете, суки?
Мы:
- А вы землю жрать?
Они. Мы. Они, мы… Мы, они…
Возвращается старшой, мы поднимаемся, становимся в строй, но крики ни с той, ни с нашей стороны не утихают…
- Не умывайтесь пока, мы вас кровью умоем!
- А вы чтоб жили членососами!
- Чтоб вы срали колючей проволкой!
- Чтоб вы всю жизнь быков доили!
- Чтоб вы дерьмо без соли кушали!
Нас уводили в Червонец, а оттуда мы должны были отправиться в Девятку…
…
Около двух лет путешествовали мы по лагерям. Широка страна моя родная… Много в ней колоний, лагерей…
С каждым днём мы всё больше зверели… Оставляя за собой горы трупов… Своих и чужих…
Мы привыкли к запаху крови… Своей и чужой…
Мы зверели до такой степени, что часто бросались друг на друга. И убивали друг друга…
Мы забыли для чего мы живём… мы привыкли, что мы живём для убийства… мы забыли, что начали убивать, чтобы остаться в живых…
Господь, если он был, для нас уже умер… И мы для Него умерли навеки вечные…
Мы стали тем, за кого нас держали – бешенными суками! А ведь среди нас такие люди были…
Мы убили в себе всё человеческое…
Затем нас отозвали обратно.
За это время Прохоров ничуть не изменился. Только, может, стал выглядеть несколько уставшим. Встретил меня, как старого доброго знакомца.
- Вы молодцы. Не всё, правда, шло гладко, так сказать… Но в общем и в целом… Ты чего?
- Ничего. Жду дальнейших указаний.
- Да перестань! Ну что ты в самом деле, а? Давай поговорим, так сказать, по-человечески…
- А вы умеете?
Было заметно, что Прохорова задели мои слова, но он постарался не подать виду.
- Ну хорошо, – сказал подполковник. – Тогда по делу. Гастролей больше не будет. Теперь, наоборот, воров – самых отъявленных – со всех лагерей начнут этапировать небольшими группами в особый лагерь, где их уже будут ждать ваши. Но ты ещё какое-то время понадобишься мне тут. Доберёшь подходящих людей. Займёте новый барак… Задача проста. Чем меньше воров и подобного им отребья взойдёт на пароход, покидающий материк, тем лучше… А то, понимаешь, режут вашего брата. Беспощадно режут. Ценные кадры уничтожаются сотнями, да… Странно всё-таки… Вы в войну уцелели, такой ад прошли, а с какими-то босяками справиться не можете. Просто удивительно. Мы оказываем вам помощь, создаём все условия… А ворьё окончательно не уничтожено! Блатари, правда, хитрые, в свои ряды принимают теперь легче и быстрее… И ведь находятся те, кто становятся блатными… Но и сук стало больше, из бывших воров перебегают… Какой-то нескончаемый поток, так сказать… Почему не прекращается эта резня окончательным упразднением той, отжившей уже, системы… И у вас потери большие, и у Пивоварова… И тут и там, и везде… Не можете справиться, значит? Или что? Позавчера в Ванинском порту двенадцать сук уделали.
Я вяло развёл руками:
- Блатных поддерживают, гражданин начальник. Многие зэки на их стороне.
- Но почему?! Не понимаю!
- Одни боятся их закона, другие жалеют их…
- Кого?! – Прохоров был поражён. – Ведь вы… То есть они всё время паразитировали на остальных… За людей не держали. Например, каждый должен был треть передачи отдавать блатным.
- Это справедливо, – говорю. – Блатному ведь передачи не шлют, некому о нём позаботиться.
- Но ведь их все ненавидели. Они не работали, всех притесняли, вели себя как какие-то… аристократы! Я же знаю настроения основного контингента. Их всегда все ненавидели!
- Нас ненавидят ещё сильней.
- За что?
Я пожал плечами:
- Из-за вас, наверно…
Прохоров тоже пожал плечами и ещё изобразил на лице что-то вроде «ни черта я с вами понять не могу». Затем произнёс:
- Ничего-ничего, мы им ещё покажем. Ты, главное, людей подбери надёжных, стойких…
- И оловянных.
- Что?
- Ничего. Мне всё ясно. Сделаем.
- Без огонька, без энтузиазма как-то… А зря… В твоё дело внесена особая благодарность. А также отмечено примерное поведение и высокая трудовая дисциплина. Так что свобода близко.
- Она всегда близко… – я вздохнул. – Рукой подать.
- Я говорю о досрочном освобождении. Чёрт, ты рад хоть?