Это не орлы – это чайки - Артем Каренович Галустов
— Иди, я догоню.
Опять проезжал поезд. Митя и девчонка посмотрели друг на друга. И снова отвернули взгляд. На мгновение быстро забилось сердце и так же резко успокоилось.
***
Всю ночь жужжала муха в сенях. Не давала жителям дома спать. Она оказалась запертой между закрытой дверью на улицу и ажурной сеткой на кухню, которая закрывала весь дверной проем от всякой мошкары. Она кружила над белой лайкой. Коврик для собаки расположили прямо у шкафа с пыльными банками. Она спала на спине, свесив смешно лапы перед собой.
Муха всё же просочилась через сетку и села на подоконник у белой занавески. Это было свежее, прохладное, летнее утро. Лучи солнца ещё не заглянули в окно, но стоило им появиться, как день накалялся. Вплотную к окну стоял квадратный стол, он занимал много место в узкой кухне. За ним сидел хозяин дома со своим другом собутыльником, они уже отчекрыжили новую бутылку.
Через кухню можно было попасть в две комнаты. В одной жили родители, а в другой — их дочки. Старшую звали Алена, она, уже надев серую юбку и белую сорочку, носилась вокруг стола. Её отец неразборчиво орал на неё. То хлеба подай, то стаканы дай поприличнее, то яичницу сваргань. Алена выполняла все его указы. Иначе себя повести она не могла: отец, пристрастившись к водке, ввёл себя крайне агрессивно. Не просыхал он уже который год, и в последнее время он начал распускать руки. Сначала стала получать мать, а не так давно и Алена. Синяк ещё еле заметен на её скуле. Не попадало только самой младшей в семье — Настене. Настена копошилась в их с сестрой комнате, одевалась в школьную форму, Алена бегала по кухне туда-сюда, заглядывая и подгоняя сестру. Она должна отвезти её в школу, а сама потом побежать на работу. В тот день эта задача лежала на ней, так как её мама сутки работала в больнице.
Алена ставила на стол закуски. Наконец, она не выдержала, вошла в комнату, взяла её портфель и схватила за руку. Они обе перешагнули через спящую собаку в сенях. Та, будто всё это время притворявшись спящей, вскочила на ноги и выбежала из дома к девочкам. Выйдя наружу, они почувствовали нежную прохладу, которая обхватывала всё тело, а солнечные лучи слегка согревали. Дома стояли на холмистой местности. Земля бугорками спускалась к речке. К ветхим, разбитым помостам из загнившего дерева. На этих буграх пробивался вереск.
Сёстры шли по проторенной дорожке мимо заборов разных цветов. За ними лаяли собаки, учуяв Ласку. Выйдя из станицы, они пошли по просеке, которая пронизывала перелески у реки. В одном из них они остановились, чтобы Алена получше заправила Настену и доделала ей прическу.
— Ты учебники все собрала?
— Да, все.
— Смотри, а то на каникулы не отпустят. Он у тебя такой тяжёлый, ты в четвертом классе, а рюкзак поднять невозможно.
— Не придумывай, всё меня отпустят.
— Они тебя будут доставать, если все учебники в библиотеку не сдашь.
— Я всё взяла.
— Черт! — вдруг воскликнула Алена, посмотрев на верхушки деревьев.
— Что?
— Я свою тетрадь дома забыла.
— А ещё что-то мне говоришь. — довольно сказала Настена, высвободилась из рук сестры, подняла свой рюкзак и вытащила тетрадь. — Я всё взяла.
— О, спасибо, я бы уже не стала возвращаться из-за неё.
Это была тетрадка, в которую Алена записывала свои стихи. Они пошли дальше вдоль берега. Корни деревьев вылезали из займища и тянулись к воде. Косы берёз еле колыхались на ветру, касаясь реки.
— Ты всё лето будешь работать в магазине?
— Что там лето, быть может, не одно лето.
— Везёт тебе. — Алена посмотрела на неё. Настёна шла с опущенной головой.
— Что это я слышу? Школьница не рада летним каникулам. Для меня была трагедия, когда они заканчивались.
— Я не хочу быть дома. Мне плохо дома. — в её голосе Алена слышала просьбу о помощи. Сестра её этим самым что-то упрашивала.
— Я понимаю, — тяжело вздохнула Алёна, — но ничего не поделаешь. — Алена не знала, что ей на это сказать, так как мать запретила ей разговаривать с сестрой о домашних проблемах.
— Я ненавижу этот дом. — воскликнула сестра, дёрнув её руку. — Всё ненавижу.
— Ну не говори так.
— Это правда. Я ненавижу отца.
— Эй! — крикнула Алена. Она не боялась того, что Настя так думает, она опасалась, что сестра станет это отношение выпячивать наружу. — Нельзя так говорить про отца! Ты что?
— Но он ударил тебя! — протестовала мелкая, сгибая слегка коленки и подпрыгивая. — И маму он тоже бил.
— Знаю, но мы с тобой не можем лезть в их отношения. Родители есть родители. Я получила, потому что встала между ними. Так что будь умнее.
— Зачем он живет тогда с нами? Зачем приходит? Он же где-то остаётся?
— Ну а где ему жить? Это его дом.
— Ну он же где-то иногда остаётся? У своей женщины. — у Алёны вытаращились глаза, и она снова впала в ступор.
— А это ты откуда знаешь?
— Я случайно подслушала твой разговор с мамой. — виновато сказала Настёна.
— Обалдеть! Ну ты даёшь. Не говори ей об этом, пожалуйста. Поняла? — Настена в ответ угукнула.
Из перелесков они вышли на песчаную местность и уже приближались к станичному пляжу. Вдалеке была видна белокаменная набережная посёлка с её бесконечными балюстрадами. На реке стоял понтонный мост Николая. Машины опускались на него с грохотом. В небе парил сокол. Дрейфовал в пространстве, отбрасывая тень и выглядывая рыбу.
— Смотри, — тыча пальцем в небо, — снова он.
— Думаешь, это один и тот же? — спросила Алена.
— Конечно, это его место охоты.
— Тебе просто хочется в это верить.
