Свечная башня - Татьяна Владимировна Корсакова
Территория в Горисветово была обширная. Центральное здание, в котором располагались учебные классы, столовая, комнаты учеников и персонала. Конюшня. Спортивная площадка. Теннисный корт. Бассейн. Плюс почти целый гектар парковых деревьев и лужаек. Была еще Свечная башня. Но это уже почти на самой границе усадьбы.
Мирослава начала свой обход со стадиона. Тут, несмотря на уже сгущающиеся сумерки, кипела жизнь. Парни из старшего блока играли в баскетбол, девочки стайками сидели на трибунах. С виду все достойно, даже благолепно. Но, если присмотреться, то видно, что благолепие нет-нет да и нарушается красным огоньком плохо спрятанной сигареты или облачком от вейпа. Может и бутылка пива где-то стоит под лавочкой или в мужской раздевалке. Но это пусть проверит Валик Седой, завтра Мирослава его непременно проинформирует. А пока ее путь лежал между оранжереей и бассейном к конюшне. Бассейн был ожидаемо закрыт на замок, камера над входом бдительно подмигивала красным зрачком. За тем, чтобы на территорию бассейна во внеурочное время не проникал никто из воспитанников, следили особенно строго. Почти так же строго, как за Свечной башней.
А вот ворота конюшни были гостеприимно распахнуты, из ее пахнущих конским потом и сеном недр доносилась джазовая музыка. Мирослава улыбнулась, на сердце как-то сразу потеплело. Дмитрий Леонидович, для нее просто дядя Митя, все еще был на боевом посту. Вот и его велосипед стоит, аккуратно прислоненный к бревенчатому боку сарая.
Мирослава переступила порог, сразу же попав из сумерек в тепло электрического света, зажмурилась, но не от света, а от удовольствия. Конюшня была тем единственным местом, где она позволяла себе быть самой собой. Даже в кабинете модного психолога она себе такого не позволяла. В ближайшем стойле приветственно всхрапнули, в проход высунулась лошадиная морда, покосилась на Мирославу одновременно хитро и просительно, зашлепала бархатными губами.
– Орлик! – Мирослава погладила жеребца по холке. – Прости, парень, я сегодня без вкусняшек.
– Балуешь ты их вкусняшками, девочка! – послышалось из соседнего стойла, а потом в проход вышел дядя Митя.
На нем был рабочий комбинезон, который диссонировал с аккуратной профессорской бородкой и профессорскими же очками. Только руки у дяди Мити были далеко не профессорскими – сильными, с широкими запястьями и задубевшей кожей на ладонях.
– Здравствуй, Мира! – Он раскинул в сторону эти свои натруженные руки, и Мирослава, ни секунды не колеблясь, шагнула навстречу его объятьям. – Дядя Митя, добрый вечер! Ты еще не уехал?
Он обнял ее бережно и осторожно, чмокнул в подставленную щеку, усмехнулся.
– Белоснежка захромала после прогулки. – Он обернулся на стойло, из которого вышел пару секунд назад. – Пока ее угомонил, пока созвонился с ветеринаром, пока ветеринар добрался к нам из Чернокаменска, пока осмотрел бедолажку.
– И что с бедолажкой? – спросила Мирослава, тоже косясь на стойло.
– Все нормально, минутная слабость. – Дядя Митя усмехнулся, порылся в карманах комбинезона, вытащил рафинад. – Вот тебе, иди утешь!
Он высыпал рафинад на Мирославину раскрытую ладонь. Орлик тут же требовательно заржал, из стойла Белоснежки тоже послышалось фырканье.
– На! – Мирослава протянула кусочек рафинада Орлику и снова зажмурилась от щекотных прикосновений его губ.
– Родину за сахар продаст, – проворчал дядя Митя, но не зло, а так… для проформы. – А у тебя как дела? – Он шагнул вслед за Мирославой в стойло к Белоснежке. – Слышал, девочка пропала?
– Лисапета рассказала? – спросила Мирослава, не оборачиваясь. Только одному человеку из своего прошлого она позволяла звать себя по имени, только при нем одном позволяла самой себе фамильярность.
– Прибегала, искала. Так что с девочкой? – В голосе дяди Мити послышалась тревога. – Нашлась хоть?
– Все нормально! – Мирослава потрепала Белоснежку по холке. – Сказать по правде, никуда она и не пропадала. Это маменьке ейной, – она поморщилась, – захотелось урвать у школы денег за то, что недосмотрели за кровиночкой.
– А маменька у кровиночки кто? – спросил дядя Митя. – Из местных?
– Из местных. Галина Свиридова, нынче Гала. Знаешь такую?
– Библиотекарша?
– Она самая.
– А кровиночка, стало быть, тут учится?
– Стало быть.
– Талантливая?
– Очень!
– Но чуть не пропала?
– Дядя Митя, говорю же, никто никуда не пропадал! Что ты как Лисапета, честное слово! Та всю школу на уши поставила, теперь ты что-то такое…
– Да я ничего, – сказал дядя Митя успокаивающе, – а ты, Мира, не кричи, не пугай мне тут животинок!
– Да я и не кричу. – Мирослава виновато улыбнулась. – Просто день был сегодня такой… бестолковый.
– Ты ходила в овраг? – Стекла очков бликовали, и Мирослава не могла разглядеть его глаз, но по голосу слышала, что дядя Митя встревожен.
– Господи! А что такого?! Да, я ходила в овраг! Дядя Митя, мне же уже не тринадцать лет! – Все-таки она сорвалась на крик, и из соседнего стойла тут же послышалось беспокойное ржание, пришлось перейти на сдавленный шепот: – Нормально все! Вот она я, живая и невредимая.
– Одна?
– Что – одна?
– Ты ходила в овраг одна?
– Не одна. С телохранителем.
– И кто это у нас телохранитель? Этот балбес Валик Седой?
– Дядя Митя, да ты что?! – Мирослава возмутилась так искренне, что он улыбнулся. – С хакером залетным по протекции Лисапеты. Ты с ним знаком?
Ей вдруг захотелось, чтобы дядя Митя оказался знаком с Фростом, и тогда бы она узнала что-нибудь новенькое, возможно, даже компрометирующее. Типа, око за око. Но дядя Митя покачал головой.
– Мне бы местных всех запомнить, не то, что залетных. Детвора тут постоянно ошивается. И каждый норовит накормить лошадей всякой ерундой.
– Прямо как я.
– Прямо как ты! Но ты хотя бы знаешь меру, а эти сахар тащат мешками. Замаялся отгонять! Этот еще не вернулся? – Он так быстро сменил тему разговора, что Мирослава не сразу поняла, о ком он вообще.
– Всеволод Мстиславович?
– Ага, чудо горисветовское.
– Не жалуешь ты его, как посмотрю.
– А что его жаловать? Развел тут канитель! Раньше все было по-простому, но с умом, а сейчас ерунда какая-то. Вечно посторонние на территории. То родители, то какие-то тетки из попечительского совета и министерств. И все так и норовят лошадок погладить. Одни покормить, другие погладить, а мне потом успокаивай да лечи. Так где
