Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год
...Дорога через пустыню заняла часов десять. Она пролегала по каменистой равнине, спускалась в пересохшие русла рек, карабкалась на высокие плато, вилась серпентиной по склонам гор. Цвет пустыни был не желтый, а скорее пепельно-бежевый. Пустыня была совершенно бесплодной, лишь иногда попадался колючий кустарник, ветви которого срослись так плотно, что на его верхушке спокойно паслись козы.
Раз мы повстречались с оборванными бедуинами — пастухами. Они подбежали к машине и попросили — нет, не милостыню, а свежей воды. Последние две недели, сказали нам пастухи, они пили лишь козье и верблюжье молоко.
Дорога петляет через глубокие вади, кажется, что мы сбились с пути, хочется выйти из машины, залезть хотя бы на ту вон гору и проверить маршрут. Но тут дорога вырывается на равнину, и прямо перед нами, будто мираж, в заходящем солнце неожиданно возникает многоэтажный белый город.
Мы спустились с плато в главную долину Хадрамаута и очутились в оазисе, поражающем воображение своими размерами.
В разгар лета я впервые увидел в Аравии проточную воду, мы с радостью выкупались, забыв о всех страхах перед болезнями, которые здесь она всегда таит в себе. Вода, финиковые пальмы... только в такие минуты и становится понятным, почему мусульмане свой рай представляют в виде оазиса с густыми деревьями и журчащими, прохладными ручьями. Видимо, для эскимосов рай был бы у жарко натопленной печи.
Мы помчались по хорошо вымощенной брусчаткой дороге, миновали северную столицу Хадрамаута — город Сеюн, утонувший в пальмовых рощах, а еще через полчаса перед нами сказочным видением встал город «небоскребов» Шибам.
Его дома поднимались в вади гигантской квадратной глыбой, состоявшей из десятков соединенных между собой крепостей. Шибам лишен обычной городской стены: массивные фасады зданий образуют неприступную преграду для бедуинов.
Хадрамаутцы называют Шибам «хадрамаутским Манхеттеном». Справедливость требует отметить, что шибамские «небоскребы» стояли задолго до того, как была открыта Америка, А все же сравнение точное — я его оценил, когда увидел в центре города мечеть: белоснежная и изящная, она в окружении небоскребов чем-то напомнила известную всем по фотографиям старую церковь на нью-йоркском Бродвее.
Шибам стоит на скальном основании, а потому ему не страшны грозные сели, которые во время редких, но бурных дождей в горах проносятся по иссохшим вади. Город не мог разрастаться вширь, а потому потянулся вверх. Здесь мне удалось увидеть, как строят дома. Выведя первый этаж из тесаных камней, кладут с небольшим наклоном внутрь кирпичи из глины, смешанной с резаной соломой. Кирпичи эти достаточно прочны и не боятся ничего, кроме дождя. Дождя, впрочем, в этих местах чересчур опасаться не приходится. Для защиты же от тех скудных капель, что выпадают (да и то не каждый год), верхние этажи отделывают гипсом. Нижний, каменный, этаж очень высок, метра три, и узкие его окна напоминают бойницы. Да это и есть бойницы, потому что во время частых еще недавно кровавых стычек враждующие семьи неделями отсиживались в домах, и тогда нижний этаж щетинился ружьями, а то и пулеметами.
Между окнами верхних этажей тянутся от дома к дому веревки: не бегать же за каждой хозяйственной мелочью к соседям с пятого этажа на пятый этаж! А так, вращая деревянный барабан, можно перетащить по веревке завернутую в тряпицу щепотку соли или пачку табаку...
Книжные лавки Шибама, увы, ничем меня не порадовали. Базар был довольно обычен для Южного Йемена: японские, западногерманские, индийские товары, пестрые покрывала, транзисторы, консервы из тунца.
Один из торговцев, оценив на глаз мою покупательную способность, зазвал меня в свою лавку.
— Интересуетесь древностями, уважаемый господин?
— Старыми книгами больше всего.
— Книг у меня нет, но если уважаемый господин почтит меня своим посещением...
Мы поднялись на второй этаж. В жилище полы были чисто подметены, в комнатах постелены циновки или линолеум. Торговец открыл дверь в гостиную и зажег свет. Комната засверкала, как пещера Али-Бабы. Чего тут только не было: кремневые ружья с круглыми прикладами, древние деревянные замки с деревянными же ключами, похожими на гребень, кальяны, пряжки для ремней , браслеты, светильники, сверкающие щиты, медные кружки и ступки для размола кофе, сундучки из меди, сабли, монеты, кинжалы... Многое из того, что здесь было собрано, могло бы, бесспорно, стать желанным приобретением для любого музея.
— Я бы взял в подарок для друга кинжал, — начал я.
— Пожалуйста, — любезный хозяин уже протягивал кинжал, его клинок блеснул «каплей голубого огня», как сказал бы средневековый поэт. На клинке проглядывали сделанные чернью изречения из корана, в рукоятку были вделаны золотые и серебряные монеты, ножны покрывало серебряное и золотое кружево. Стоил кинжал по меньшей мере динаров тридцать.
— Мне бы попроще, за динар...
— Вот совсем простой, без украшений... прошлого века... всего лишь за полтора динара...
Поторговавшись, хозяин уступил кинжал за динар. Кинжал стоил раза в четыре дешевле, но как тут откажешься...
И все-таки кинжал был хорош: простой, без украшений, массивный. На весь Хадрамаут осталось всего несколько человек, которые умеют делать такие кинжалы.
Когда познакомишься с Хадрамаутом поближе, покровы «аравийской экзотики» слетают. Это радостно, потому что XX век приходит сюда школами и больницами, профсоюзными организациями и книгами, водопроводом и автомобильными дорогами. Но это и печально. Мировой капиталистический рынок, ворвавшись сюда со своими железными законами конкуренции, паровым катком прошелся по местным ремеслам, взамен оставив лишь штампованные суррогаты. Спаслись лишь те ремесленники, которые ориентировались на специфический местный и постоянный спрос — производство шляп, корзин, циновок, пряжи,
...На базаре пожилая женщина протянула мне несколько ломких, ноздреватых, пахучих кусочков смолы. Мирра!.. Одно из знаменитых благовоний, которыми столь славилась в древности Южная Аравия!
Плато и горы Хадрамаута и Дофара, лежащего дальше к востоку, несомненно, те самые, которые имели в виду и Птолемей и Плиний, когда писали о стране благовоний в Южной Аравии. Первая египетская экспедиция за благовониями в эти края, о которой до нас дошли сведения, состоялась в XXVIII веке до нашей эры. С тех пор торговля благовониями знала периоды расцвета и упадка. По сведениям Геродота, арабы каждый год преподносили персидскому царю Дарию в виде дани тысячу талантов ладана.
В значительно меньших размерах торговля благовониями продолжалась и в средние века. Марко Поло упоминает, что в порту Шихр (недалеко от Мукаллы) местный правитель собирал богатую дань с торговцев этими ароматическими веществами.
С течением времени торговля благовониями пришла в упадок. Но все же благовония — это, наверное, единственный местный товар, которому не страшна конкуренция.
За высокими домами опустилось солнце. Пустыня, открывающаяся из городских ворот, окрасилась в розоватый цвет, затем стала лиловой и, наконец, черной.
Выглянул месяц, и рога его были обращены вниз — к плоским крышам глиняных небоскребов Шибама.
В вечернем воздухе ноздреватые кусочки смолы пахли печально и нежно...
Алексей Васильев
Хадрамаут — Москва
Дом для бродяг
Окончание. Начало в № 10.
15
На прощание седоголовый друг моего друга посоветовал: смотреть вперед и, следовательно, не плыть в темноте. Палатку ставить повыше, так как скоро должен начаться осенний паводок, который в этом году будет высоким. В устье реки, которая «впадает как из винтовки», пристать к берегу и осмотреться. Может быть, лучше будет спустить там лодку на бечеве.
...От берега я оттолкнулся 13 августа и к закату доплыл до охотничьей избушки, где медведь когда-то слушал «Спидолу».
Избушка стояла на сухом галечниковом берегу под огромными ивами — чозениями. Нары были устланы тальниковыми ветками, печка горела очень хорошо, и между двойными засыпанными стенами бегали мыши. Постепенно они привыкли ко мне и вышли на стол — темно-коричневые зверьки с любопытствующими глазами. Я кинул им корок, мыши корки утащили и пришли снова. Видно, хотели посмотреть на приезжего. На столике горела свеча, в ночной темноте шумели деревья, хрустел валежником кто-то неведомый, кто всегда хрустит по ночам, когда ты один. Я лежал на нарах и, естественно, думал о том, как хороша такая жизнь, когда есть время поразмыслить, не торопясь подумать и так далее. Потом пожалел, что не взял собаку. Но взять ее не было никакой возможности.
