Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1983 год
Общественный нажим оказался столь мощным, что и держащие нос по ветру политические деятели (как признал один из них) были вынуждены стараться «не отстать от страны». В итоге десятки сенаторов присоединились к резолюции Кеннеди-Хэтфилда о немедленном замораживании ядерных вооружений, в палате представителей аналогичную резолюцию поддержали сто шестьдесят конгрессменов.
А что же Генри Джексон, который, по идее, защищает в сенате интересы Боба Фроста и прочих жителей штата Вашингтон? О, он тоже подсуетился, но только так, чтобы убить сразу двух зайцев. В паре с единомышленником Джоном Уорнером Джексон тоже внес резолюцию о «замораживании». Но только писали ее, видимо, в штаб-квартире все того же «Боинга». Ибо, поддерживая внешне требования масс, она призывала сначала «перевооружить» Америку и «догнать русских», то есть зажигала зеленый сигнал перед Рейганом и его командой в сумасшедшей гонке вооружений.
К чести жителей Сиэтла, жульничество их «слуги» на Капитолийском холме, в общем-то, не нашло особых сторонников. По инициативе общественной организации «Цель Сиэтла — предотвращение ядерной войны» была начата массовая кампания сбора подписей под письмом с обязательством принять все доступные меры с целью избежать ядерной катастрофы.
«Мы, — говорилось в письме, — понимаем, что в случае ядерной войны все, чем мы дорожим, будет уничтожено. Мы обязуемся сделать все, чтобы не допустить ядерную войну. Ядерная война — Немыслимое бедствие, которое необходимо предотвратить. Народы СССР и США должны действовать сообща, чтобы найти мирные пути разрешения разногласий и предпринять шаги к уменьшению угрозы ядерной войны...»
Коалиция, состоящая из 50 организаций, проводит симпозиумы, семинары, дискуссии и митинги, на которых звучит громкий голос за запрещение разработки, производства и развертывания новых видов ядерного оружия. Я не знаком с Сиверлингом, Липтоном, Солком, с профессором Тихоокеанского университета в Сиэтле Кэтли Брэйден, но уверен: те их высказывания на митингах, которые приносил в Москву телетайп, во сто крат созвучнее настроениям американцев и в самом Сиэтле, и далеко за его пределами, чем словесным вывертам Джексона. Да и то сказать — в чем больше разума? В воздании хвалы всевышнему за ниспосланный на американскую землю военно-промышленный комплекс или в твердом убеждении, что заявления Вашингтона о возможности «пережить» и даже «выиграть» ядерную войну абсолютно бессмысленны? В рассуждениях об «ограниченной» войне и «демонстрационном ударе» или в осознании того факта, что человечество не может жить под угрозой ядерного уничтожения, а теория «выигрыша» военным путем в ядерный век несостоятельна до абсурдности?
...Впрочем, о митингах и речах в Сиэтле я узнал потом. А пока мы с Бобом, удобно расположившись за столиком полутемного бара, вели неторопливый разговор о бремени страстей человеческих в переложении на язык общих для всех людей забот: о жизни, о счастье, о семье.
— Вот видишь, сколько мы узнали друг о друге! У тебя есть семья, и у меня семья. У тебя сын, и у меня сын. Ты из России, а я из Америки, но тревога-то у нас одна. Надо выжить самим и дать вырасти детям. И внукам. И правнукам...— говорит Боб, подзывая официанта для очередного раунда кофе.
— Боб, кстати, о Джексоне... Ведь он уже сорок лет переизбирается, а значит, и представляет твой родной штат?..
— Ну, что ты, его переизбираем не мы, а «Боинг». Он концерну позарез нужен. А я, знаешь, вспомнил 73-й год. Джексон тогда чуть не надорвался, выливая на вас ушаты грязи. Но наши граждане послали его к черту, и муниципалитет обратился с письмом к жителям вашего Ташкента, выразив желание установить дружеские контакты. Они стали городами-побратимами, мой Сиэтл и твой Ташкент...
Боб не путал. Десять лет назад, несмотря и вопреки проискам Джексонов, советский и американский города стали побратимами. У них мало схожих внешних черт, непохожи и их судьбы, истории. Один вырос на древнем «шелковом» пути, другой — на Тихоокеанском побережье, на старой тропе золотоискателей. Между ними почти 180° географической долготы, полпланеты, они лежат на разных социально-политических полюсах, но оба города, Ташкент и Сиэтл, Сиэтл и Ташкент, объединила общая тревога, общая забота о будущем: избежать войны, бороться за мир. А что может быть сильней человеческой тяги к жизни?!
Сиэтл — Вашингтон — Москва Виталий Ган, корр. ТАСС — специально для «Вокруг света»
Кубачинские смотрины
Е ще не погасли в небе звезды, по земле стлалась рассветная дымка и новый день едва отделился от не ушедшей еще ночи, когда в холодную горную тишину стали вплетаться странные хлопки — одиночные, двойные, по нескольку кряду.
«Палят! — удовлетворенно воскликнул, будя меня, хозяин дома Расул Алиханов. — Палят — значит, быть сегодня празднику! Теперь не пропустить бы первых девушек с платком».
К счастью, в Кубачах, высокогорном дагестанском ауле, обращенном к ущелью многоярусным амфитеатром домов, никто и ничто не может пройти мимо глаз незамеченным, тем более выход из аула девушек, надевших по случаю праздника белые, вышитые золотом платки-шали, по-местному — казы.
Дорога проходит прямо под окнами дома Алиханова, и вскоре из-за поворота в самом деле появились четыре белые фигуры. Когда они приблизились, я увидел, что это были статные девушки, которые несли за спиной высокие медные сосуды-мучалы; спереди их уравновешивали такие же медные кувшины, но поменьше — кутки. В руках у одной из девушек была гармонь.
Куда направляются девушки, я уже знал — к далекому, за шесть километров от селения роднику.
Главное его достоинство согласно поверью заключается в том, что стоит только умыться водой из родника, и станешь еще краше.
А какая из девушек не хочет стать красивее? Вот и отправляются они в нелегкий путь по крутой тропе, да не в любой день, а лишь раз в году — на сороковой день, считая от дня весеннего равноденствия — 21 марта. Поэтому и праздник воды называют здесь еще «Сорок дней весны».
Прошли девушки в белых шалях под окнами, и кажется, светлее стало на улице; еще не видимое из-за гор солнце зажгло изумрудом склон горы Кайдешля, стоящей напротив аула. На какое-то время девичьи фигуры скрылись в изгибе ущелья, но вскоре вновь появились на зеленом склоне, застыли там, а чуть позже на траву легло яркое пятно большого платка. В тот же миг воздух сотрясла дружная ружейная пальба: парни увидели платок — знак начала праздника. И понеслись через ущелье к аулу призывные трели гармони.
Солнце наконец перевалило через гребень горы, воздух постепенно очищался от дымки, открывая взору все более отдаленные панорамы горной страны, пасущихся на светлой травке овец, серебристый зигзаг текущей в ущелье речки, темные крохотные фигурки горцев, встречающих праздничный рассвет далекими выстрелами с синих вершин, и наконец, на самом горизонте — узкую голубовато-серую полоску далекого. Каспийского моря.
Глядя отсюда, из поднебесья, на эту каспийскую синь, понимаешь, почему тысячу лет назад арабский путешественник Аль-Масуди писал, что сказочная страна Урбуг недоступна для набегов соседних племен. А между тем совсем рядом, под Кубачами, орлиным гнездом укрепившимися на остроконечной скале, веками не прекращались войны, столкновения. Узкая равнинная полоска между Каспийским морем и восточными отрогами Кавказских гор, связывавшая Ногайскую степь на севере с Персией, на юге служила путем для полчищ кочевников, персов, арабов, турок. Докатывались волны захватчиков и до аула. Среди множества бытующих здесь легенд есть, например, такая: когда селение осадили турецкие войска, жители выставили на крыши медные мучалы, набив их негашеной известью, а на рассвете стали поливать ее водой. Турки, решив, что дымятся пушечные фитили, в спешке отступили.
Около двух тысячелетий селение искусных ювелиров и оружейников снабжало весь Кавказ ратными доспехами. Здесь ковали двойные тончайшие кольчуги, надежно закрывавшие тело от ударов сабли, кинжала или стрелы, драгоценные латы, а в соседнем ауле Амузги варили настоящую «дамасскую» сталь, которую кубачинцы оправляли в серебро, золото и слоновую кость рукоятей, эфесов, ножен.
На протяжении веков ремесло жителей давало название аулу: Кубачи — то есть кольчужники — так назвали его в XVI веке турки, еще раньше этот край звали Страной зирейхгеранов, то есть тоже кольчужников и латников. Сменяли друг друга завоеватели, сменялись религии — язычество, христианство, ислам. Не менялось лишь ремесло жителей, не менялся в течение веков, пережив все религии, и праздник воды — праздник сорока дней весны...
...Я шел на праздник узкой горной тропой. Впереди показались развалины аула Амузги. Люди уже покинули этот аул, спустившись в долины. Но что это, никак над старой саклей курится дымок? Карабкаюсь по кривым улочкам разрушенной цитадели и замечаю явные признаки жизни: ослик, горшки, кастрюли. А вот и кузница... с пылающим горном.
