Вавилон - Ребекка Ф. Куанг
Эффект был мгновенным. Огонь увеличился в три раза; длинные языки пламени вырывались наружу, а затем возвращались обратно вокруг бумаги, словно какое-то демоническое существо пожирало их слова. Бумага не сгорела и не смялась; она просто исчезла. Мгновение спустя масло закончилось, пламя угасло, и комната померкла.
— Думаешь, получилось? — спросила Виктория.
— Я не знаю. Я не знаю, слышит ли кто-нибудь вообще. — Робин опустил лампу. Он чувствовал невыносимую усталость, его конечности словно налились свинцом. Он не знал, что они только что привели в движение. Часть его души не хотела этого знать, хотела свернуться калачиком в этом прохладном, темном помещении и исчезнуть. У него был долг, он знал, что должен закончить работу, и когда наступит завтрашний день, он соберет все силы, чтобы встретить его. Но сейчас он хотел спать как мертвый. — Полагаю, посмотрим.
На рассвете они прокрались через весь город к Старой библиотеке. Вокруг здания стояли десятки полицейских — возможно, они ждали, не вернется ли кто по глупости. Робин и Виктория осторожно прокрались вперед из леса за двором. Это было глупо, да, но они не могли удержаться от желания подсчитать ущерб. Они надеялись, что им удастся пробраться внутрь и забрать кое-какие припасы, но присутствие полиции было слишком плотным, чтобы они смогли это сделать.
Вместо этого они пришли, чтобы выступить свидетелями, потому что, несмотря на риск, кто-то должен был запомнить вид предательства. Кто-то должен был зафиксировать потерю.
Старая библиотека была полностью разрушена. Вся задняя стенка была снесена, зияющая рана обнажала обнаженные внутренности библиотеки, что казалось жестоким и унизительным. Полки были полуразрушены. Те книги, которые не сгорели при взрывах, были сложены в тачки по всему зданию, чтобы, как предполагал Робин, быть вывезенными для анализа учеными Вавилона. Он сомневался, что большая часть этой работы когда-нибудь увидит свет.
Все эти замечательные, оригинальные исследования, спрятанные в имперских архивах из-за страха перед тем, что они могут вдохновить.
Только когда он подкрался ближе, он увидел, что под обломками все еще лежат тела. Он увидел бледную руку, наполовину погребенную под упавшими кирпичами. Он увидел пряжку от ботинка, прикрепленную к обугленной голени. Возле Старой библиотеки он увидел массу волос, черных, покрытых пылью. Он отвернулся, прежде чем смог разглядеть лицо под ним.
— Они не убрали тела. — Он почувствовал головокружение.
Виктория приложила руку ко рту.
— О, Боже.
— Они не убрали тела...
Он встал. Он не знал, что ему делать — оттащить их в лес одного за другим? Вырыть им могилы прямо у библиотеки? Накрыть хотя бы тканью их открытые, пристальные глаза? Он не знал, но ему казалось неправильным оставить их там, беззащитных и уязвимых.
Но Виктория уже тянула его обратно за деревья.
— Мы не можем, ты же знаешь, мы не можем...
Они просто лежат там — Энтони, Вимал, Рами...
Они не отвезли их в морг. Даже не накрыли их. Они просто оставили мертвых там, где они упали, истекая кровью по кирпичам и страницам, просто перешагивали через них по пути к раскопкам библиотеки. Была ли это их мелкая месть, расплата за пожизненные неудобства? Или им просто было все равно?
Мир должен сломаться, подумал он. Кто-то должен ответить за это. Кто-то должен пролить кровь. Но Виктория потянула его вниз, в ту сторону, куда они пришли, и ее хватка, как у тигра, была единственным, что удержало его от того, чтобы броситься в драку.
— Здесь нет ничего для нас, — прошептала она. — Пора, Робин. Мы должны идти.
Они выбрали хороший день для революции.
Это был первый день семестра, и один из редких дней в Оксфорде, когда погода была обманчиво чудесной; когда тепло обещало больше солнца и радости, чем непрекращающиеся дождь и снег, которые неизбежно приносила Хилари. Везде было чистое голубое небо и пикантные намеки на весенний ветер. Сегодня все будут внутри — преподаватели, аспиранты и студенты, а в вестибюле башни не будет клиентов, поскольку в этом году Вавилон был закрыт на перестановку и ремонт в течение первой недели семестра. Никто из гражданских не попал бы под перекрестный огонь.
Вопрос заключался в том, как попасть в башню.
Они не могли просто подойти к входной двери и войти. Их лица были напечатаны в газетах по всему Лондону; наверняка кто-то из ученых знал, даже если все это было скрыто в Оксфорде. У входной двери по-прежнему дежурило с полдюжины полицейских. И, конечно, профессор Плэйфер уже уничтожил пробирки с кровью, в которых были обнаружены их вещи.
Тем не менее, в их распоряжении было три преимущества: отвлекающий маневр Гриффина, полоса невидимости и тот факт, что защита вокруг двери была предназначена для того, чтобы материалы попадали внутрь, а не наружу. Последний факт был лишь теорией, но сильной. Насколько они знали, заслоны срабатывали только при выходе, но не при входе. Воры всегда прекрасно проникали внутрь, пока кто-то держал дверь открытой; проблемы возникали при выходе[13].
И если они сделают то, что собирались сделать сегодня, то не покинут башню еще очень долго.
Виктория глубоко вздохнула.
— Готов?
Другого пути не было. Они ломали голову всю ночь и ничего не придумали. Теперь ничего не оставалось делать, кроме как действовать.
Робин кивнул.
— Explōdere, — прошептал он и бросил прут Гриффина через зеленую поляну.
Воздух рассыпался. Брусок был безвреден, теоретически знал Робин, но все же его шум был ужасен, он напоминал звук разрушающихся городов, рушащихся пирамид. Он почувствовал инстинкт бегства, поиска безопасности, и хотя он знал, что это всего лишь серебро, проявившееся в его сознании, ему пришлось преодолеть все порывы, чтобы не побежать в другую сторону.
— Пойдем, — настаивала Виктория, дергая его за руку.
Как и ожидалось, полиция ушла через зеленую зону; дверь с грохотом захлопнулась за горсткой ученых. Робин и Виктория помчались по тротуару, обогнули печать и протиснулись следом за ними. Робин затаил дыхание, когда они переступили порог, но ни сирены не взвыли, ни ловушки не сработали. Они были внутри; они были в безопасности.
В вестибюле было многолюднее, чем обычно. Неужели их сообщение увидели? Пришел ли кто-то из этих людей, чтобы ответить на их призыв? Он никак не мог понять, кто был с Гермесом, а кто нет; все, кто встречался с ним взглядом, отвечали ему одинаково незаинтересованным, вежливым кивком и шли дальше по своим делам. Все это казалось таким абсурдно нормальным. Неужели никто