Ребёнок от звёздного мальчика (СИ) - Катя Лоренц
В целом, вечер получился довольно интересным. Я получила множество комплиментов и на меня смотрели мужики, сворачивая головы. Зато Ник был не разговорчив, желваки на его лице то и дело играли, особенно, когда кто-то говорил какая красивая у него жена.
Когда я рассказала кем работаю, тут же предлагали устроить фотосессию. Ник извинившись, потащил меня на танцпол.
— Фотосессию ему! Хрена с два! — обняла мужа за шею.
— А что такого? — невинно похлопала ресницами, прекрасно понимая, что он сейчас чувствует.
— А то, что он говорил, и не сводил взгляда с твоего декольте!
— Хм, не заметила.
— Это же очевидно! — да неужели! — А ты еще смеялась его дебильным шуткам.
— И что?
— Меня это бесит! — берет меня за подбородок и угрожающе шепчет:
— Ты моя! Прибью любого, кто попробует к тебе подкатить! — и на глазах у всех целует.
У кого-то явно крыша поехала от ревности.
Поворачиваюсь на шум, это Анжи сбегая, сбила официанта с подносом.
Глава 6
— Папа! Мама! — несется к нам навстречу Даня, стоит только переступить порог. Ник подхватывает его на руки.
— Кто это у нас еще не спит? — целует его в шею.
— Простите, Никита Александрович, — извиняется няня. — Никак не могла уложить. Стоял под окном и караулил вас, — смотрю на часы.
— А между тем, время то совсем недетское. А у нас режим. Завтра в садик.
— Простите, Агния.
— Не волнуйтесь, — говорит Ник, толкая меня в бок. — Я сам уложу.
Он расплачивается с няней, пока я иду снимаю ненавистное платье и выкидываю в мусорное ведро. Из детской раздается смех и радостный визг сына. Классно он его спать укладывает. Иду на разведку.
Ник, задрав пижаму сына, щекочет ему живот, а тот заходится истерическим смехом.
— Кто ж так спать укладывает?
— А как? Колыбельную как ты петь не умею.
— Это год назад Даня под колыбельную засыпал, а теперь мы читаем сказки на ночь, — достаю книжку с полки и передаю ему.
— Ая, — смотрит на нее как на врага народа. — Давай сама. Знаешь же, что я не люблю читать, тем более сказки.
— Ничего, роли свои учишь же. Тем более ты сам вызвался.
Вздохнув, начинает читать. А я ухожу в душ, смываю сегодняшний тяжелый день.
Вспоминаю, как целовал меня у всех на глазах и улыбаюсь. Но тут же все хорошие воспоминания стирает улыбающаяся физиономия моей новоиспечённой «подружки». Да и фиг бы с ней, по большому счету, а вот непоколебимость мужа в чистоте её помыслов, искренне раздражает. Хреново он разбирается в женщинах, не видит какая она на самом деле хитрая и коварная.
Выхожу. В доме подозрительно тихо. Никиты в нашей постели еще нет. Войдя в спальню, вижу картину маслом.
Никита сидя на кресле, запрокинув голову, храпит во все горло, а Даня читает книжку.
— Я не поняла. Кто кого укладывает? — Даня тихонько смеется.
— Папа прочитал одну страницу, а потом сказал, что я сам умею.
— Так все! — забираю книгу. — Давай спать ложись. А мне еще поделку в садик делать, — укрываю сына одеялом и целую в щеку. Красавчик мой. Весь в папу. Чувствую, помотает он мне нервы, когда вырастет. Девчонки толпами бегать будут.
— Так мы с Валентиной Васильевной сделали, — кивает на стол. — Решили, что планеты лучше, чем сделать космонавта.
Подхожу, смотрю на планеты на деревянных шпажках для шашлыка.
— Из папье-маше?
— Да! Няня придумала как их закрепить. И они еще крутятся.
— Классно! — я так не смогу. Не такая уж она и плохая. Вон как заморочилась.
Даня сыт и игрушки по комнате не валяются. Даже придраться не к чему.
Включаю ночник. Осторожно сажусь на корточки перед мужем. Смотрю на него пока спит.
Рукава рубашки закатаны, развязанный галстук висит на шее. Вид у него как на наш выпускной. Такой родной, любимый. Мой.
Вожу пальцами по вздутым венкам, до закатанных манжет. Ник открывает глаза и расфокусировано смотрит. Я, отодвигаюсь, пойманная на горяченьком. Незачем ему знать, что я только что любовалась им.
— Даня спит?
— Тебя уложил и уснул.
Он уходит в душ. Я просматриваю прессу. Пока нет статей о сегодняшнем вечере. Но боюсь, это ненадолго. Журналисты не упустят возможности посудачить про наши одинаковые наряды.
Ник выходит в одном полотенце, поиграв бровями, эротично скидывает его на пол.
Ему как с гуся вода. Думает, если я скандал не устроила на вечеринке, так и всё на этом. И сейчас преспокойненько буду удовлетворять этого стойкого оловянного солдатика?
Убираю планшет и отворачиваюсь от него.
— Ая, — его рука ползет по ноге, хлопаю по ней. Переворачивает меня на спину. — В чем дело? Если ты не поняла, это я так намекаю на продолжение, — хватается за веревочки танго.
Отползаю от него.
— В чем дело? — хмурится.
— Ты серьезно думал, что я твои выходки оставлю без внимания?
— Какие выходки то? Я же сказал, что к инциденту с платьем я не имею никакого отношения.
— Да дело даже не в дурацком платье. А в тебе! В твоем отношении к Анжи. Что бы не случилось, она ни причём! Ты всегда на её стороне. Анжи не могла, — передразниваю его. — Анжи не такая.
— Завела старую шарманку! — закатывает глаза. — Мне вообще пофиг на нее. Это просто работа!
— Она же имеет тебя глазами, а ты ее, и это работа?
— Не придумывай! Ты уже достала со своей ревностью и глупыми претензиями, — берет подушку. — В гостиной посплю!
Утром иду будить Даню, а его уже нет. Нахожу сына и Ника на кухне. Никита стоит со сковородкой в руку.
— Омлет будешь? — непривычная надо сказать картина.
— Да, только сейчас умоюсь.
Поначалу, завтрак выходит очень домашним и семейным. А потом Даня рассказывает про друга Илью Пташкина и его новую дорогую игрушечную машину.
— Пап, — он становится серьезным. — А вы меня любите?
— Конечно. А есть сомнения?
— Значит и вы купите мне такую машину? — переглядываемся с мужем и улыбаемся. Вот к чему такой вопрос. Хитрец!
— Нет, Даня, — перебиваю мужа. По лицу Ника вижу, что он готов прямо сейчас за ней поехать. — На день рождения подарим.
— Почему?
— У нас уговор, помнишь? Как только ты научишься аккуратно обращаться с вещами, так будем чаще покупать игрушки.
— Я аккуратно обращаюсь!
— Конечно. А кто неделю назад сломал машинку на следующий день, как ее купили?
— Так это Птаха! — такую кличку он дал другу.
— А воспитательница говорит, что ты сам сломал. Вещи нужно ценить, — он опускает глаза, ковыряется в омлете вилкой.
— Значит любите не так сильно, как Пташкины Илью.
