Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1962 год
Однако такое крупное судно сейчас можно пустить в плавание из волжских портов лишь по трем адресам: в Каспийское. Черное и Азовское моря. В Балтийское море им доступ закрыт. От Череповца до Вытегры суда эти (представим себе невозможное!) пришлось бы перетаскивать по старинке — волоком Дело в том, что Мариинская система, построенная еще в начале XIX века, не может пропустить по своим каналам широкогрудые самоходные баржи. Даже для судов поменьше она стала тесной: ведь грузопоток с Волги на Балтику и обратно с каждым годом увеличивается, и во время большой навигации скопление судов у шлюзов напоминало затор автомашин в часы «пик» на узкой улице. Очередь продвигалась медленно. На пути в 380 километров по Мариинской системе судам приходилось делать 38 остановок у шлюзовых ворот. А ведь на каждом шлюзе судно теряет по 20, а то и 40 минут.
Старая Мариинская система отслужила свой век. На трассу от Череповца до Вытегры вышел целый флот землесосов и землечерпалок. Они прокладывают русла новых каналов, углубляют дно рек и озерных фарватеров, выпрямляют извилистую Вытегру Путь судов по новой Волго-Балтийской глубоководной системе укоротится на 20 километров. Старые деревянные шлюзовые ворота заменяются железобетонными с автоматическим управлением. Их будет только семь.
Строят гидроузлы и каналы зимой, чтобы не нарушать навигацию. В мае прошлого года суда прошли уже через два просторных шлюза — Вытегорский и Белоусовский, они заменили девять старых. Сейчас сооружаются Новинкинский, Лахомовский и Черешвецкий гидроузлы. Осенью завершится перекрытие реки Шексны. А в конце будущего года крупнотоннажные суда пройдут «зеленой улицей» от Онежского озера до Рыбинского водохранилища по новой глубоководной системе.
По Волго-Балтийскому пути будут ходить большие пассажирские теплоходы и дизель-электроходы. Из московского в ленинградский порт они попадут за три дня. Еще быстрей сделает это речная «авиация» — суда на подводных крыльях.
Реконструкция Мариинской системы — это воплощение лишь доли грандиозного плана, по которому в Европейской части нашей страны будет создана Единая глубоководная речная система. Беломорско-Балтийский и Волго-Донской каналы, канал имени Москвы, гидроузлы на Волге. Каме, Днепре и Дону — уже существующие* звенья этой системы. А впереди — соединение Камы с Печорой, Днепра с Неманом, Волги с рекой Урал...
В. Лебединская
В. Карпов. Синие ветры
На берегу Волги, недалеко от того места, где намывались и укреплялись камнем дамбы, среди многочисленных бендежек, занесенных снегом, среди штабелей досок, бревен, среди огромных ящиков с оборудованием, тоже занесенных снегом, стоял маленький дощатый домик, но его никто не называл бендежкой, потому что над его дверью висел лист железа, выкрашенный суриком, на котором значилось: «Станция Большая Пойменная».
Домишко, три стрелки, три пути и один светофор, на котором уже трое суток бессменно горел красный свет, — вот и все хозяйство под этим громким названием.
Рядом с домиком рос маленький клен, посаженный осенью девушками. Сейчас его занесло снегом, была видна только вершина. Она казалась веточкой, воткнутой кем-то в сугроб. Но работники станции всегда замечали эту веточку и радовались ей...
...К светофору станции подошел паровоз с платформой. Он долго и тревожно гудел, но на светофоре не загорался зеленый свет. Паровоз снова кричал, звал, но никто, кроме ветра, не отвечал ему, будто в этих краях вовсе не было людей.
Из будки паровоза прошел вдоль котла на переднюю площадку человек в шубе. Закрывая лицо от ветра и колючего снега поднятым воротником, он замахал рукой в большой овчинной рукавице — мол, путь свободен, поехали. Но какое там свободен, если рельсы заметены снегом.
Паровоз кричал и кричал, будто сзывая людей на помощь, и потихоньку продвигался по снежному полю...
Никто не откликался, никто не шел на помощь...
Наконец паровоз добрался к домику, остановился и зафыркал — облегченно, обрадованно. Из пылающего поддувала сыпались красные угли и в снегу становились черными.
С паровоза спустился начальник строительства. Приподнимая полы тулупа, Пожога направился к домику. Войдя в тесные сени, заставленные деревянными лопатами, Пожога услышал за дверью шум и женский плач...
Уронив распатланную голову на стол, плакала Катя. Около нее стояли подруги в расстегнутых полушубках, со сброшенными на плечи платками. На скамейках вдоль стен в мрачном молчании сидели ребята.
Пригибая голову, чтобы не зацепиться за потолок, ходил взад-вперед Петя Орлов в полушубке, в ватных брюках и белом свитере.
Лица у всех красные, с потрескавшейся кожей, обожженные морозом. Глаза воспаленные, усталые. Рядом с Катей стояла Ксеня Попова, дежурная по станции Большая Пойменная. Ксеня высокого роста, немногим ниже Пети Орлова, широкоплечая, с грубоватыми чертами лица.
— Перестань реветь! Надо действовать, а не рюмы распускать,— сказала Ксеня рыдавшей Кате.
Этим двенадцати парням и девушкам было поручено держать станционные пути в готовности к приему эшелонов. Четвертые сутки комсомольцы боролись с бураном. Едва успевали очистить пути от снега, и снова их заносило. Спали все эти дни мало, еще меньше ели. И вот, наконец, у них иссякли силы, растрепались нервишки... В это время и заехал к ним Петя Орлов.
— И ты нам мозга не вправляй, сами грамотные. — Ксеня одернула свитер, заложила руки в карманы ватных брюк и посмотрела на Петю так, будто собралась с ним драться.
Он остановился против нее и робко заговорил:
— Ты железнодорожник и понимаешь лучше меня, что двум снегоочистителям, которые есть на стройке, с таким бураном не справиться. Со всей стройки люди ушли в степь, прокладывать дорогу эшелонам. Им труднее, чем вам, — они в степи...
— Нам-то от этого не легче, — буркнул парень, съежившийся на скамейке в углу.
— Вам надо легче? — повысив голос, спросил Петя.— Так зачем вы ходили к начальнику строительства? Зачем кричали: «Хотим настоящего дела, даешь Волгу!» А теперь что? В кусты? Иди, Иван Петрович, сам, как знаешь?
— Ты не бей на наши чувства! Не сентиментальные! — отвечала ему Ксеня. — Иван Петрович должен был знать, что нужны не два снегоочистителя, а, скажем, двадцать. «Ивана Петровича бросаете». А он нас не бросил? Четверо суток не жравши, не спавши! Пообморозились. И это на такой стройке!
— Плохо с вами получилось,— отвечал Петя, — согласен.
Поднялся неимоверный галдеж. Еще громче зарыдала Катя.
Вошел Пожога. Его не сразу заметили.
Он стоял у порога в распахнутом тулупе. У него было такое же, как у них, обмороженное и обветренное лицо, такие же припухшие от бессонницы глаза. Спокойно, отцовски смотрели они на ребят.
Заметили, наконец, ребята Пожогу и потупились. Даже Ксеня, уверенная в своей правоте, как-то обмякла. По ее щекам скользнули две слезинки. Она слизнула их языком и отвернулась. Только Катя — она еще не видела Пожогу — продолжала всхлипывать.
Иван Петрович снял свою шапку с длинными, почти до самых колен, ушами и негромко сказал:
— У вас, видно, провода порваны, потому мы и приехали без вашего жезла, нарушая правила движения... Мы привезли гидропушки. Разгрузим, и вы с этим паровозом поедете домой... Залезете в горячие ванны, сходите в столовую, отоспитесь, а вечером на танцы...
Он говорил без иронии, улыбался, был доволен тем, что эти измученные мальчишки и девчонки понежатся в ваннах, в мягких постелях, а вечером отведут душу во Дворце культуры...
— Кран в порядке, Катя? — спросил он.
Та смотрела на него сквозь слезы и не могла произнести ни слова.
— Давай-ка ключи. Я сам за рычаги...
— Не дам! — вдруг пронзительно закричала Катя, упала лицом на стол и заплакала горше прежнего. — И никуда я не поеду, не поеду!..
...Управляла краном Катя. Разгружать гидропушки помогали все.
После разгрузки Пожога сказал:
— А теперь все марш на паровоз — и домой. Отдыхать.
Сказал и ушел на станцию. За ним зашли и комсомольцы. Они говорили, что смалодушничали, погорячились и ни за что не поедут домой, они не какие-нибудь маменькины сынки, видели трудности и почище.
Катя знаком выманила Петю в сени. Уткнулась лицом в его плечо и, всхлипывая, сказала:
— Петя, хорошенький, уговори Ивана Петровича не отсылать нас домой.
Петя вернулся и тоже стал упрашивать Пожогу не отсылать ребят домой...
Пожога так стукнул кулаком по столу, что в жезловом аппарате что-то задребезжало. Потом встал и скомандовал:
— Отставить митинг! Марш на паровоз!
* * *
Утром, еще затемно, по городу и на строительных участках было расклеено отпечатанное красной краской на больших листах объявление:
