Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1993 №04
К смерти мексиканцы относятся с определенной иронией. В газетах в этот день по всем полосам пляшут милые скелетики, представляющие вполне реальных и, между прочим, здравствующих персонажей, вплоть до политических деятелей. И никто не обижается. «Мы приходим не для того, чтобы жить, а для того, чтобы мечтать» — такова была заповедь древних индейцев, оставленная на камне много веков назад.
Игривое настроение детей мигом передалось их родителю.
— Надо бы пригласить марьячис, мано. Может, ты заночуешь у нас? Места хватит всем, и ночи здесь теплые — хозяин, кажется, готов был пленить меня гостеприимством окончательно.
«Пригласить марьячис — значит пригласить оркестр и значит петь и танцевать под эту музыку до утра. Согласиться на это я не мог. Но позвольте пояснить, что значит в жизни Санчесов эта музыка и эти музыканты. Мексиканцы очень любят свои песни, охотно их поют и всегда довольно неплохо. В каждом доме найдется пусть даже плохенький проигрыватель и груда дисков с мелодиями, исполняемыми этими марьячис, а попросту — группой музыкантов. Обычно это трубач, аккордеонист, гитарист, ударник, хотя по идее их должно быть всего двое, ибо слово «марьячи» происходит от французского «марьяж», что, в свою очередь, подразумевает пару, двух партнеров.
Но заказать музыку «живьем» в Мексике — удовольствие, которое с каждым годом становится все дороже. Это я знал по посещениям столичной площади Гарибальди, известной, пожалуй, всему миру. Здесь с утра до утра собираются марьячис, чтобы сыграть и спеть по заказу публики. Предполагается, что это развлечение в основном для туристов, притом иностранных. Однако я заметил, что музыку заказывают главным образом сами мексиканцы и далеко не самые богатые, а остальные стоят в сторонке, благо играют и поют весьма громко. Средний и даже бедный люд отдаст последнее (стоимость песни — это почти обед для бедняка), а закажет любимую «Мехико линдо» или «Гвадалахару». Полагаю, что и в этом проявляется характер мачо.В провинции, возможно, это и не столь дорого. Но право же, не хватало еще загулять, когда нет ясности, что будет с тобой и с машиной. И что подумают те, кто ждет тебя в конце пути?
Санчес, как водитель, понял мое состояние.
— Не волнуйся, мано, безвыходных положений не бывает. Маритери, старушка, ты долго меня ждала, подожди еще с полчаса. У тебя есть деньги, мано, на два баллона?
Я расплатился чеком в ближайшей мастерской, где, конечно же, нашлись покрышки всех размеров. Потом Санчес доставил меня к моей машине, помог поставить ее на ноги. От вознаграждения он решительно отказался, а обнял, как брата, трижды хлопнув ладонью по спине.
Он отъехал первым. Сзади, на бампере его авто, зажглись предупредительные сигналы. И осветили надпись: «Меняю новую покрышку на твою старушку».
А ты, оказывается, большой шутник, мой брат Санчес...
Лев Костанян Фото автора
Редьярд Киплинг. Начертание зверя
Твои боги и мои боги - знаем ли ты и я, кто из них сильнее?
Туземная пословица
Существует мнение, что к востоку от Суэца непосредственный контроль Провидения кончается; человек там подпадает под власть азиатских богов и дьяволов, а Провидение англиканской церкви осуществляет над англичанами лишь ослабленный и нерегулярный надзор.
Этим объясняются и некоторые ужасы и без того нелегкой жизни в Индии: с известной натяжкой подобное предположение может послужить объяснением моего рассказа. Мой друг Стрикленд, полицейский, знающий о туземцах Индии больше, чем кто-либо, может подтвердить, что все изложенное здесь — правда. Очевидцем этого, кроме нас со Стриклендом, был и Дюмуаз, наш врач. Вывод, сделанный им, оказался совершенно неверен. Дюмуаза уже нет на свете; скончался он при довольно странных обстоятельствах, описанных в другом рассказе.
Когда Флит приехал в Индию, у него было немного денег и участок земли в предгорьях Гималаев, неподалеку от деревни Дхармсала. То и другое досталось ему от дяди, и он вознамерился извлекать из наследства доход. Это был рослый, грузный, веселый и безобидный человек. Туземцев он знал, разумеется, плохо и жаловался на трудность их языка. Встречать Новый год он прискакал с холмов к нам на пост и остановился у Стрикленда. В новогоднюю ночь в клубе состоялся большой обед, и все были навеселе, что вполне простительно. Когда люди съезжаются из самых отдаленных уголков империи, им не грех и распоясаться. С границы приехала группа ирландцев, за год они не видели и двадцати белых лиц, а обедать ездили за пятнадцать миль в ближайший форт с риском, что в животе вместо виски окажется пуля хайберца. Радуясь непривычной безопасности, ирландцы пытались играть в пул найденным в саду свернувшимся ежом, а один из них ухватил маркера и таскал по всему залу. С юга приехало полдюжины плантаторов, они рассказывали небылицы самому отъявленному лжецу в Азии, а тот сразу же пытался ответить на каждый их рассказ своим. Там собрались люди всех профессий, мы тесно сомкнули ряды и подсчитали наши потери убитыми и ранеными за минувший год. Выпито было очень много, помнится, мы пели «За счастье прежних дней», выделывая ногами вензеля и мысленно возносясь к звездам, а потом клялись в вечной дружбе. Впоследствии кто-то из нас отправился завоевывать Бирму, кто-то пытался разбить суданцев и был разбит ими в густых зарослях под Суакином, кто-то получил звезды и медали, кто-то женился, что весьма прискорбно, кто-то совершил еще более прискорбные поступки, а прочие остались в нашем содружестве и тщились разбогатеть, не зная, как взяться за дело.
Флит начал вечер с шерри и горькой настойки и, пока не подали десерт, непрерывно тянул шампанское, потом неразбавленное жгучее капри, не уступавшее крепостью виски, с кофе выпил бенедиктину, затем последовали четыре или пять виски с содовой — чтобы точнее бить кием, а в половине третьего он принялся за пиво и закончил выдержанным бренди. В итоге, выйдя в половине четвертого утра на четырнадцатиградусный мороз, он разозлился, что его лошадь кашляет, и неуклюже попытался вскочить в седло Лошадь вырвалась и побежала к конюшне; поэтому Стрикленд и я, образовав «почетный» караул, повели Флита домой.
Путь наш пролегал через базар, там у дороги стоит небольшой храм Ханумана, обезьяньего бога,— это выдающееся, достойное почтения божество. Хорошие черты есть у всех богов, как и у всех священнослужителей. Лично я придаю ему большое значение и доброжелательно отношусь к его народу — большим серым обезьянам, живущим в горах. Никто не знает, когда может потребоваться друг.
В храме, когда мы шли мимо, горел свет и слышалось пение гимнов. Туземные жрецы поднимаются в любое время ночи, чтобы почтить свои божества. Неожиданно Флит бросился вверх по ступеням, похлопал по спине двух жрецов и стал старательно гасить окурок сигары о лоб каменной статуи Ханумана. Стрикленд попытался оттащить его, но он сел и торжественно заявил:
— В-видите? На-чер-тание зверя! Положил его я. Разве не остроумно?
Через полминуты в храме поднялась суматоха, и Стрикленд, зная, чем кончается осквернение богов, предупредил о возможных последствиях. Благодаря своему официальному положению, долгой жизни в этой стране и пристрастию вращаться среди туземцев он был знаком со жрецами и очень расстроился. Флит сидел на полу и не желал подниматься. Он заявил, что из «доброго старого Ханумана» получится очень мягкая подушка.
И тут из ниши позади статуи внезапно появился Серебристый. Совершенно нагой, несмотря на жуткий холод, и тело его блистало словно заиндевелое серебро, потому что он был, как говорится в Библии, «прокаженным, белым, как снег». Лицо его густо покрывала застарелая проказа. Мы со Стриклендом нагнулись, чтобы поднять нашего друга, а храм стал заполняться появляющимися будто из-под земли людьми. И вдруг Серебристый проскочил у нас под руками, мяукая точь-в-точь как выдра, и, обхватив Флита, положил голову ему на грудь, и мы не успели отшвырнуть его. Потом он отошел в угол, сел и замяукал, а толпа заполнила все выходы.
Жрецы были вне себя, пока Серебристый не коснулся Флита. Это прикосновение, казалось, успокоило их.
Молчание длилось несколько минут, потом один из жрецов подошел к нам и сказал на прекрасном английском:
— Уведите своего друга. Он покончил свои дела с Хануманом, но Хануман не покончил свои дела с ним.
Толпа расступилась, и мы вывели Флита на дорогу.
Стрикленд был очень зол. Он сказал, что всех нас троих могли зарезать, и Флит должен благодарить свою звезду, что уцелел.
Флит не благодарил никого. Он заявил, что хочет спать. Пьян он был в стельку.
Мы шли, Стрикленд молча злился, а Флит вскоре начал сильно дрожать и потеть. Потом заявил, что запахи базара очень сильны, и удивился, почему бойням разрешено находиться так близко от английских кварталов.
