Инквизитор - Борис Вячеславович Конофальский
— Значит, вопрос решён?
— Решён. — Твёрдо сказал настоятель. — Ваше место определено.
— Решал граф? — Спросил солдат.
— Граф — мальчишка, решают за него. Пока, другие.
— А что за должность мне предложат?
— Помощника коннетабля графства. Потом и место самого коннетабля. Вы же переловили людоедов, перевешали дезертиров и грабителей, вы местная знаменитость. Другой должности для вас не будет. И отказа они не примут.
Солдат помолчал, он подумал, что может быть и не стоит отказываться, если ему и впрямь это предложат ведь герб, земля и самая красивая женщина, пусть даже, которую считают распутной и взбалмошной, будут его и он спросил у настоятеля:
— А что хотите вы?
— Я лично — ничего, я пекусь только о процветании Матери Церкви, а вот Церкви такой воин как вы точно пригодится.
— То есть если я откажусь от должности, которая мне уготована…
— Святая Матерь Церковь наша откроет объятия вам.
— Вот как?
— Именно так. И помните сын мой, сеньоры мирские служат себе, сеньоры Церкви служат Богу. И Мать Церковь наша воздаст вам больше чем нобили мирские.
— И рыцарское достоинство?
— И шпоры и герб, и землю, и людишек. Всё, о чём может мечтать человек — вы получите.
— Вы щедро обещаете.
— Я уже писал о вас епископу, а епископ упоминал про вас курфюрсту-архиепископу[22]. Тот сказал, что вы достойны награды за дела свои. Запомните сын мой и друг мой, если предложение местных нобилей вам не по сердцу, приходите к нам, Церковь не разбрасывается обещаниями. Мать Церковь ждёт вас.
Разговор этот у солдата оставил осадок тревоги. Ещё утром всё было хорошо, а теперь чувство тревоги не оставляло его. Он шёл в свою келью и думал над каждым, словом аббата. Особенно вспоминались обидные слова. Особенно слова о распутстве. Эти слова будили в нём глухую ненависть. Он очень хотел найти ла Реньи. А ещё хотел посадить Хедвигу под замок и дрессировать её как дрессируют молодых кобылиц — до полного послушания. И он был рад, что нашёл Агнес, девочка умна и поможет ему и дом новый содержать и за госпожой присматривать.
В общем, никаких сомнений у него не было, он хотел получить герб и шпоры, и он хотел получить Ядвигу и землю. Всё! А что там после ему предложат нобили будет видно, попу тоже доверять сильно он бы не стал.
Туч на небе не было, а солнце ещё не встало, когда он был уже на ногах и молился с братьями-монахами. Отец Матвей молился рядом как все, разговоров больше не заводил. А Ёган уже ушёл седлать лошадей. Сам он был чист и выбрит. Для него это тоже был важный день, он того и не скрывал, и говорил что теперь служить будет рыцарю и заведёт себе одёжу с гербом и в цветах щита господина. И тут во время молитвы к солдату подошёл один монах и тихо сказал, что к нему гонец принес письмо.
— От кого? — Спросил солдат тихо.
— Гонец в цветах графа нашего, — также тихо ответил монах.
Солдат шел по длинным коридорам монастыря, он был взволнован. Он ждал эту новость, может быть, всю свою жизнь. Во дворе монастыря, у коновязи, он нашел человека. Это был тот же гонец, который привозил ему письмо от графа, в котором тот обещал произвести его в рыцари в это воскресенье. Волков не без трепета взял у гонца бумагу, сломал сургуч.
Настоятель Дерингховского, отец Матвей, вышедший вслед за солдатом во двор, абсолютно бесстрастно наблюдал за изменениями, которые отражались на лице коннетабля из Рютте, после того, как он прочел письмо. Коннетабль прочел письмо и побелел лицом, опустил бумагу, чуть постоял, глядя в стену, и снова стал читать письмо, и вдруг левой рукой схватил себя за горло, задышал тяжело. Аббат подошел к нему, взял под руку.
— Что с вами, друг мой?
Волков молча дал ему письмо, аббат прочел:
«Коннетабль из Рютте, сообщаю вам, что родственник мой, герцог Конрод фон Бюлоф курфюст Ренбау, пересмотрел свое решение и отказывает вам в рыцарском достоинстве. Предлагаю вам незамедлительно приехать в замок Шлоссер, для обсуждения дел и где для вас есть вакансия.
Граф Максимилиан фон Шлоссер».
Над монастырским двором взошло солнце, а Волков приходил в себя, и теперь его захлестывал гнев. Он посмотрел на гонца, привезшего письмо, и сказал:
— Чего ждешь? Талера не будет. Ступай.
— Мне велено дождаться ответа, — сказал гонец удивлённо.
— Ответа? Передай графу, что ехать в его дом — мне недосуг, дел много. А в его вакансиях я не нуждаюсь.
Таким ответом, гонец был обескуражен, он всё ещё удивленно смотрел на солдата, ведь такие фразы едва не переступали черту грубости. Но что-либо уточнять у такого человека, как коннетабль из Рютте, гонец побоялся, поэтому пошел к своему коню. А солдат заорал на весь двор:
— Ёган, где шляешься?!
— Так я не шляюсь, я коней седлал, — тут же появился Ёган.
— Оседлал?
— Готовы уже.
— Так поехали.
Солдат забрал у настоятеля письмо и спрятал его в кошель, потом произнес:
— Прощайте господин аббат.
— Стойте, — сказал настоятель.
— Ну, что еще?
— Обещайте мне, что не будете делать глупостей, слышите? Никаких глупостей. Как бы ни было больно, держите себя в руках.
— Я постараюсь.
— И вот еще, — настоятель достал из рукава письмо, — передадите его нашему епископу. Он вас ждет, он заинтересован в вас.
Волков взял письмо и тоже спрятал его в кошель. Ёган помог ему забраться на коня. И уже сидя на коне, солдат спросил:
— Аббат, а вы знали, что мне откажут?
— Наверняка не знал, но догадывался.
— Причина?
— Настоящая причина — оставить вас здесь, чтобы вы были зависимы, не давать вам все сразу. А видимая причина — это Гирши. Я знал, что Гирши не оставят без ответа ваши действия.
— Гирши? Эта семейка ростовщиков из Креденбурга?
— Да, они. Чертовы безбожники, — он тут же осенил себя святым знамением. — Менялы из Креденбурга. Они удобно расселись во многих городах и в Байронгофе, и в Райсбурге. Они главные финансисты дома Ренбау. Я знал, что они не простят вам того, что вы выпороли на площади их щенка, но это бы они пережили, а вот то, что вы отняли у них деньги — такого они не прощают.
— Какие деньги? — Не понял Волков.
— Трактир. Вы же отобрали у них очень выгодное дело, а за такое эти безбожники спуска не дадут. Уж поверьте.
— Это всего лишь повод. — сказал коннетабль.
— Это
