Война - Максим Юрьевич Фомин
В один из жарких июльских дней 1997 года группа захвата заскочила в дом, где обитала банда. В доме был один Лёха, который оказал сопротивление. По счастливой случайности Дима и Дядя уехали незадолго в Гомель. К тому времени Дядюшка с трудом, но ходил на костылях. Кто-то чудом им сообщил, что Лёху задержали.
После задержания Лёху долго пытали, пытаясь заставить взять на себя какой-то разбой на польский автобус с убийством. Пытали его беременную сожительницу, которая из-за пыток потеряла ребёнка. Через полтора года осудили. Приговор — 15 лет.
Дядя и Дима перебрались в Москву, сделали левые документы. Жили у какого-то старого друга Дяди Пети, пока он не выебал жену друга. Пришлось съезжать. Дима начал работать с подольскими, а Дядя — просто таксовать. После взрывов домов в 99-м году милиция тщательно проверяла документы, и Дядя Петя попался. Его этапировали в Белоруссию, где он получил 10 лет. Диму задержали в 2001 году прямо на делюге со стрельбой и ранеными. Дали 14 лет. Он полностью потерял здоровье, стал плохо слышать и заболел туберкулезом так сильно, что пришлось отрезать одно лёгкое.
Долгое время Лёху мучал вопрос: куда делись бабки с ограблений? Сумма была приличная. Вопрос больше риторический, понятно, что Дядя Петя их все проёбывал в ресторанах с любовницами, когда уезжал «по делам». Когда его ранило, оказалось, что не было денег даже на необходимую операцию. Лёша, заложник дружбы с Димой и обаяния Дяди Пети, всё никак не решался поднять этот вопрос. Теперь поздно.
Дядя Петя отсидел половину, вышел и начал что-то мутить в Москве. Лёха отсидел 13 лет. В Белоруссии каждые семь лет (прямо по Библии) происходила амнистия. Освобождают людей и режут срока. Лёхе два раза «отрезали» по два года, поэтому вышел через 13. Сел, когда было 19 лет, вышел в 32. Он больше не хотел криминала и особенно — видеться с Дядей Петей. Однако ему не повезло встретить меня…
Вскоре освободился Дима, и Лёше всё же пришлось увидеть Дядю Петю. Тот сразу, как профессиональный мошенник, снова обаял Лёшу, словно и не было проёбанного общака: все живы — и слава Богу! Мой друг тешил себя тем, что на этот раз он будет мудрее в отношениях с Дядей Петей, и убедил меня в этом.
— Братан, у него подвязки хорошие и по бизнесу, и по криминалу. Тыс ним общий язык найдёшь. Пригодится нам.
…Мы мчались по трассе. Дядя Петя вводил в курс дела: два коммерса работали в России. Заняли у Дяди денег, отдать не получается. Петя хочет подмять фирму под себя, тем более один из коммерсов не против. Второй ломанулся на киевских блатных, а те — на Лёру. Вот едем вопрос этот закрывать. Дяде нужно сопровождение. Лёха надеется, что Петя откроет фирму и возьмёт его начальником службы безопасности.
У меня чуйка, что это хуйня какая-то…
* * *
Когда я вернулся с «Первого утёса», было уже темно.
Светомаскировка была не очень качественная, и свет из столовой, которая была на улице, сквозь занавески освещал поляну. Я увидел человека, прикованного наручниками к дереву. Он стоял на коленях в одних трусах, и даже в темноте было видно, что его сильно избили. Лицо — кусок свежего мяса. Из столовой вышел сильно пьяный Василий — командир взвода. Подойдя к задержанному, Вася начал на него ссать. Побитый кричал хриплым голосом: «Давай! Давай… Теплее будет…»
Я привык ничему не удивляться в ополчении, но спросил:
— Кто это? Что с ним такое?
— Педофил, блядь!! Ребёнка бил… Девочку… Мразь… — ответил Вася.
— Изнасиловал или избил? — Вспомнил Горловку почему-то при этом. Что-то подобное я уже видел.
— Избил… Приставал…
Мы зашли в столовую.
— Братан, чай будешь? Бери, замалади есть… — предлагает Вася.
Он хороший парень. Всё умеет ремонтировать, смелый, воюет с самого начала. Всегда чем-то всем помогает. За столом в кресле сидит Дельфин. Они с Васей пьют. Дельфин вступил в ополчение прямо с «роботов». Он торчок, поэтому часто попадал на подвал, а затем решил сам пойти в ополчение. Добрый парень, который искренне хотел побороть свой недуг. Однажды, кушая в столовой, я увидел, что он отвлекается от борща, глядя на засунутую под деревянную балку бумажку в пакетике. Она выглядела как подмотка с травой.
Траву у нас любили и курили её регулярно, угощая ею всех приезжих журналистов…
Дельфин бросил ложку, вскочил, схватил бумажку, развернул, а там… ничего. Просто бумажка.
— Думал, подмот кто-то забыл? — спросил я.
— Ну да… Видно, да, что я конченый?
…На столе раскрошенный хлеб, открытая банка пайкового паштета, мухи…
Я наливаю себе чай.
— Брат, бери вот… пирожные… А я сейчас этого пидораса взорву… Гандон!.. Прикинь, девочку пятнадцатилетнюю избил… — Смотрит в одну точку Вася, немного шатаясь.
— А как узнали? Как он здесь оказался? — спросил я.
— Шмель привёз!
Шмель — командир одной из рот.
— А он откуда узнал? — продолжаю я.
— Ему соседка позвонила, рассказала… Это сожитель её… — Вася вдруг перестал шататься и заорал: — Дельфин!! Неси мешок с гексогеном! Взрыватель у меня есть! Сейчас этот гондон улетит!!
Дельфин на удивление быстро вскочил и метнулся за мешком. Вася подошёл к задержанному.
— Ну что… Тебе пизда… Сейчас ты улетишь.
Тот лепетал что-то невнятное.
Дельфин поднёс мешок и спросил:
— Куда?
— Под него надо… Он сейчас, бля, на Луну улетит…
Вася начал пинать задержанного.
— Вставай, сука!! Вставай!!
— Не надо… Пожалуйста, не надо… — робко просил мужчина.
— Надо, сука!!! Вставай!!..
Мешок положили, мужик сел на него.
— Беги, принеси мою сумку! Знаешь, где она?! Там запал… Всю сумку неси… — говорит Вася Дельфину.
Я пью чай и понимаю, что Васино пирожное я ел зря. Сильно жирное. Маргарина какого-то наложили… Блядь, аж живот заболел.
Вася садится напротив меня.
— Ща всё нормально, братуха, будет. Улетит в космос! Космонавтом станет! Пущай полетает!! Аха-ха-ха!! — заржал Вася.
— Слышь… Так он насиловал её или избил?
— Вроде избил… Пидорас… Ребёнка бить… А там вроде и приставал… Прикинь, гнида… Ща он улетит…
Вася достал из-под стола водку. Налил рюмку и сам выпил, закусив зелёным помидором, что нам давали в трёхлитровых банках.
— Так это его ребёнок или падчерица?
— Не, не его…
— Слушай, а может быть такое, что он со своей бабой порамсился, а та его оклеветала? Девочку видел кто-нибудь? Видно, что она побита? Может же такое быть? — Все садисты — латентные геи, а значит, считают женщин во всём виноватыми. Это надо использовать.
— Хуй его знает…
