Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №01 за 1990 год
Действительно, с точки зрения «интеллектуальной» развитости осьминоги — исключение среди своих мягкотелых собратьев, всяких там улиток, хитонов и устриц. Октопусы — так зовутся осьминоги на латыни — выглядят на их фоне интеллигентными выскочками, обладателями весьма объемистого и развитого мозга, благодаря которому они и проникают в любые лабиринты и выпутываются из сетей. Кстати, мозг осьминога считается изысканным деликатесом, из-за чего октопусы стали объектом хищнического отлова.
Растет осьминог быстро, и если ему посчастливится дожить до старости, то достигает внушительных размеров. Но что такое даже самые большие спруты в сравнении с гигантскими кальмарами, которые охотятся, например, на кашалотов! О схватках кальмаров с китами неоднократно свидетельствовали «синяки» величиной с тарелку, которые на коже китов оставили присоски чудовищ. Случалось, двадцатипятиметровые кальмары, а возможно, и более крупные, нападали на небольшие суда, силуэт которых из глубины вод напоминает формы кита. Ну а средний трехгодовалый осьминог весит всего пятнадцать килограммов.
Но продолжим рассказ о приключениях бесстрашного фотографа. На риф Дискавери в Тихий океан он отправился, чтобы познакомиться с американским исследователем Джимом Косгровом и поснимать гигантских океанических осьминогов-октопусов. Дело это было для Фреда новым, и на первых порах он не переставал дивиться сноровке своего нового знакомого.
Во время первого же погружения Джим нашел логово осьминога, изловил его при помощи меловых белил и посадил в нейлоновую сумку. Затем исследователи взвесили и обмерили головоногого. Малыш весил четырнадцать килограммов, а длина щупальцев была всего сто двадцать пять сантиметров. Джим прикрепил к перепонке между щупальцами пронумерованную бирку и отпустил октопуса восвояси.
Следующая находка оказалась посолиднее. Аквалангисты минут пятнадцать боролись со здоровенным верзилой осьминогом, пытаясь оттащить его подальше от спасительных рифов. Хитрец многократно пытался улизнуть, прикидываясь побежденным, пускал облачка «чернил», но все уловки оказались тщетными. В конце концов он позволил затолкать себя в мешок и обследовать. Весил он немало — тридцать килограммов, а щупальца были редкостной трехметровой длины.
Как правило, спруты смиренно переносят эту унизительную процедуру по два, а то и по три раза, однако и среди них встречаются существа, обладающие чувством собственного достоинства. И раз попав в сумку, они навсегда уходят из неспокойного места. Впрочем, и остальных осьминогов домоседами не назовешь. В среднем через каждые два месяца они подыскивают себе новую нору в окрестных рифах.
В отличие от профессионала Косгрова, Фреду Бавендаму везло меньше. Каждый раз, когда он оказывался в подводных лабиринтах один, осьминоги изобретательно прятались, принимая формы камней или водорослей. Все же он нашел подводную бухточку, где осьминоги вели себя повольготнее, но и там отыскать их было не просто.
Мало-помалу терпеливому ныряльщику удалось расположить к себе застенчивых отшельников. Сфера дозволенного постепенно расширилась до самых интимных сторон их жизни — питания и деторождения. Бавендам заснял даже охоту октопуса. Завидя добычу, спрут замирает, как бы примериваясь, и его кожные покровы наливаются оранжевым пламенем. Затем осьминог внезапно бросается, как бы выстреливает свое тело в сторону жертвы, расправляет щупальца, причем присоски в это мгновение делаются матово-белыми, и хватает нерасторопного краба или креветку. Секрет мимикрии прост: белый цвет в воде почти незаметен, что позволяет осьминогу подобраться к жертве поближе. И все-таки самые сильные впечатления остались у Фреда после той памятной схватки за фотоаппарат. «Он смотрел на меня как на знакомого,— вспоминал потом Бавендам.— В глазах его можно было легко различить роговицу, зрачок, радужку — все как у человека...»
По материалам журнала «Гео» подготовил С. Бура
Притяжение полюса
Весной прошлого года произошло событие, которое, будь его «виновниками» кто-нибудь из путешественников с мировым именем — Рейнхольд Месснер или Тим Северин, Жан-Луи Этьен или погибший несколько лет назад японский путешественник — одиночка Ноэми Уэмура,— могло бы стать едва ли не сенсацией. Впервые в истории полярных путешествий человеку удалось достичь географической точки Северного полюса в автономном режиме. Ну а поскольку речь шла не о признанных авторитетах, а о малоизвестной, даже в Москве, группе энтузиастов, лишь год назад получившей статус экспедиции Московского филиала Географического общества АН СССР, средства массовой информации только упомянули об этом событии. Так уж, видимо, у нас принято — в первую очередь — «равнение налево», то есть на Запад, если смотреть на географическую карту. Ведь недаром еще в незапамятные времена родилось изречение: «Нет пророка в своем отечестве». Не было исключения и в этот раз...
Радость нашей победы имела горький вкус утраты. На пути к полюсу мы потеряли своего товарища, который участвовал едва ли не во всех лыжных высокоширотных переходах экспедиции. Он прошел с нами по Таймыру и островам «Комсомольской правды», проложил 1100-километровую лыжню по Северной Земле, достиг вместе с нами самой северной точки Советского Союза — мыса Флигели на острове Рудольфа в архипелаге Земля Франца-Иосифа, участвовал в труднейшем ледовом переходе через Карское море между Северной Землей и Землей Франца-Иосифа, побывал на дрейфующих льдах Центрального Арктического бассейна. Один из наиболее опытных, физически подготовленных участников экспедиции, Александр Рыбаков, скончался в конце второго месяца пути, не дойдя до полюса чуть более сотни километров. Огромная сила воли, считающаяся во все времена залогом успеха в любом деле, особенно требующем высоких физических напряжений, на сей раз, кажется, сыграла злую шутку. Она оказалась тем «нестандартным предохранителем» в сложнейшем человеческом механизме, из-за которого был выведен из строя инстинкт самосохранения.
Подавляя в себе предельную усталость, оставив позади границу допустимых нагрузок, когда организм был еще в состоянии восстанавливаться в короткие ночные часы отдыха, Саша продолжал упорно двигаться к цели. Шел до тех пор, пока сознание было в состоянии управлять телом.
Болезнь развивалась скоротечно. Еще накануне, 27 апреля, он, как и все, предельно усталый, шел наравне с другими, а наутро, так и не придя в себя, не проснувшись, скончался. Заключение медицинской экспертизы: легочно-сердечная недостаточность...
Своей мечте Саша отдал все, исчерпав последние, неприкосновенные запасы сил. Можно ли было отказаться от того последнего, рокового шага, за которым риск начинал возрастать лавинообразно? Наверное, у большинства людей этот вопрос вызовет лишь недоумение и недовольное брюзжание: «Не могут жить как все, спокойно. Подавай им полюса. Кому все это надо?»
А действительно, кому все это надо?! Ну что могло измениться в мире, если бы полюс вообще остался недоступным для автономной экспедиции? Разве это имеет какое-нибудь практическое значение, разве меньше станет в мире голодных после этого перехода или сократится число нерешенных социальных проблем, стоящих перед нашим обществом?..
Но вправе ли брать на себя роль судей те, кто ко всему на свете стремится подходить с псевдопрактическими мерками? Во все времена было, есть и будет что-то такое, что, к счастью, невозможно измерить ни в каких единицах известных нам систем мер и весов. И я уверен, сегодня меньше было бы наркоманов, алкоголиков, людей безразличных, а порой жестоких и озлобленных, если бы в свое время подобные «судки» не решали за нас, что можно, а что нельзя...
Наша группа «Арктика» шла к полюсу много лет. Шла настойчиво, отвоевывая свое право на полюс в бесконечных лабиринтах административных ограничений и запретов, постигая «арктические университеты» на практике, стараясь взять на вооружение все, что можно было взять из опыта полярных путешественников прошлого, профессиональных полярников, полярных летчиков, моряков.
Десять лет промелькнуло как десять дней. И каждый год — новая экспедиция, новая встреча с высокими широтами, новые, все более сложные задачи. Говоря откровенно, тогда, в 1979 году, автономный лыжный переход к Северному полюсу для нас был таким же призрачным, как если бы речь шла о полете на другую планету. Мы проводили свои отпуска в суровых горных районах Полярного Урала, пробирались через каньоны и ледопады Путораны, поднимались на ледники самого северного в Советском Союзе горного массива Бырранга. Лыжня наша все настойчивее продвигалась к северу: острова «Комсомольской правды», мыс Челюскин, архипелаги Северная Земля и Земля Франца-Иосифа.