Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1987 год
Обнаружить человека в пустыне не легче, чем отыскать оброненный пятачок на многолюдном базаре. Сколько угодно случаев, когда вообще никого и ничего не находят — ни с воздуха, ни с земли. Машина ушла в пески — и канула, растворилась, словно не было ее вовсе. И никогда не узнать, что случилось в действительности. Мы будем исходить из худшего — поиски продлятся две-три недели. Есть ли у нас шанс остаться в живых? Вот когда теория — составленная и выполняемая нами программа «Выживание человека в пустыне» — неожиданно сомкнется с практикой вплотную.
В этом случае паек воды урежем втрое. На отдельном, хорошо просматриваемом с воздуха и земли бархане соорудим теневое убежище — выроем яму поглубже, растянем двойной тент. Заготовим сигнальные костры. Будем лежать сутки напролет недвижимо, молча. Шевельнуть хоть пальцем, открыть рот, чтобы сказать даже одно слово — значит нерационально использовать запасы воды в организме. Будем драться за каждый грамм влаги, ибо это, в конечном итоге, драка за жизнь! Суточную норму зеленого чая разобьем на мелкие — по 50—60 граммов — порции.
Будем следовать советам специалистов, изучавших пустыню и уже давших свои рекомендации. Станем жевать веточки верблюжьей колючки. Попытаемся добывать воду с помощью пленочных конденсаторов. Проверяя в пустыне Устюрт, насколько эффективен этот метод, мы добились неплохих результатов. Самое простое — набить полиэтиленовый мешок свежими ветками саксаула, завязать горловину и выставить конденсатор на солнце. Жаркие лучи выпарят из веток влагу, которая осядет на пленке, соберется в капли, стечет вниз. К вечеру будет граммов 200—250 дистиллированной воды.
Можно такой же мешок надеть на растущее деревце. Или соорудить наземный конденсатор. Выкопать метровую яму, закрыть пленкой. Внутрь установить емкость, в центр пленки уложить камешек. Получится воронка со стоком в центр. Нет, мы еще поглядим, кто кого...
Песок, сплошной песок. Иногда встречаются колеи, ведущие неизвестно куда. Видим: здесь прошел вездеход, но за ним тянуться не стоит, ему везде дорога. Вот след протектора КамАЗа. Этот в большой песок не сунется, есть шанс проскочить и нам. Так, цепляясь порой за слабовыраженные колеи, мы продвигаемся все глубже в центр пустыни Кызылкумы.
Каждое сложное путешествие программируется сначала за письменным столом. Необходимо тщательно просчитать будущего «противника». Предположить самые невероятные ситуации, грозящие чрезвычайными происшествиями, заранее отыскать выход.
Еще в 1980 году, отправляясь в первый свой велопереход по пустыне, мы запаслись лекарствами на все случаи жизни, в том числе противозмеиной сывороткой. Опытные люди, правда, утверждали, что в центре пустыни можно находиться неделями и не увидеть ни змеи, ни скорпиона. Мы не верили. Но каждый свято помнил заповедь сапера: «Полную безопасность на минном поле может гарантировать лишь полная неподвижность». Первого скорпиона мы обнаружили лишь на четвертые сутки пути (близкое знакомство с представителями пустынной фауны входило в задачи научной программы нашего велоперехода). Он был до крайности миролюбив, не стремился нападать, а спокойно сидел под камнем. Но мы как раз этого делать ему и не позволили. Решили проверить — испугают ли его нити бараньей шерсти, разостланные на песке? Существует народное поверье: скорпионы боятся запаха бараньей шерсти, и потому, ночуя в пустыне, надо окружить себя или волосяным арканом, или вот такими нитями. Наш скорпион раз-другой ткнулся в пряжу и благополучно преодолел преграду...
В целом проблема противопаучьей безопасности в пустыне сводилась к мудрой формуле: не проявляй излишнего любопытства, не лезь куда не следует и будешь жить хоть до ста лет. Случай подтвердил правильность этого утверждения.
Однажды более суток мы провели среди камней у основания чинка (уступа) плато Устюрт. Ночевали, как обычно, на песке. Хорошо ночевали, без приключений. А утром, сооружая очаг, подняли ближайший камень. Под ним сидел крупный желтый скорпион. И под другим камнем сидел скорпион, и под следующим, и... Не начни мы ворочать известковые булыжники, никогда бы не узнали, что провели ночь в скорпионьем рассаднике. Наверное, ночью они ползали возле нас и, возможно, через нас. Однако не напали. Человек их не интересовал, им мух подавай!
Нет, не под ногами таится смерть в пустыне...
Мы идем по Кызылкумам. Я с трудом тащу по песку свои 75 килограммов и еще восьмидесятикилограммовую тяжесть навьюченного велосипеда. Монотонно считаю шаги: 647, 648... Через 352 шага разрешаю себе очередной глоток воды из фляги. Я ни о чем не думаю и ничего не хочу, кроме воды. Счастье для меня равнозначно воде. Вспоминаю бессчетные недопитые за жизнь соки, компоты, кисели... Струйки, текущие из недовернутых кранов... Лужи под ногами... Тонны неиспользованной, не выпитой мною воды.
Говорят, отвоевал место под солнцем. В пустыне солнце можно только ненавидеть. Смотреть на столбик ртути в градуснике, упершийся в запаянный конец трубки, и тихо ненавидеть огненный шар, висящий над головой. Ненавидеть раскаленный песок, собственную горячую кожу, душный и жаркий воздух.
Останавливаюсь. Больше нет сил продираться сквозь песок, сквозь плотный, физически ощущаемый воздух. Перед глазами плывут, лопаются розовые пузыри. Тошнота подступает к горлу. Сейчас важны мгновенья неподвижности. Тогда не кружится голова, не ноют мышцы, тело находится в состоянии покоя, столь для него желанного и необходимого. Роняю велосипед, оседаю на песок сам, втягиваю голову в прозрачную тень ближайшего саксаулового деревца. Замираю. На эмоции не остается энергии.
Я не могу противостоять жаре. Я не умею зарываться в песок до глубинных, прохладных слоев, как это делают ящерицы. Не имею разветвленной корневой системы, способной поднять воду с тридцатиметровых глубин, как саксаул или пустынная акация. Не обладаю верблюжьей способностью накачиваться водой впрок. Тушканчик, ящерица-круглоголовка в сравнении с человеком существа куда более совершенные, более приспособленные для жизни в пустыне. Я бы с готовностью пошел на выучку к ним или жуку-скарабею...
В проект человека конструктивно заложено природой «водяное охлаждение». Каждый грамм пота, испарившегося с поверхности тела, уносит с собой полученные извне лишние калории тепла. Но, обеспечивая температурный комфорт, пот одновременно тянет из организма влагу. Начинается обезвоживание. 15-процентная потеря воды в организме в условиях пустыни равнозначна смерти. Грустный парадокс — чтобы выжить в пустыне, необходимо нейтрализовать механизм теплозащиты. Ювелирно балансировать между водным изнурением и тепловым ударом.
Готовясь к экспедиции, мы сшили себе белые одежды с таким расчетом, чтобы не оставить солнцу ни одного квадратного сантиметра кожи. Головы закутывали в бедуинские бурнусы — средство от жары идеальное. У них же, извечных кочевников пустынь, позаимствовали питьевой режим и тактику движения, в основе которого — степенность и размеренность. Приняли многозначительный восточный «обет молчания». Оказывается, дыхание через рот, равно как частые разговоры, усиливает обезвоживание, хотя и облегчает самочувствие — вспомните собак на жаре, лежащих с разинутой пастью, со свешенным набок языком.
Суточное потребление жидкости мы умудрились втиснуть в рамки пятилитрового пайка. Десятисуточный запас на одного человека уменьшился до 50 литров, против 120 расчетных! У нас появилась реальная возможность автономного путешествия. Но что такое пять литров, когда едешь под солнцем, по раскаленному песку, на перегруженном велосипеде — чуть больше, чем ничего!
Со вчерашнего дня появились признаки нарастающего обезвоживания. Слюна стала вязкой — не сглотнешь, не сплюнешь. Исчезли слезы. Не в том беда — захочешь поплакать и не сможешь, а в том, что сохнут глаза, слабеет зрение. И еще снятся сны, от первой до последней минуты наполненные водой.
...Я прихожу в себя, возвращаюсь из прохладного небытия в жар окружающего мира. Вижу выбеленный песок, мелкой рябью ползущий по склону бархана. Кожей чувствую нагревшуюся на солнце догоряча одежду. Пора подниматься, уже подходит Саша Худалей. Мой вынужденный отдых длился не более трех минут. Подниматься стану поэтапно: напрягу мышцы шеи, подниму голову, перекачусь на бок, подтяну к животу колени... Я продумываю в деталях, как совершить простейший физиологический процесс — встать!
С трудом поднимаюсь сам, отрываю от земли почти центнерную тяжесть велосипеда, и это лишь начало настоящей работы. Делаю очередной шаг, трудно включаюсь в общий темп движения. Взбираюсь на бархан, слабо надеясь с его хребта увидеть твердый участок почвы. Но вижу точно такой же бархан. И еще один. И еще... До самого горизонта, словно застывшие штормовые волны, катящиеся на восток. С рассвета прошли не более 15 километров. Мизер! В который раз пытаюсь решить простенькую арифметическую задачку на движение для ученика второго класса. Из пункта А в пункт Б выехали три велосипедиста... Вопрос (не из школьной программы): успеют ли они достигнуть пункта Б или любой другой точки, где есть люди, прежде чем кончится вода? Причем известно, что они прошли меньше половины пути, что у них осталось 90 литров воды, а скорость на сегодняшний день не превышает четырех километров в час. Множим скорость на время: четыре километра на десять часов непрерывной, изматывающей работы. Получаем сорок километров в сутки, или 9 ходовых дней. Воды при нынешних нормах хватит суток на шесть. Ответ не сходится на 72 часа.
