Александр Сытин - Желтый Мрак

— Ну, что ты… Бригадный у нас не кусается. Говори смелей: — выручил его врач Титов.

— Я… Я… Паря дохтур… чумной… — выпалил неожиданно красноармеец и, вновь смутившись и, опустив глаза, тихо повторил:

— Право, чумной…

Он поднял голову и обвел нас своими раскосыми, с подозрительной краснотой, глазами,

Мы с Титовым переглянулись и испугано попятились от двери, в глубину комнаты.

— Ну брось, паря, откуда тут чума — проговорил Николай Иванович, укоризненно посматривая на нас. — Брось… Раскажи-ка, что это с тобой… Да не бойся. Поди, ничего нет… — закончил он, пересаживаясь на ближайший к красноармейцу стул.

Титов подошел ко мне и прошептал па ухо:

— Лицо подозрительное…

— Да, как будто что то есть… — согласился и я.

— Как только мог он заразиться? Посты у вас несут исправно?.. Я оглядел красноармейца в ног до головы и так же тихо ответил:

— По моему надеяться можно. Но граница так велика, что…

После последних боев с остатками белых армий Забайкальского атамана Семенова, мне приказали перевести мою бригаду к Китайской границе. Я занял пограничный участок от китайского города Маньчжурия до нашего Нерчинского завода. По расстоянию мой участок был более 300 верст.

Людей в бригаде было тысячи две с половиной и в первое время нам более, чем когда, приходилось быть готовым к бою, так как, в соседнем с нами городе Маньчжурия разместились полуразоруженные китайцами группы белых. И во избежание случайностей, мне большую часть бойцов пришлось сосредоточить в нашем поселке Абогайтуй, который как раз был против города Маньчжурия и не далеко от китайских угольных копей Чжай-ла-нор. Охрана этих копей была сплошь из белогвардейцев, а они несколько раз делали попытки вторгнуться на нашу территорию.

Недавно мы узнали, что на копях Чжай-ла-нор, там, где работают семь с половиной тысяч китайцев-углекопов, появилась чума. С копей чума перешла в Маньчжурию и поползла книзу по пограничной реке Аргуни. Рассуждая на эту тему и распрашивая местных крестьян, мы с Николаем Ивановичем установили, что чуму разносят рабочие копей.

От страха заболеть и в надежде на спасение, они бросали работу и бежали или в Маньчжурию или на бакалейки и китайские пограничные посты, расположенные против каждого нашего поселка.

Это нас встревожило и заставило экстренно принять ряд крутых мер: во первых, мы усилили охрану границы и вменили в обязанность пикетным не вступать ни в какие переговоры с переходящими и, само собой разумеется, их на нашу территорию ни в коем случае не пропускать. Во-вторых, мы закрыли границу и для наших местных жителей, имеющих по пограничным традициям, беспрепятственный проезд на Китайскую сторону.

На Китайской территории творилось ужасное: те из заболевших, которые надеялись найти спасение на еще не-зараженных пограничных постах, бежали туда и несли с собой заразу. Чумы китайцы боялись больше всего. Они знали, что она неизлечима. Они помнили эпидемию 1910 года, когда в одном только Харбине умерло от этой болезни 10.000 человек.

9 февраля, за неделю до того, когда красноармеец вошел в комнату врачей, я узнал, что самый крупный китайский пограничный пост против нашего поселка Кайластуй, где у китайцев было около 20 торговых фанз, штаб полковника, начальника трех кордонов и командующего 112 вооруженными пограничниками, с территорией в 19 верст, не имеется охраны. А 10 февраля мне донесли, что на этом посту никого нет в живых. Впрочем, наблюдатели через час сообщили, что там виднеется несколько трупов то-ли 5, то-ли 20, точно определить было нельзя, так как над трупами пировали громадные стаи собак, а может быть, это были и волки.

10 февраля я, врач Звонарев и врач Титов создали второй экстренный по борьбе с чумой совет. Тут же мы наметили рад изоляторов, использовав для этой цели пустующие избы белых беженцев, сосредоточили в квартире врача весь контрабандный спирт, нашили халаты, рукавицы, футляры на сапоги, собрали санитаров, и врачи показали им все приемы борьбы с чумой. Я написал несколько листов строгих постановлений для местных жителей и чуть ли не запрещал им смотреть на Китайскую территорию.

Через день мы узнали, что и на более отдаленных от нас китайских постах, тоже нет признаков жизни. Но теперь мы надеялись на себя и были спокойны.

— Ну, чего ты, рассказывай. Поди, враки все — снова проговорил Звонарев, подвигаясь вместе со своим стулом к красноармейцу.

Красноармеец потоптался, бросил новый боязливый взгляд на меня. Прикрыл рукой рот. откашлялся и тихим больным голосом начал:

— Так это, паря дохтур. Лонись это мой братан. Я у него на фатере стою, у своего, Викулова. Ну он, того, сунтулой заграницу смахал.

— Как же это стороной можно? — вырвалось у меня.

— Э… паря командир, пост сунтулой проехать плевое дело. Участок у нас на пикет с версту, а где и боле. Вот в ночь-то, как наши поглядят, что пикетные удобное место проехали, повыдождут маленько и шасть заграницу. Так вот и мой братан… У него там скот ходит.

(В Восточном Забайкальи хлеба никто не сеет, — не родится, и жители занимаются исключительно скотоводством, и иногда, по особой доверенности с китайской пограничной властью и с нашего разрешения, они переводят скот на пасьтбу за границу)… Ну это с'ездил он. По дороге завернул в фанзу к приятелю. Китаец у него, бакалейщик, приятель был. Видит, его дома нет, а в фанзе разгром и посередь стоит трехпудовая банка с ханшиной и тут же кружка валяется. Ну мой-то выпить любил, зачерпнул. Хлебнул кружечки две, потом вспомнил о нас. Разыскал посудину, налил и нам привез. А посля этого дела, через два дня он и представился. А я вот занемог. Горю что-то и все. Видать, он в чумную фанзу, не иначе как, попал. По этому, по его покойным словам, околись он видел… того… мертвечинных не много… Солдат этих китайских… — Красноармеец обвел нас глазами и замолчал. Звонарев мигнул нам и обратился к нему:

— Вот что, паря, чумы, видать, в тебе нет. А в больницу тебя надо. Ты, того, выходи-ка на волю. Я за тобой, лекарство кое-какое возьму и доведу тебя…

Красноармеец послушно повернулся и вышел, Мы сразу же вскочили на ноги и бросились к двери. Но Николай Иванович движением руки остановил:

— Что у него чума, я верю и не верю. Но пока не выходите. Вы, Николай Алексеевич, звоните к коменданту, чтобы посты выставить к дому этого Викулова, и вроде как арестовать там всех домашним арестом, да за одним и к тому, где он жил. А ты, Степан Александрович, сулемой пол вымой и дверь, где красноармеец стоял. А потом ко мне зайди, я в первом изоляторе буду, что ближе к нам…

Смутное чувство тревоги сразу же охватило нас. До этого мы никак не думали, что чума может попасть к нам. Мы надеялись, что меры с нашей стороны все приняты. И вот теперь мы не опустили рук перед опасностью, но все же немного растерялись. Мы не боялись, но трусили.

Я по телефону вызвал коменданта. Приказать выставить посты не было труда. Но выставляя их, мы натолкнулись на глухой ропот жителей:

— Нечего делать-то, чуму и придумали…

— Глядикось, в какой грязище китайцы живут, потому и мрут, а они — чума…

— Вот они-то, большаки! Завоевали, а теперь всех поголовно и арестовывают.

— И не говори, и деток-то у Викуловых не пожалели; ну, какая, к примеру сказать, от грудного ребенка зараза. Лежит он себе в люльке и все…

Особенно негодовали женщины:

— Слышь-ка, бабонька, мужиков у Викуловых не было, бабы да девка… Так туды и армейцев… Пользуйтесь на благо…

— Ой, матушка, видать народу-то у них нехватки, так они и хотят заране, хотя бы и от чужих народить…

— То же и у братана Викулова, там тоже бабье одно и три армейца. Поди дале-то баб с мужиками на одну постель будут арестовывать. Придумали же — всех в одной избе. И все это командер у них новый рассейский…

Но не лучше встретили меня и красноармейцы. Те, что попали в карантин в доме Викулова и рядом. Они набросились на меня с винтовками.

Однако, выручил военком.

— Вы, ребята, не больные, мы о вас ничего не думаем, и не подозреваем. Но жители-то больно подозрительны на чуму. Посидите так, для их примеру…

— Ну разве к примеру, посидим. Так что ль ребята? — согласился один из них.

— А кормить-то будут?

— Поди в наряд не пошлют? — поинтересовались другие.

— И кормить и поить будут. И в наряд ни в какой посылать не будем.

— Это дело. Вали ребята. Спи теперь…

Вечером, только что я успел лечь отдохнуть от первого чумного дня, как раздался тревожный звонок телефона. Я подошел. Звонили с линии железной дороги со станции Мациевской.

— Ви буддите командири пограничнии бригади, — услышал я голос с немецким акцентом.