Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1994 № 03
Он указал на кресло, а сам сел за стол. Вынул диктофон, но не включил.
— С глазу на глаз, — сказал он. — Как ты выбрался с острова? Где ребенок? Кому достался ребенок?
— Нет уж, мистер Керш, — ответил я, — делайте запись. Давайте уж лучше будем все записывать.
Он нажал кнопку на диктофоне.
— У меня было много свободного времени последние две недели, — произнес я. — Я подумал, что было бы интересно написать небольшой отчет о наших разговорах, что я и сделал, засвидетельствовав, что ребенку, которого я видел, было три-четыре года, то есть он был слишком большой и не может быть одним из двух детей, которых вы ищете. Я уверен, что мистер Милликен будет в ярости, когда узнает, что ФБР использует его личную трагедию как ширму для своих происков, а моих корреспондентов позабавила бы история о том, как все силы ФБР брошены на охоту за ребенком, который прячется от них на пляже. Я думаю, что люди, которым я послал копии отчета, разделят мое мнение по этому поводу. Я сказал им, что вернусь сегодня обратно в город, и, если по каким-либо причинам не объявлюсь больше, просил их открыть запечатанные конверты и прочитать ту сказочку, которую я записал.
Его это не впечатлило.
— Вы смотрите слишком много фильмов. Но вот о чем в них не говорится: у нас преимущество во времени. Через неделю, через месяц, через год — времени у нас достаточно. Мы найдем ребенка, можете быть уверены. А к вам в любой момент может подойти наш человек, чтобы задать тот или иной вопрос и выяснить пару пунктов. Вам вряд ли понравится, мистер Ситон, когда вы не будете знать, кто сидит за соседним с вами столиком — может быть, агент с очередным вопросом. А теперь что касается ваших показаний…
Что касается моего прежнего заявления, то я все подтвердил. Я сказал тогда правду, и теперь не было никаких причин что-либо оспаривать. Но я отказался говорить о том, как уехал из города, какой дорогой, видел ли еще раз ребенка.
— Обвините меня сначала в чем-нибудь и позвольте позвонить моему адвокату, — сказал я наконец после четырех часов допроса. — Я хочу получить обратно мою машину и все, что мне принадлежит. Так что если мы закончили… — Я поднялся.
Я знал, что Керш наверняка так же устал и так же раздражен, как и я, но его гладкое лицо оставалось невозмутимым. Он выключил диктофон и откинулся в кресле.
— Мы очень не хотим, чтобы ее гены попали в генофонд нации, — прокомментировал он. — Плохая добавка, очень плохая. Ты ее спрятал где-то, но она не одна. Наступает зима. Она живет у кого-то. Мы выясним у кого, Ситон. Как я сказал, у нас есть время. Ты свободен.
В Атланте трудно поймать такси, мне пришлось пройти несколько кварталов до отеля «Карлтон» — я знал, там я смогу взять машину, — и по дороге раздумывал, кого из моих знакомых они будут допрашивать. Всех моих друзей в Атланте, служащих моей компании, родственников. Мою бывшую жену Сюзен и Стива Фалько в Лос-Анджелесе. Когда-нибудь они дойдут и до Джои, моего лучшего школьного друга. Доберутся ли они до тетушки Бетт? Пока я не видел, каким образом они это могут сделать. Она была подругой моей матери, а не моей, и она не была мне родственницей. Потом до меня дошло, что Керш ожидал, что я стану нервничать, попытаюсь войти в контакт с кем-нибудь, чтобы предупредить. И следом зловещая мысль: Керш-то как раз и рассчитывал, что я разгадаю его намерение. Он играл со мной, пытаясь заставить меня нервничать. И не без успеха.
Я снова вернулся к своей прежней жизни, словно ничего не изменилось. Все в офисе сгорали от нетерпения узнать, почему ФБР вызвало их на допрос, а я сказал, что был не менее озадачен, чем они. Грэйси, моя секретарша, предположила, что я ограбил пару банков на севере, и понимающе улыбнулась, это меня взбесило.
Грэйси была расторопной, иначе бы она здесь не работала. Со своими обязанностями она справлялась прекрасно. Но она любила к тому же покрасоваться своим остроумием. Я ничего не мог с этим поделать. Если бы я приказал ей перестать демонстрировать свою чертовскую проницательность, она бы надулась, хотя и весьма очаровательно. Через день-два все уже потеряли интерес к истории с ФБР, и потянулась обычная работа.
Прошла неделя, я много работал, чтобы наверстать упущенное, брал работу на дом, оставался в офисе сверхурочно.
Если они наблюдали за мной — а они наблюдали, конечно, — им нечего было доложить. В следующую субботу Керш посетил меня. Я работал в домашней фотостудии, одет был в старый свитер, еще более старые теннисные туфли и джинсы. Я открыл дверь, и он стоял передо мной со своим дипломатом.
— Что тебе еще нужно, Керш? Я занят.
— Похоже на то. Ну и житуха у тебя, такой дом, работаешь в удобной домашней одежде. Я привел твою машину. Настоящая милашка.
Он передал мне ключи, переступая порог.
— Приятно здесь у тебя, — сказал он. — Великолепны эти старые дома, правда?
Он заглядывал в гостиную через мое плечо.
— Хочешь обыскать?
— Да нет, незачем. Мы знаем, что ты один. Просто любуюсь. Не против, если я осмотрю твою студию?
Я пожал плечами и повел его через широкий холл в тот, что поуже, а потом в одну из задних комнат, которая раньше была то ли верандой, то ли швейной комнатой. В ней были широкие окна без занавесок. Даже сегодня, в пасмурный день, там было светло. Здесь стоял мой стол с пирамидами пробных отпечатков, рукописей, писем. Этот большой чертежный стол был просто похоронен под грудами и кипами материалов, но маленький столик для рисования был относительно свободным. На полке стояли акварельные краски, к которым я не прикасался несколько лет. Как раз за легким столиком я и работал, ретушируя фотографии, когда Керш позвонил, — вообще-то это не входило в мои обязанности, брюзжал я, но все равно никто больше не мог это сделать по-человечески.
Я стоял посреди комнаты и наблюдал, как Керш все это примечает. Наконец он кивнул.
— Настоящая мастерская, да? Я тебе кое-что принес показать, если смогу здесь развернуть.
Он достал рулон бумаги из дипломата, и я освободил ему столик, поставив кое-какие вещи на пол.
Он ухмыльнулся, и выражение его лица сразу стало другим. Я уже был знаком с его способностью становиться старше или моложе, меняя выражение лица.
Он развернул бумагу и разложил ее.
— Ты должен разбираться в таких вещах лучше меня, — сказал он, будто извиняясь. — Вот какие предположения строит кое-кто из наших специалистов.
Передо мной лежал обыкновенный график.
— По вертикали идет возраст, соответствующий определенной стадии физического развития, — показал он. — А по горизонтали — время, месяцы. Видишь? — Он отодвинулся и внушительно посмотрел на меня. — Есть уже и более точные графики, по дням, но ничего — сойдет и этот. В этой точке она родилась: день ноль, месяц ноль, год ноль. Мы просто обозначили точки, соответствующие показаниям приемной мамаши, у которой этот ребенок находился в месячном возрасте, показания той женщины, Форбуш, у которой она была в шесть месяцев, ваш отчет, когда ей было восемь месяцев… Вот эти точки.
— А эти линии? — спросил я. Мои ладони вспотели. Понятно, что могли означать линии, проходящие через эти точки.
— Ты ведь и сам понимаешь, — пожурил он. — Есть небольшое разногласие между разными прогнозами, так что здесь версии разных экспертов. Например, между точкой, когда ей было шесть месяцев, а она по развитию была полуторагодовалым ребенком, и до момента, когда ты ее встретил и ей было на вид три-четыре года, линия идет довольно круто. Они выбрали эти факты как опорные для прогнозов, хотя некоторые наши эксперты думают, что она подверглась стрессу, что вызвало такой аномально резкий скачок роста. Ну, авиакатастрофа, Макс и его подружка, потом эти прятки в одиночестве на пляже. Стрессов тут достаточно. Так или иначе, вот ее линия роста, вот здесь она достигнет физического развития двенадцатилетней, когда ей будет семнадцать месяцев. Но если взять другой прогноз, то в два с половиной года.
Были и другие линии, и Керш что-то объяснял мне, но все это было не важно. Главное — если все эти предположения были хоть сколько-нибудь похожи на правду, то где-то между полутора годами и двумя с половиной она должна была достигнуть подросткового возраста.
Он снова свернул график.
— Тут есть некий секрет, может быть, новый способ метаболизма. Какой-то гормон, фермент, химическое соединение. Что за питательная добавка была в той плаценте, чтобы вызвать такой быстрый рост всего за несколько часов? Ведь это вещество можно было бы вводить домашнему скоту. Или использовать для лечения рака. Умники в белых халатах отдали бы все на свете за эту девчонку. Поверь мне, Ситон, они и волоска на ее голове не тронут. Черт, она же умрет от старости к шести годам! Им она нужна сейчас. Конечно, они бы предпочли, чтобы она досталась им живой, и даже позволили бы ей иметь детей — под их наблюдением — но лучше было бы получить ее мертвой, чем позволить ее породе бесконтрольно размножаться.
