Если ты простишь - Анна Шнайдер
Я завис, поймав себя на ощущении, что нахожусь во сне, увиденном мною множество месяцев назад. Той ночью я ходил именно по этому дому и чувствовал его душу.
Настоящее осознание реальности пришло, когда я перешёл в мамину комнату. Именно там Лида поставила мольберт и повесила на него берет в красно-чёрную клеточку. Мама носила похожий и выглядела в нём как настоящая стереотипная художница. Но помимо берета на мольберте была картина, созерцание которой соединило прошлое и настоящее и помогло мне по-настоящему поверить в реальность происходящего.
Главная картина нашей семьи с «семейной» яблоней, растущей на заднем дворе дома. Мама с бабушкой называли эту картину «Древо жизни». По поводу этого названия у них не было разногласий.
«Древо жизни» мои родные не продавали до самого последнего момента. Единственная работа, на которой стояли две подписи.
Уникальная вещь, появившаяся на свет из-за ревматоидного артрита — классического недуга возрастных художников, не прошедшего мимо моей бабушки. Из-за него ей пришлось попросить маму, никогда не любившую писать маслом, помочь закончить работу.
Ох, как же много они спорили тогда, как много нервов потратили, трудясь над «Древом жизни». И я бы, наверное, ненавидел эту картину из-за бесконечных конфликтов, которые наблюдал, если бы не видел, как родные, показывая мне законченный вариант, стоят в обнимку и излучают абсолютное счастье.
Тогда я понял, что всё это время наблюдал акт совместного творчества, а не вражду. Порой именно так рождаются гениальные вещи — в противостоянии и синтезе двух талантов.
Хоть я и был уверен, что передо мной стоит не копия, но всё-таки перевернул картину и увидел на оборотной стороне холста ещё одно доказательство подлинности оригинала — каляку-маляку, нарисованную мной.
— С вами хотел порисовать, — оправдывался тогда совсем юный я.
Мама не рассердилась и поблагодарила, что я не притронулся к лицевой стороне. Попросила больше так не делать, а чтобы позабавить меня, взяла кисточку и одним мазком превратила мою мазню в забавного щенка.
И вот я снова прикасался к нашему с мамой совместному рисунку. Давно уже взрослый дядька, я провёл пальцем по щенку и разрыдался, как не плакал десятки лет. А может, и никогда.
Именно в этот момент я осознал, что нахожусь в том самом доме детства. Другого такого нет. Я здесь, в доме, в который снова вернулась душа, жившая в нём много лет назад.
Лида сделала невозможное. Не подарок, нет. Учитывая историю моей жизни, моего отношения к родителям и прошлому, к самому понятию дома, принимая во внимание все сложности в отношениях с Лидой, назвать просто подарком то, что она совершила сейчас, означало бы преступно принизить значимость её поступка.
Она сотворила нечто несоизмеримо большее — мечту размером со вселенскую любовь.
141
Вадим
Спустившись на первый этаж, я прошёл на задний двор. С крыльца увидел нашу семейную яблоню. Раньше она была двуствольной, но сейчас одна её половина была отпилена почти под корень.
Другая продолжала жить.
Я подошёл ближе и увидел, что на месте спиленной части уже начала расти новая ветка.
— Дедушка, который продал мне твой дом, сказал, что с этим деревом творилось что-то странное. — Я обернулся на голос Лиды. Она медленно и осторожно приближалась ко мне, а Арина сидела на веранде, наблюдая за нами. — Он несколько раз пытался его спилить, но каждый раз что-то шло не так. То пила ломалась, то травму получал, то рабочие просто не приезжали без весомых причин. И так годами.
Я сделал шаг вперёд и, не в силах подобрать слова, развёл руки в сторону, приглашая к себе самую удивительную женщину, какую только мог послать мне Бог.
Лида, расплывшись в улыбке, подошла, и мы обнялись под кроной яблони и сводом осеннего неба с густыми, быстро бегущими облаками.
Арина светилась. Это было видно даже на расстоянии. Сидела на скамейке довольная, словно всё происшедшее было частью её хитрого плана по воссоединению родителей.
Что ж…
— Лида, я хотел ска…
Но она приложила палец к моим губам, словно понимая, что я хочу сказать. И на мгновение мне показалось, что она чем-то напугана.
— Сегодня день, посвящённый тебе и твоему детству, — произнесла Лида тихо, тем не менее улыбаясь. — Давай всё остальное отложим на потом?
Я внимательно посмотрел в её глаза, пытаясь прочитать в них ускользающую от меня истинную причину, почему Лида не дала мне договорить, но увидел лишь одно — ей действительно было важно в тот момент не говорить о нас.
И я не стал этому противиться.
Обнял ещё крепче и поцеловал в висок.
Нехотя выпустил Лиду из объятий и вздохнул:
— Ладно… Но у меня вопросы. Много вопросов.
— Спрашивай. На что смогу — отвечу.
— Ты правда выкупила его?
— Да.
Я прикрыл лицо руками, одновременно качая головой.
— Но как? А картины… вещи… Ты дом покрасила?
— Ну, не я… Красили рабочие.
— Нет, серьёзно, как ты всё это смогла…
— Мне помогали. Вон тот маленький партизан, например.
— Да уж! Как она не проговорилась, я совершенно не понимаю. Ей только десять, то есть уже одиннадцать, но всё равно… Откуда такая выдержка?
И тут меня осенило!
Вот почему мои отношения с Лерой для Аришки были чуть ли не болезненней, чем предательство мамы! Не могу утверждать, но так, во всяком случае, казалось с моей колокольни. Даже представить сложно, насколько дочку бесила моя новая пассия, если понимать, что в то же самое время Арина помогала маме восстанавливать дом моего детства, ещё и зная наверняка, что у мамы даже ухажёров никаких новых не появилось (в этом я давно не сомневался). А тем временем папа шуры-муры устраивает какие-то…
Я ещё легко отделался, вот что я понял.
— А деньги откуда?
— Справилась, не переживай. Даже обе почки на месте, — пошутила Лида. Но я по-прежнему был в состоянии шока и никак не отреагировал. Наверное, Лиде показалось, что я не понял шутку, и она ещё раз повторила, что обошлась без продажи внутренних органов.
— Ты невероятная женщина… Знаешь это? — выдохнул я, глядя на неё не отрываясь.
Лида кивнула и аккуратно
