Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1989 год
А дронты продолжают танцевать, покачивая и кивая своими уродливыми головами. Белая птица наклоняется, делает полшага, затем следует пируэт на одной ноге и снова кружение.
Король без слов берет королеву за руку, они выходят из-за стола, словно дети перед спектаклем, и присоединяются к танцу, вальсируя (это, конечно, анахронизм) среди дронтов, а их родственники, гости и стражники смотрят и кивают в такт музыке.
Затем видение пропадает, оставляя лишь смутное воспоминание о мерцающем камине и танцующих птицах...
Дронтов доставляли в Европу морем. Первых двух, о которых имеются сведения, привез все тот же капитан ван Нек в 1599 году: один из них был подарен штатгальтеру Нидерландов, а второй попал в зверинец императора Священной Римской империи Рудольфа II, где и были сделаны первые рисунки этой птицы,
А голландский художник Рулант Саверей, по чьему-то меткому выражению, буквально «сделал на дронтах карьеру». Он рисовал и писал маслом этих птиц много раз: без сомнения, дронты его просто заворожили. Я бы даже сказал, завладели его мыслями.
Однако наиболее точное изображение, как уверяют специалисты, пришло к нам через полмира: существует индийская миниатюра с изображением дронта, которая хранится сейчас в одном из музеев России (В Эрмитаже. Советский биолог А. Иванов на XII Международном орнитологическом конгрессе в Хельсинки сделал сообщение: «Индийский рисунок дронта». Но откуда появилась у нас в стране эта миниатюра, неясно. (Прим. ред.)). Возможно, голландцы или португальцы завезли этих птиц в Индию во время Ллаваний в Гоа или к берегам полуострова Индостан. А может быть, их доставили туда на несколько веков раньше арабы, которые издавна пересекали Индийский океан на своих кораблях с треугольными парусами и потому могли наткнуться на Маскаренские острова задолго до того, как европейцы собрались в свой первый крестовый поход.
Как-то раз, еще когда я только начинал увлекаться орнитологией (после того, как перестал охотиться на птиц с духовым ружьем, но прежде, чем получил специальное образование), я сел и подсчитал, где оказались все известные истории дронты.
Судьба первых двух, что прибыли с ван Неком, нам уже известна. Еще один жил в 1600 году в парке графа Солмса. Исторические документы упоминают «еще одного в Италии, одного в Германии, несколько штук в Англии и восемь или девять в Голландии». Биллем ван Хоорн знал об «одном, привезенном в Европу в 1640 году, и еще об одном — в 1685-м». Про последнего из них он писал, что тот «также зарисован голландским художником». Еще про двух сообщалось, что они «содержатся при дворе правителя Индии». Один из этих дронтов, возможно, и изображен на индийской миниатюре. Даже при неравнодушном подсчете, считая, что «несколько» — это как минимум три, получается всего двадцать дронтов.
А должно быть гораздо больше, если их в свое время загоняли на корабли десятками.
Что же мы знаем о дронтовых? Несколько судовых журналов да кое-какие отчеты, составленные путешественниками и колонистами... Весьма интересовала эта птица англичан. Сэр Хеймон Лестрейндж писал о том, что видел в клетке «додара с острова Маврикий... Будучи столь больших размеров, он не способен летать». Когда птица умерла, из нее сделали чучело, которое хранилось в Оксфорде, но через некоторое время оно пришло в негодность, и его сожгли, оставив только одну лапу и голову.
Франсуа Лега, гугенот, проживший на Реюньоне несколько лет, написал отчет о своих путешествиях, в котором упоминал, в частности, и дронтов. Отчет был опубликован в 1708 году (когда дронты острова Маврикий уже исчезли) у содержал информацию о том, что «некоторые мужские особи достигают веса в сорок пять фунтов...»
В 1761 году Маскаренские острова посетил аббат Пингре. Он застал последних пустынников на Родригесе и собрал информацию о птицах, обитавших на Маврикии и Реюньоне.
После этого остались лишь мемуары колонистов да научные споры относительно того, куда именно в таксономической схеме должны относиться Raphidae, одни утверждали, что к голубиным, другие — к пастушковым. Но вскоре даже эти мелочные споры утихли. О дронтах забыли.
И когда Льюис Кэролл написал в 1865 году «Алису в стране чудес», читатели решили, что дронтов придумал он.
На заправочной станции, откуда я звонил, творилось бог знает что. Дверной колокольчик звякал и брякал непрерывно, и я едва расслышал ответ, когда все же дозвонился.
Ответил мне тип по фамилии Селведж, с которым я долго не мог найти общего языка. Сначала он принял меня за агента по продаже недвижимости, затем за адвоката. Еще через некоторое время он решил, что я просто мошенник. Только с большим трудом удалось узнать от него: мисс Анни Мэй Гаджер (подруга детства Джолин Джимсон) стала теперь (и уже давно) уважаемой мисс Анни Мэй Радвин, а этот тип Селведж ошивался у нее в качестве то ли секретаря, то ли приживалы.
Но вот в трубке что-то щелкнуло.
— Молодой человек, вы утверждаете, что разговаривали с некой Джолин? — задал вопрос. Это был голос пожилой женщины, южный и очень чистый.— Вы имеете в виду Джолин Смит?
— Да! Мисс Радвин, ведь вы — мисс Анни Мэй Радвин и раньше носили фамилию Гаджер? Я разговаривал с Джолин Смит — теперь она стала Джолин Джимсон,— которая прежде жила в Водяной долине в штате Миссисипи...
— Молодой человек,— снова обратился ко мне женский голос,— вы уверены, что вас направила сюда не моя противная сестра Альма?
— Кто? Нет, мадам. Я встретил женщину по имени Джолин...
— Я хотела бы поговорить с вами, молодой человек,— наконец-то услышал я. Потом голос добавил небрежно: — Селведж, объясните молодому человеку, как ему доехать.
Дом мисс Радвин оказался большим красивым особняком. За сорок лет — от хижины на склоне холма в штате Миссисипи до вот такого... Есть разные способы достичь успеха, и я невольно задумался над тем, как именно Анни Мэй Гаджер добилась этого. Удача? Вероломство? Вмешательство свыше? Напряженный труд? Судебные тяжбы?
Селведж провел меня в залитую солнцем комнату. Вся мебель в доме была изготовлена где-то между началом века и пятидесятыми годами — у таких вещей словно нет возраста. Они никогда не выглядят очень хорошо, никогда не выглядят слишком плохо, и каждый стул обязательно удобен.
Ко мне вышла очаровательная леди в зеленом брючном костюме. Ей было за шестьдесят. Пшеничного цвета волосы, причем я решил, это их естественный цвет. Голубые глаза, как у моей учительницы в первом классе. Ей удалось сохранить стройность и гибкость, и вообще выглядела она так, будто слово «полнота» в ее словарном запасе отсутствовало.
— Доброе утро, мистер Линдберл.— Хозяйка особняка поздоровалась со мной за руку.— Хотите кофе? Судя по вашему виду, кофе вам совсем не повредит.
— Да, благодарю вас.
После того как я проглотил полчашки кофе одним глотком, хозяйка произнесла:
— То, из-за чего вы хотели меня увидеть, должно быть, очень важное дело...
— Прошу прощения за ранний визит,— сказал я.— Я — аспирант Техасского университета и специализируюсь по биологии. Еще точнее, я орнитолог. И сейчас работаю над диссертацией. Два дня назад я встретился с мисс Джолин Джимсон...
— Как она? Я не видела ее — о, боже! — должно быть, лет пятьдесят. Как бежит время!
— Похоже, она в порядке. Но я разговаривал с ней только полчаса или около того... э-э-э, о тех птицах, что ваша семья держала на ферме, когда вы все жили в Водяной долине.
Мисс Радвин пристально взглянула на меня, потом улыбнулась:
— Вы имеете в виду «гадких цыплят»?
Я тоже заулыбался и даже чуть не рассмеялся от радости, потому что возлюбил эту пожилую леди.
Отменив все другие дела, Анни Мэй Гаджер рассказывала почти четыре часа, отвечала на мои вопросы, посвятила меня в историю своего семейства.
Ее дедушка Гаджер служил некогда надсмотрщиком на плантации полковника Крисби неподалеку от Мак-Кома в штате Миссисипи. Сам полковник Крисби был наследником семьи мореплавателей, занимавшихся торговлей ливанским кедром и египетским хлопком. А также чаем, специями и вообще всем тем, что сулило прибыли и попадалось под руку.
Когда дед полковника Крисби достиг совершеннолетия в 1802 году, он распрощался со штатом Южная Каролина и двинулся на запад, в леса. Вскоре у него родился сын, будущий отец полковника Крисби, который позже распорядился перевезти из Южной Каролины на новое место все, чем владел отец: рабов, фургоны, лошадей, скот, цесарок, павлинов и дронтов. Последних все принимали за каких-то невероятно уродливых домашних птиц, которых один из дядюшек-мореходов купил у французского купца еще в 1721 году. (Я полагаю, что это были белые дронты с острова Реюньон, если только их не вывезли немного раньше. Дронты с острова Маврикий к тому времени уже вымерли.)
