Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1987 год
Любые статистические данные следует рассматривать только в контексте. К примеру, одна больница на все государство — это много или мало? Отсутствие аэропорта в стране — признак ли это отсталости?
Взятые сами по себе данные эти выглядят мрачно, но стоит лишь уточнить, что речь идет о Лихтенштейне, как все приобретает иной оттенок.
Одна больница на 24 тысячи человек — уровень самых развитых стран. Что же касается авиасообщения, то пассажиры прилетают в Швейцарию или Австрию, а затем за полчаса доезжают на автобусе до одного из семи городов княжества, даже до шумной столицы Вадуц с ее пятью тысячами жителей. Добираются гораздо быстрее, чем это делает пассажир городского транспорта в современных больших городах. Но города эти, как и аэропорты — где-то там, за границами княжества.
В самом же Лихтенштейне — «Светящийся камень», переводится это название — тишина, покой и великолепные альпийские пейзажи. Однако по экспорту промышленной продукции на душу населения княжество далеко оставило за собой США, Японию, Англию и прочих сильных мира сего.
Добились этого лихтенштейнцы просто и без напряжения, не застраивая каждого клочка территории чадящими заводами и фабриками. (Кстати, если бы эта мысль и пришла к ним в голову, все равно много здесь бы не уместилось.) Просто иностранные фирмы, зарегистрированные в княжестве, не платят налогов с прибылей, а потому главная улица Вадуца пестрит сотнями солиднейших вывесок. Все их производство находится за рубежом, а продукция считается лихтенштейнской.
По причине крайне невысокого налога здесь же разместились и банки, деятельность которых тоже далека от альпийской буколики княжества.
Не имеет Лихтенштейн и расходов на оборону: после наполеоновского нашествия тогдашний князь понял, что армия в восемьдесят человек (доведи ее численность хоть до сотни!) вряд ли защитит страну. В 1868 году армия была распущена.
Почтовой службой в стране занимается Швейцария: с двадцатых годов нашего века обе страны объединены почтовой и таможенной унией. Зато Лихтенштейн выпускает свои марки. И марки эти — непревзойденного качества! — предмет вожделений филателистов всего мира. Они приносят стране существенный доход. Не столь известен в широких кругах, но весьма значим другой вид экспорта — искусственные зубы и челюсти. Их производят в самом Лихтенштейне и вывозят во все концы света.
Чужих шуток по поводу своей страны — вроде «Княжество вставных челюстей», «реликтовое княжество» и т. п.— жители Лихтенштейна не выносят. Как ни мала страна, считают они, но у нее есть своя природа, своя история, свой национальный характер. Свои особенности.
К числу этих особенностей крохотного княжества относится и то, что в нем нет собственных денег: в употреблении швейцарский франк. Как бы намекая на обилие контор иностранных банков в стране, лихтенштейнцы шутят:
— Зачем нам свои деньги, когда мы так хорошо умеем считать чужие!
Л. Ольгин
Копоть в кузнице останется...
Настоящим кузнецом станешь тогда, когда сумеешь выковать розу,— говорил старик в деревенской кузне на берегу речки Странницы. Леонид запомнил эти слова. Но немало воды утекло с тех пор, пока он стал ковать розы.
Кузню Леонида Быкова я нашла не без труда на Петроградской стороне, в одном из старых петербургских дворов, но узнала сразу по узорчатым кованым петлям-жиковинам на новой деревянной двери, по звону молота. Заглянув в чуть приоткрытую дверь, увидела в полумраке и кузнеца. Русобородый, высокий, ладный, он нехотя отложил инструменты, снял рукавицы, черный блестящий фартук, протянул мускулистую руку.
В мастерской плавал едковатый запах каленого железа, и Быков энергичным жестом пригласил подняться по узкой деревянной лестнице на второй этаж.
— В этом помещении была когда-то прачечная,— объяснял он, перешагивая сразу через две ступени.— Здесь, на первом этаже, и помогли мне друзья оборудовать кузницу. А на втором удалось соорудить что-то вроде небольшой студии.
Студия выглядела уютной. На некрашеном деревянном полу стоял кульман с приколотым ватманом, а вокруг — кованые торшеры, фонари, флюгера. Стены, затянутые холстом, украшали ажурные панно из темного металла и фотографии изделий мастера. Сами же изделия, как объяснил хозяин, отсюда далеко. В Москве, на Валдае, на Зейской ГЭС, в Нижне-Ангарске, Северо-Байкальске...
— А вот эта решетка — «Дерево жизни» — плавает по морям-океанам. Украшает кают-компанию плавбазы «Алексей Чуев»,— заметил Леонид.— Знакомые рыбаки часто рассказывали мне о земных снах, которые они видят в дальних рейсах. Вот я и выковал «Дерево жизни»...
Черное кружево ветвей закрывало все пространство решетки. В центре его распустили павлиньи хвосты волшебные птицы счастья. Даже на фотографии ощущалась упругая сила молодых побегов. Романтическая приподнятость композиции, сказочность сюжета будили воображение... Чтобы создать такой образец горячей ручной ковки, надо быть одновременно опытным графиком и архитектором, слесарем и сварщиком, скульптором и кузнецом. Почти все эти профессии Быков освоил. А началось все еще в школьные годы: несколько лет он занимался в авиамодельном кружке и именно тогда научился работать руками.
Отец увозил его на школьные каникулы в деревню. Мальчик окунался в раздолье цветущих лугов. Это были счастливые дни...
Когда не стало отца, Леонида остро потянуло в деревню. За плечами было ПТУ и небольшой опыт работы токарем. В то лето он поселился на речке Страннице в Приозерском районе, стал помогать в деревенской кузне ремонтировать совхозный инвентарь. Здесь познакомился с местными умельцами и освоил основные приемы ковки. Ему нравилось смотреть на огонь, нравилось своими руками чувствовать силу металла, его напряжение, слушать удары молота, смотреть, как рассерженно шипят зубья бороны, опущенные в холодную воду, как по их граням бегут волна за волной яркие цвета: голубой, фиолетовый, пурпурный...
В кузне Леонид приобрел сноровку, верность глаза, точность удара, чуткость и силу руки. Вкус художника пришел позже. Леонид учился тогда на заочном отделении художественно-графического факультета педагогического института имени Герцена и задумал сделать в кузне свою дипломную работу — кованые ворота для керамической мастерской. В этой мастерской потом ему выделили уголок, где он поставил небольшой горн и создал свои первые самостоятельные работы.
— Вот так я начинал. С азов ремесла.— Быков провел ладонью по молодой бородке, словно смахивая воспоминания, задумался ненадолго, потом сказал: — Когда стали издаваться книги по ковке, я уже знал многие приемы: закруты, чеканку, просечку, воронение, рифление, прошивку, сварку...
Родной город был для Леонида великолепной школой кузнечного искусства. Каждый раз, проходя по набережным Невы или каналов, Быков надолго застывал возле шедевров Воронихина и Растрелли, любивших украшать свои творения металлическим кружевом. Он наблюдал, как звучит, как играет металл на фоне неба и на фоне снега, освещенный солнцем и омываемый дождем, как дробится узор решеток, отражаясь в воде каналов или ложась тенью на мостовую.
Подолгу простаивал он возле фигурных кронштейнов, пытаясь уловить музыку старинной русской ковки. Упругая пружинистая линия отличала ее. Полосы металла завивались спиралями, прутья перекручивались жгутами, орнаменты расцветали пышными розетками.
«Вот многовитковая большая спираль, усложненная малыми, дочерними отростками,— главная линия всей композиции кронштейна,— читал Быков почерк неведомого ему мастера.— Ответвление возникает не вдруг, а из острозубчатого рельефного листика. Почему?» И, размышляя над этим, приходил к выводу, что здесь кроется небольшая профессиональная хитрость. Место разветвления спирали, чтобы оно не выглядело чрезмерно утолщенным, мастер превращал в орнаментальный узелок. Словно подготавливал дальнейшее раскручивание растущего побега. А там, где отростки должны вот-вот встретиться с кирпичной кладкой, они плавно закручивались навстречу основному движению. Старые мастера как бы учили Леонида пластичности и особой симметрии рисунка. Их работы завораживали совершенством, но он понимал, что, вбирая вековой опыт, должен искать свой, современный язык кузнечного искусства.
Несколько лет Быков трудился на Кировском заводе, но вот настал момент, когда он понял: пришла пора самому ковать вещи, которые рождала его фантазия. Вскоре удалось отыскать небольшое помещение для мастерской — и работа началась.
О мастерах кузнечного дела на Руси всегда шла добрая слава. Недаром в народных сказках кузнец и с самим чертом сладит, и змея за язык прикует, и царю даст достойный ответ. Пламя, искры раскаленного металла, звон молота — все это превращало работу кузнеца в священнодействие.
