Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский
— Цельтесь лучше, ребята, не заденьте своих! — Закричал Вилли, поняв взгляд и тон командира.
Жалкую горстку людей Бертье горцы давно бы смяли и всех убили бы, если бы не стрелки, что стояли над оврагом, спешно перезаряжали оружие и стреляли, и стреляли, и стреляли в овраг.
Одному из храбрых ловкачей, который наседал и наседал на смелого сержанта фон Финка, стрелок из аркебузы влепил пулю в ляжку. Горец оскалился от боли, крутанулся на месте, выронил свой тяжёлый молот и стал прыгать на одной ноге, поджав раненую, а потом и вовсе встал на четвереньки и пополз, оставляя на глине кровавый след.
Ещё один боец врага получил пулю из мушкета в бок. Он охнул и на мгновение опустил алебарду, сразу получив такой же от солдата фон Финка, что бился с ним. Свалился наземь и получил ещё один удар алебардой в кирасу. Колющий удар алебарды был столь страшен, что пробил железо и убил горца.
Пули из мушкетов и аркебуз сыпались на горцев дождём. Но эти мерзавцы всё равно не хотели отдавать своего капитана. Падали под пулями и железом, но на место павших из строя входили новые, чтобы драться с Бертье и Увальнем и тоже пасть в овраге.
А тем временем капитану высвободили ногу из стремени, но нога была сломана, сам он, видно, идти не мог. Его стали тащить к краю оврага. И этого Бертье вынести не мог, неужели он тут дрался зря? И этот залитый кровью храбрец просто кинулся в кучу врагов, рубя направо и налево и расталкивая врагов, чтобы добраться до уплывающего приза. Пять шагов, даже меньше, меньше было до раненого командира горцев, ещё чуть-чуть. Ещё самую малость, и он врежет ему топором напоследок. Хоть один раз, но дотянется…
Но его остановили. Он получил тяжкий удар алебарды по рукам, от которого ротмистр выронил топор, ещё удар один колющий удар годендагом пробил ему кирасу на плече. Его ударили в лицо кулаком в кольчужной перчатке, притом так сильно, что он не устоял и встал на одно колено.
И со всех сторон на его голову и плечи посыпались удары. Он только и мог, что закрываться рукой и пытаться встать. Слава Богу, как это часто бывает, враги больше мешали друг другу. Был бы он один, так, наверное, не вышел бы Бертье из оврага живым, а тут к нему на помощь пришёл Увалень. Он просто распихал и растолкал всех врагов, что были вокруг ротмистра. Он сбивал их с ног, а уже на земле их лупили солдаты и сержант фон Финка.
Но Бертье… Кажется, он был упрямее самого Волкова. Внизу, стоя на колене, в грязи и среди павших бойцов, он нашёл, скорее, нащупал древко пики и сразу схватился за него.
Капитана тем временем уже подтащили к краю оврага, сверху его уже схватили за руки два солдата, тянули к себе. Бертье вдруг понял, что возле него нет врагов, вскочил, и, сделав всего два шага…
Дотянулся-таки до заветной цели. Этой длинной палкой в три человеческих роста, с маленьким наконечником на конце. Дотянулся в последний момент.
Капитана тянули наверх так, что лицо его было обращено к оврагу, к Бертье, его подсаживали снизу и сверху тянули за руки. У Бертье была всего одна возможность и всего одно место, куда он мог нанести удар. Он туда и попал. Маленькое остриё пики, похожее на жало, попало чуть выше паха и чуть ниже края дорогой кирасы. Оно легко прошло через кольчугу, через стёганку, вошло в живот капитана полностью. На ладонь.
Большего Бертье сделать не дали, его снова стали колотить со всех сторон, снова Увальню пришлось его отбивать. Но Бертье орал при этом:
— Я достал его! Я достал его!
Он кричал это немножко смешно, со свойственным ему акцентом. Но никто бы сейчас не подумал бы смеяться.
— Я достал его, кавалер!
Орал он так, что перекрывал, кажется, шум боя и даже непрекращающиеся выстрелы. Все, кто был рядом, слышали его крик: и люди фон Финка, и стрелки, и Волков, и враги. Горцы озверели, они кучами покидали строй, и все, кто был рядом, кинулись на Бертье, Увальня и тех храбрецов, что были там. Но те стали отступать, отбиваясь от наседавших врагов и продвигаясь к своему склону. К своим, под свои мушкеты и аркебузы. И именно мушкеты и аркебузы их и спасли. Пули просто выкашивали горцев. Даже аркебузная маленькая пуля с десяти шагов иной раз и пробивала броню, а уж кольчугу или стёганку так и запросто.
***
Враг отступил, храбрецам помогли выбраться из оврага. Бертье улыбался, он был страшен. Шлем измят, кираса пробита в двух местах, наручи измяты. Рука… Левая кисть вся синяя. Из-под шлема на переносицу вытекала кровь. На щеке багровыми точками отпечаталась кольчужная перчатка врага. А он улыбался:
— С вас пять талеров, кавалер!
— Пятьдесят, — ответил Волков, — и поделите с теми, кто был в овраге.
— Конечно, конечно. — Обещал ротмистр.
Он улыбался.
Волков смотрел на него и восхищался:
— Как вы, друг мой?
— Нормально, всё нормально, кавалер.
— А рука?
— Рука… — Гаэтан посмотрел на свою левую руку. — Рука, кажется… Да. Кажется, кости немого поломаны. Когда пику мне выбивали, так попали по руке. Думаю, ваш монах, исправит.
— Исправит, не волнуйтесь, он хороший лекарь, а если нет, поедете в Ланн, там живёт знаменитый костоправ, не помню, как его зовут. Уж он точно всё исправит. Вы сможете сидеть в седле?
— Вы шутите, кавалер? — Гаэтан Бертье засмеялся.
Этот смех был немного наигранным. Волков это прекрасно чувствовал. Бертье досталось, досталось немало, просто он никогда не покажет, что ему плохо.
Волков кивнул и повернулся к Увальню.
— Александр, к вашей силе ещё бы хоть чуточку умения…
— Я был плох? — Спросил Увалень очень взволнованно. Видно, что мнение кавалера было для него важно.
— Нет, конечно, вы не были плохи, вы спасли ротмистра, без вас он бы не дошёл до врага. Вы были великолепны, Александр, но с оружием вам нужно будет ещё позаниматься. Умей вы драться, вы бы были просто ужасающи.
Он разговаривал так спокойно со своими людьми, потому что дело, если честно, уже было кончено. Аркебузы и особенно мушкеты просто выкашивали горцев. От левого их фланга, того, где как раз и были стрелки, почти ничего не осталось. Здесь, у этой стороны оврага, у врага не осталось ни одного сержанта, офицеров тут тоже не было. Первый раз за
