Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая
— Понимаю, — снова сказала Настасья — но теперь уже не только с обидой, и с сарказмом. — Перед вами обоими теперь открываются такие возможности!
— Я помню наш вчерашний разговор насчет свободы и безопасности, — произнес её вроде бы дед. — И теперь понимаю: я не имел права делать из тебя узницу. Но сейчас… Я сам остался бы узником в изуродованном теле, если бы не сделал того, что сделал.
— Твой дедушка спас тебе жизнь, — прибавил Макс; он выглядел смущенным — он оба раза согласился принять план её деда.
— Он всем спас жизни — всем пассажирам Нового Китежа, — сказала Настасья. — И они теперь смогут продолжить свое путешествие — как люди-невидимки. Здорово, правда?
И, не дожидаясь ответа, она встала и направилась к выходу — хоть Гастон и наградил её непонимающим взглядом: почему она вздумала уходить и так мало его гладила?
— Настасья, подожди! — крикнул ей вслед Макс, но она уже опускала за собой полог палатки.
7
Макс подумал: название «Новый Китеж» теперь становится вдвойне оправданным. Железнодорожный состав после всех злоключений пришлось обновить чуть ли не на треть — благо, они с отцом давно держали наготове парк запасных вагонов. Однако купе, в которое вселили Настасью, оказалось в прежней части поезда. И Макс без труда отыскал его.
Он постучал, и девушка тут же открыла ему — как если бы она ждала его. Он шагнул внутрь и закрыл за собой дверь — машинально отметив, что вся её нижняя часть исчиркана теперь собачьими когтями.
Некоторое время Макс и Настасья просто стояли друг против друга — не начинали разговор.
— Ты хочешь вернуться в Санкт-Петербург? — спросила, наконец, девушка.
— Не в Санкт-Петербург: мы с твоим дедушкой сошлись во мнении, что для основания «Возвращения» больше подойдет Москва. Но — да: я должен вернуться. Вряд ли я сумею возместить весь ущерб, какой уже нанес. Но что-то исправить я еще в состоянии. Теперь, когда Дениса не стало, руки у меня развязаны.
Макс подумал: развязаны, но не до такой уж степени. Именно теперь, когда он сумел бы положить конец производству капсул Берестова/Ли Ханя, он не мог этого сделать. Открытие профессора Королева требовало наличия донорского материала — чтобы вернуть к жизни всех тех, у кого открытие Максима Берестова эту жизнь отобрало. И, хотел Макс этого или нет, но свои планы по ликвидации «Перерождения» ему явно требовалось отложить на потом.
— Ты ведь знал, что он — Денис — твой сводный брат? — спросила Настасья.
— Знал. — Макс поморщился. — Он рассказал мне об этом давным-давно. Еще даже до того, как мы с ним создали «Перерождение». Но я уговорил его не говорить ни о чем нашему отцу. И Денис на много лет вывел меня из игры, угрожая раскрыть отцу правду — и поведать, что тот повинен, хоть и косвенно, в гибели мамы. А вчера папа мне заявил: оказывается, он уже обо всем этом знал! Какая нелепость!
— А твой отец? Что он собирается делать дальше?
— Он — останется здесь. Заменит Огюста Дюпена — возглавит службу безопасности Нового Китежа. А фактически — станет комендантом поезда.
— Жаль, что мне не удалось познакомиться с ним поближе. С твоим отцом — не с прежним Дюпеном.
— Думаю, у тебя еще будет такая возможность — раз вы будете путешествовать вместе.
— Это вряд ли. Я здесь не останусь.
Вот теперь Макс удивился всерьез.
— Но ведь вы с Иваром хотели остаться в Новом Китеже!
— Ты не Ивар, — сказала Настасья. — Да и сам не останешься здесь. А если ты беспокоишься о том, как бы до меня не добрались колберы, то теперь вряд ли у них появятся такие шансы. Корпорация «Перерождение» этого не допустит. Ведь так?
Макс хотел прибавить: «И твой дедушка этого не допустит». Но решил, что лучше будет промолчать. Настасья и так не могла прийти в себя после того, как узнала, какое решение принял Петр Сергеевич Королев. Потому сказал другое:
— Ну, может быть, ты еще передумаешь. Осмотришься, познакомишься с другими пассажирами. Среди них есть множество по-настоящему привлекательных людей.
— Я тебя ненавижу! — Настасья отвернулась от него, опустила лицо, обхватила себя руками за плечи. — Всегда буду ненавидеть! Будь он проклят — твой Новый Китеж. На первой же остановке я сойду. И даже не пытайся…
Она не договорила: явно побоялась, что голос выдаст её слезы. Только распахнула дверцу маленького гардероба с зеркальными дверцами и начала вынимать оттуда вешалки-плечики со своими новыми вещами и швырять их на стоявший у стены диван. Все эти обновки Макс принес Настасье нынче утром со склада на их станции-базе: он помнил её размер после посещения супермаркета в Псковской губернии.
Когда дверцы оказались под углом к нему, Макс увидел в одной из них свое отражение: будто бы — отражение восемнадцатилетнего юноши. Но только — на деле-то ему было далеко не восемнадцать лет. И он прекрасно знал, что означает такое вот — ненавижу. Оно всегда означает одно и то же: люблю без взаимности.
— Это неправда, — сказал он — и сам удивился тому, как ухнуло у него сердце; даже при поездке на заминированном электровозе он так не волновался.
— Что — неправда? — Настасья повернулась к нему, держа в руках одну из новых блузок и комкая её. — То, что я сойду? Или то, что я тебя ненавижу?
— Это неправда, что я тебя не люблю, — сказал Макс.
Настасья уставилась на него, в первый момент не поняв смысла его фразы. А потом очередная вешалка выпала у неё из рук. И её цветастое платье — то самое, которое она выбрала для себя сама, — распласталось на полу вагона, как бабочка, распахнувшая крылья на цветке.
Эпилог. Секреты семьи
28 июля 2086 года. Воскресенье
Комарово. Санкт-Петербургская губерния
1
В палате частной клиники, выстроенной посреди соснового бора на окраине Комарова, медперсонал держал окна открытыми. Стояла середина лета, и даже здесь, на севере Европы, установилась жара. Правда, панораму Финского залива портила стальная мелкоячеистая сетка, которой окна были затянуты. Но этого требовала специфика лечебного учреждения.
Молодую пациентку, сидевшую возле окна в своей палате, облачили в хлопковый сарафан на бретельках. И ветерок, долетавший сюда с залива, слегка теребил его легкую, цвета морской волны, ткань.
Пациентка эта доставила не так давно массу хлопот всему медперсоналу клиники — хотя не по своей вине, конечно же. Вначале — она пропала куда-то, исчезла прямо из палаты. И