Наследники Скорби - Алёна Артёмовна Харитонова
— Не уверен. Да и зачем тебе нам помогать?
— Я хочу на волю, — искренне ответил волколак. — У меня там сестра. И я не вам помогаю. Я себе помогаю и таким, как я.
— И многим из вас Серый не по сердцу? — Осененный, кажется, впервые заинтересовался.
— Многим.
— Свобода, Лют, дорого стоит, — медленно сказал обережник: — Ты мне не просто все расскажешь. Ты меня на него выведешь. Ты и твоя сестра. В этом случае сговоримся.
— Отпустишь?
— Да.
Мысленно оборотень усмехнулся. Ну, еще бы. Конечно, отпустят. И правда — зачем он им? Отпустят и не поморщатся. Вот только сразу, как свободу дадут, по следу подлетков своих отправят и до опушки-то добежать не успеешь.
Поэтому Лют спросил:
— А как знать, что не обманешь?
— Никак.
Пленник задумался. И вправду — никак. Но поимка Серого — дело небыстрое. Иной же раз передышки бывает достаточно, чтобы придумать, как быть дальше. Утро вечера мудренее, а седмица жизни в неволе лучше мгновенной смерти. Пока живешь — можешь бороться. Умрешь — будешь лежать и гнить. Волколак все-таки выдержал несколько мгновений тишины, чтобы не казалось, будто ради жизни в их сыром подвале, он готов согласиться на любую ложь, а потом заговорил:
— Серый очень силен. И Осененных своих растит на крови. Вы для них — еда. Но стая у него теперь очень большая. И прятаться, а тем более охотиться, им сложно. Он собрался укрыть своих волков в Лебяжьих Переходах. Но он не уйдет из леса. И будет вылавливать вас по одному.
— Как?
Лют ухмыльнулся, охотники должны знать, что могут поменяться местами с дичью:
— Как зверей. Он знает, что вас не так уж много.
Его собеседник задумался.
— Я отпущу тебя. Поможешь схватить Серого, ступай на все четыре стороны. Даже ловить не стану. Если сам не вынудишь.
Оборотень пристально смотрел в глаза человеку, оценивая правдивость его слов. Вроде не врет. Хотя… Кто его знает. Сейчас, может, и правду говорит, а, чуть срок подойдет, передумает. Не верь Охотнику и слепому поводырю. Однако делать нечего. Поэтому Лют медленно кивнул. Пусть думают, будто он поверил:
— Помогу.
— За что ж ты на него сердце держишь, а? — спросил мужчина.
Волколак ответил честно:
— За сестру. Мог бы сам, сам бы убил. Но мне он не по зубам.
— А что с сестрой?
Пленник пожал плечами, мол, это не тайна:
— Она Осененная. Но какой из волчицы вожак? Стаю водил я. Она кормила. Мы не убивали просто так. А появился Серый, и Маре ничего не осталось, как идти под него. Он бы загрыз. Не любит тех, кто противится.
В глазах обережника промелькнуло понимание:
— Она стала его волчицей, верно?
Лют посмотрел исподлобья и угрюмо сказал:
— Не по своей воле. Просто он сильнее.
— Ну, еще бы. Лесана, отведи его обратно. Завтра у нас будет долгий разговор, Лют. Подумай, что ты можешь предложить в обмен на свободу. И не надейся, что она обойдется тебе дешево.
Пленник поднялся со скамьи и усмехнулся:
— Свободу покупают кровью, ты об этом говоришь, Охотник?
Обережник кивнул:
— Зато спасешь свою Мару.
Волколак кивнул:
— Это хорошая сделка. Все лучше, чем ходить в одной стае с полоумным. Но и ты подумай, что можешь предложить мне, кроме свободы. Если хотите помощи, не ждите, что я буду сидеть на цепи в каземате.
Обережник смерил его тяжелым взглядом и сказал:
— Диво, что хромаешь ты только на одну ногу. С таким-то длинным языком.
***
Снег падал медленно и торжественно. Зимний лес — тихий и белый — казался зачарованным и неподвижным. Будто вся жизнь в нем остановилась, замерла до весны. Если бы!
Фебр с двумя дружинниками из старших ехал в сторону Шарнавки. Накануне оттуда прилетела сорока с черной ниткой на лапке. Целителя и колдуна не просили, значит, на весь не нападали. Видать, кружила окрест стая, которая распугала лесное зверье, а ночами заставляла беспокоиться скотину. Вот люди и попросили помощи.
Найти волколачье логово зимой проще, чем по чернотропу. К тому же у хищников должен был вот-вот начаться гон, и они держались стаями. Достаточно убить одного-двух, чтобы остальные снялись с места, ушли подальше от человеческого жилья, затаились.
Слабый ветерок бросил в лицо несколько снежинок. Внезапно испуганно фыркнула лошадь Трена. Замотала головой. Парень похлопал животное по шее:
— Тихо, тихо…
Но следом забеспокоился жеребец Влета, загарцевал, подрагивая боками.
Фебр бросил через плечо:
— Тетивы взденьте.
Влет, не задавая вопросов, дернулся к налучи.
Это было последнее, что запомнил обережник, потому что перед глазами полыхнуло белым, а потом все исчезло.
Он не понял, сколько был без сознания. Видимо, всего несколько мгновений. Потому что сквозь гул и боль услышал крики, конское ржание и рванулся из рыхлого снега на звук. Чья-то Сила вдавила обратно, мешала подняться, душила. Но, несмотря на эту вязкую тяжесть, на боль и круговерть головокружения ратоборец смог ударить.
Яркая вспышка сорвалась с рук, в нескольких шагах поодаль взвыл и захрипел зверь. Фебр увидел, как с другой стороны над сугробами взмыла смазанная тень, схватился за рукоять ножа, превозмогая натиск чужого яростного Дара, и снова рванулся. Саданул еще раз, уже не видя, куда, но чувствуя, что не промахнулся… Кто-то зашелся криком. А ратоборец почти оглох и ослеп от стихийной силы, которая бушевала вокруг.
— Брось нож, — приказали ему и для вящей убедительности наступили на руку.
Обережник зарычал, ринулся. Дар рвался из тела вместе со злобой и гневом. На миг перед глазами прояснилось — Фебр прозрел, увидел рядом с собой крепкого парня и ударил еще раз.
