Развод. Я календарь переверну - Элен Блио
- Мне не нужно, спасибо, слежу за фигурой, углеводы на ночь очень вредно.
Да, неужели?
Я назло ей беру с тарелки, которую припасла для себя большой кусок, беру ложкой, отправляю прямо в рот демонстрируя белоснежные зубы.
М-м-м, торт реально — шедевр!
Карамель смотрит чуть скривившись.
Завидуй, сучка, последнее что меня сейчас волнует - углеводы на ночь. Они все сегодня сгорят в адовом пламени.
Улыбаюсь, языком проведя по зубам.
Томочка отыгрывает:
- Хотя, давайте, отнесу своему любимому, он обожает сладкое.
- Ему что, на углеводы уже плевать?
- У него сейчас набор массы, ему можно.
- Ну, приятного аппетита.
- Знаете, что, любезная Аделаида, не думал, что когда-нибудь это скажу, но мне кажется, у меня появился достойный противник противоположного пола.
Я видела, как он подошёл, его голос снова царапает что-то внутри.
И этот аромат. Сандал, мох, табак, коньяк.
Гремучая смесь.
Гад.
Становится душно.
Слишком много маскулинного рядом.
- Разве мы противники, Герман Львович? Я думала - партнёры.
- Это как посмотреть. В танго и в бизнесе — возможно да. А в жизни...
- Разве в жизни нам нужно воевать?
- Что нам нужно, так это поскорее оказаться ближе, и желательно в горизонтальной плоскости.
Ого? Он серьёзно?
- Чем вас вертикальная не устраивает?
Мы так и говорим, не глядя друг на друга, он стоит за спиной.
- Устаю быстро, у меня грыжа.
Как это мило, обсуждать с адвокатом секс и диагнозы!
Чувствую, как в мою шею дует тоненькая струйка ледяного воздуха.
Гад!
- Врача, кто-нибудь, вызовите врача!
15.
Вы когда-нибудь видели, как применяют приём Геймлиха? Зрелище не для слабонервных.
Про технику я читала, там идёт воздействие на нижнюю часть диафрагмы, легкие сжимаются и выталкивают предмет, застрявший в трахее. Сейчас уже не принято, применять такие радикальные меры, можно просто заставить человека, который подавился, вызвать сильный кашель, который вытолкнет предмет, например дать пощечину или несколько раз ударить в спину.
Жаль, что я не знала про пощечину.
А Крестовский не знал про пощечину и про удары в спину. А про метод Геймлиха знал. И применил.
К моему мужу, который от нетерпения подавился ягодой голубики украшавшей именинный торт.
Вот вам и вишенка на торте.
Да. Он решил съесть тот кусок. Шоколадный. Наплевав на аллергию.
Торопился очень.
Жадность фраера сгубила.
Почти.
Адвокат оказался рядом.
Эх... А я уже было примеряла вдовий наряд. Шляпку с вуалью надо купить.
Обязательно. И черный костюм с баской. Не знаю почему, но хочется именно с баской. И туфли. Черные. «Лабутены». С алой подошвой.
Вот это шик.
И черные перчатки сеточкой.
И презервативы тоже чёрные.
Стоп. Это уже из другой книги. О черной вдове, которой уже есть с кем помянуть мужа.
Мне пока не с кем, да и, честно говоря, не особенно-то и хотелось.
М-да...
Я рассчитывала спасать мужа от аллергии, а получилось, что он чуть не задохнулся.
- Вы уж меня простите, Аделаида Александровна, что я не удержался, проще было бы, конечно, оставить вас вдовой...
- Герман Львович, спасибо вам за помощь. Вдовой — это слишком.
- Я так и понял. День как-то у вашего мужа сегодня не задался.
- А я ему говорила, что сорок лет не празднуют.
Подхожу к Макару, который сидит за столом вместе с отцом и матерью, дышит тяжело.
- Поехали домой, Игнатов. Нагулялись.
- А как же гости?
- Разберутся без нас.
- А банкет?
- Мы все оплатили.
- Но я...
- Или мы едем, или я еду одна.
- Аделаида, ты...
- Как хочешь.
Демонстративно разворачиваюсь и иду к выходу.
Детей надо забрать. Ах, да, с гостями бы еще попрощаться.
Торт раздают официанты, ведущий приуныл, не знает, что делать, подхожу к нему.
- Вы тост хотите сказать?
- Некролог зачитаю. — парень хлопает глазами, криво улыбается.
- Шутки у вас...
Да уж какие тут шутки.
- Дорогие гости. — говорю чётко и громко. — Спасибо вам за то, что пришли.
Уверена, этот праздник вы не забудете никогда. Хочу со всеми попрощаться и пожелать вам хорошего вечера.
Ну, пожалуй, и все?
Крестовский смотрит внимательно, потом имитирует аплодисменты, изображая как хлопает в ладоши. Что ж.
- Ада, останься еще на полчаса. — муж уже с бокалом виски, глазами хлопает, - ты ничего не ела почти, и торт такой вкусный.
- Спасибо, Макар, сыта по горло. Если ты не со мной, то хотя бы сообщи, ночуешь дома?
- Я? Конечно! А где еще?
- Ну, мало ли. У тебя вариантов полно.
- Аделаида, ну не надо... это мелко. — кривится, пьяненький он уже прилично —когда успел? Или это его после удушья разморило?
- Мелко, да, игра по-крупному будет позже. Я поехала, детей заберу.
Свекровь меня тормозит.
- Ада, спасибо тебе. Звони.
Целуемся в обе щеки, как принято у нормальных семей. Да мы и были нормальной семьей до недавнего времени.
Всё-таки тяжело держать хорошую мину при плохой игре.
Выхожу из зала, понимая, что не одна иду к двери, мой адвокат почти дьявола тут как тут.
- Герман Львович?
- Аделаида Александровна, завтра жду вас в офисе. Не опаздывайте.
- Не опоздаю, разумеется, это же в моих интересах?
- Больше в моих. Такое любопытное дело у меня будет впервые.
- Неужели?
- Да. Тут определённо есть за что бороться.
Говорит, а сам оглядывает меня, как будто бороться собирается вовсе не в суде.
А я не готова понимать его намёки.
Вообще уже ничего не готова понимать.
- Завтра поговорим, Герман Львович, мне нужно забрать детей, и я очень устала.
- Понимаю, но есть кое-что, что я должен сказать сегодня.
Смотрю на него и почему-то меня обуревает такая ненависть к всему их продажному мужскому роду!
Так и хочется сказать — Господи, почему не почкование?
Зачем нам, бабам, вот это всё? За какие грехи? За яблоко? Которое змей мужского рода подсунул, да еще и жрал вместе с нами? За это?
Почему мы вообще из ребра? Потому что они по образу и подобию? Что-то я в это не очень-то верю. Ни образа, ни подобия. Только фальшь и лицемерие.
И шовинизм мужской.
Мы стоим в холле, Крестовский берёт меня за локоть, тянет куда-то в сторону.
Господи, за что мне еще и это? Что он скажет? Что
