Специалист технической поддержки 5 - Александр Якубович
Но вот теперь Пак Бо Гом что-то нащупал, какую-то крупную ошибку, которая заставляет Юн Донджина отвлекаться посреди разговора с любимой дочерью, а госпожу Чхве Кан-Ми, судя по слухам, вообще покинуть свой пост семейного казначея. Так может, Мун Джин ставит не на ту лошадь, и сила будет все же за братьями Хи Шунем и Минхо, а не за Пак Сумин?
Ведь если ее дед падет и уступит свой пост под давлением созданных Пак Бо Гомом обстоятельств, то и вся протекция Пак Сумин исчезнет в один момент. А это означало только одно — бывшая подруга потеряет всяческое право голоса и влияние внутри семьи, ведь прошло не так много времени для того, чтобы она смогла закрепиться в конгломерате и обрести сторонников. Возможно, Юн Хян Ми стоит подстраховаться?
Уже перед сном, когда Мун Джин улегся и глубоко засопел, женщина выскользнула из-под одеяла и, взяв смартфон, заперлась в ванной комнате.
Нерешительно, чуть дрожащими руками, она все же набрала сообщение для Пак Минхо:
«Нужно встретиться. Есть важные новости».
Глава 5
Когда меня завели в помещение, где будет проходить заседание по моему делу, я с надеждой пошарил взглядом по лавкам в поисках Пак Сумин, и ожидаемо девушку не увидел. Чебольке не было смысла участвовать в этом процессе, сказать в мою защиту ей было нечего, а светиться лишний раз в судебных документах наследнице семьи Пак было не с руки. Да и не планировали меня оправдать — я уже знал, что прямо из зала суда я отправлюсь на зону, отбывать справедливо полученное наказание.
Неизменный господин Ким Чан Сон уже сидел на месте адвоката, меня усадили рядом с ним, предварительно сняв наручники. В зале было не менее десятка вооруженных приставов, так что даже если бы я захотел — вырваться отсюда у меня не получится. Да и ни к чему мне лишний раз дергаться. Сидим смирно, следуем заранее оговоренному плану.
Вела мое дело все та же женщина-судья, которую я видел в прошлый свой визит в суд. Дальше начались ничего не значащие прения сторон. Прокурорские, словно заводные болванчики, зачитали пункты закона о хранении оружия, которые я нарушил, в ответ господин Ким Чан Сон предоставил мое признание, характеристики с места работы и из ассоциации, указал на вторичный характер проступка — пистолет я не украл, а получил от Мун Джина. После чего подал ходатайство о присуждении мне минимально возможного срока заключения в три месяца.
В итоге судья приняла все документы, для вида покивала головой и огласила мое наказание — пять месяцев тюрьмы и штраф в сто миллионов вон. С учетом отбытого срока в центре временного содержания меня приговорили к фактическим четырем месяцам заключения, а приговор вступил в силу в зале суда в момент оглашения. О сумме штрафа — хотя выглядела она и фантастически — я не беспокоился. Уверен, Пак Сумин погасит эту задолженность в момент, когда окончательно будет выставлен счет на мое имя.
Четыре месяца за решеткой… Я выйду на свободу, когда уже наступит весна, и повлиять я на это никак не мог. После оглашения приговора господин Ким Чан Сон ободряюще похлопал меня по плечу, показывая, что все прошло так, как и планировалось. Поймал я и взгляд прокурора — мужчина долго смотрел мне прямо в лицо, после чего едва заметно кивнул.
То, что в этом деле участвовала и прокуратура, я даже не сомневался. Никто из ветвей исполнительной власти не любил псов из NIS, которые совали свой нос куда надо и не надо. То, что мое дело по стрельбе резко переквалифицировали — удар под дых всей следственно-прокурорской системе Сеула, даже если опустить тот момент, что за меня вступились очень серьезные люди по просьбе Пак Ки Хуна.
Такое наглое вмешательство в дела прокуратуры не могло не настроить государственных обвинителей против NIS, и когда на горизонте появился господин Ким Чан Сон со своим планом перетащить меня обратно в зону влияния гражданских властей, его предложение нашло довольно мощный отклик. Так что суд надо мной был точно таким же постановочным фарсом, как и то памятное заседание, когда мне избрали смешную меру пресечения в виде подписки о невыезде, фактически выставив пострадавшей от налёта бандитов стороной. И плевать, что эта пострадавшая сторона оставила после себя четыре трупа.
Этапировали меня прямо из зала суда. Я никогда не был в тюрьме, даже в охране, так что то, что я увидел, меня серьезно удивило. Меня переодели еще в здании суда, так что вывели из буса уже в тюремной темно-синей робе с белой нашивкой на груди с именем — ее цвет свидетельствовал о том, что я сижу за ненасильственное преступление, и особого отношения администрации к моей персоне не требуется.
Сама тюрьма находилась в пределах Сеула, совсем недалеко от какой-то жилой многоэтажной застройки и издалека больше была похожа на большой бетонный куб десяти этажей в высоту на широкой подставке. На ум сразу же пришла архитектура брутализма, которую на моей родине позаимствовали у русских; величие голого бетона, давящие прямые линии. Проезжая по парковке мимо главного входа, в окно я увидел низкое крыльцо, навес и гордую новенькую вывеску с надписью «Сеульский центр коррекции Донгбу». По названию я и понял, где оказался — это была юго-восточная часть города, практически на самой границе с Ханамом.
Глядя на эту унылую бетонную коробку я подумал, что хорошо, что Пак Сумин сегодня не пришла. Мельком увидеться без возможности поговорить — было бы даже хуже, чем не видеться вовсе. Мне нужно досидеть до конца календарного месяца — через две недели, в первых числах февраля, будет заседать тюремная комиссия, которая присваивает заключенным классы и мне нужно постараться повысить свой статус до третьего уровня — вот тогда мы с Пак Сумин и сможем увидеться. Преступление у меня не слишком жесткое, встречи проводятся без надзирателей в комнате, так что я смогу хотя бы взять девушку за руку. Хорошо, что Пак Сумин сегодня не пришла.
Паранойя Кан Гванджина тихо скреблась изнутри черепной коробки, нашептывая всякие гадости. Что Пак Сумин может меня бросить, что она — белая кость, а я — простой беглец-северянин. Что я отдал девушке свой последний козырь, вложил в ее тонкие ладони свою жизнь
