Тенор (не) моей мечты - Тереза Тур
— Как славно, когда есть, кому пиарить. Классно вы засветились с «Крещендо». И муж рядом.
Я нахмурилась, хотела добавить «бывший», но поняла, что меня и не услышат вовсе. Да и вообще — много чести с барышней этой объясняться.
— Вы же теперь уйдете к ним петь? — вдруг задала барышня несколько странный вопрос.
— С чего вы взяли? — тоном «не говорите глупостей» парировала я.
А про себя с досадой подумала: зная нашего, ревнивого, как… Отелло в период обострения, надо бы зайти и объясниться.
С чего взяли, объяснять мне не стали, а что-то прочирикали и сбежали. Стопроцентно — разносить свежие новости по гримеркам.
— Добрый день, — заглянула я к нашему великому и ужасному, чувствуя себя скорее крепостной актрисой, чем высокооплачиваемым профессионалом.
Великий был мрачен и заранее зол.
— Здравствуй, Анна.
Анна, не Анечка, не Энни и даже не Нюся. Да вот нехорошо ж! Судя по сведенным бровям и глазам, что метали молнии, разведка уже доложила, интерпретировала и истолковала. Хотя, если запись уже выложили, мог и сам увидеть…
Как-то я затупила, каяться надо было начинать еще вчера. Охо-хо-хо. Не тем я занималась накануне, ох не тем.
— Как это понимать? — ко мне развернули ноутбук, на котором до этого внимательно рассматривали мои певческие экзерсисы на Манежной.
Какой выразительный стоп-кадр. Я как раз выхватываю микрофон из рук бывшего. Артур смотрит на меня. И правда, вместе мы смотримся весьма и весьма эффектно. Хороши, ничего не скажешь.
— Анна. Тебе напомнить, как ты уже хотела побунтовать? Сменить место работы? Помниться, что-то было о рамках, в которых тебе тесно? Так?
Стиснуть зубы и молчать. Не спорить. Не оправдываться. Владлен это ненавидит. Особенно, когда его понесло — вот как сейчас.
— Тебе напомнить, чем все закончилось?
Молчать. Главное, молчать.
Я прикусила щеку изнутри.
— Как ты уже обращалась к мужу, чтобы он помог тебе? И что?
Все, что он говорил — было и правдой, и неправдой. Уходить я не собиралась — не для того я выигрывала конкурсы, моталась по кастингам, напрягала всех знакомых и не очень, чтобы только получить первую сольную партию А потом — удержаться в солистках, когда конкурсы каждый год, и кастинги на каждую постановку, а репертуарных спектаклей все меньше.
Но раздвинуть рамки и правда я хотела. Возможно, зря. Возможно, я много что сделала зря.
— И как ты рыдала у меня…
Я едва удержала на лице приветливое, чуть смущенное выражение под кодовым названием «невинность номер пять». Специально разработанное для случаев умеренного бешенства великого и ужасного.
Который уже начал интерпретировать в духе собственной концепции бытия. То есть бредить.
Рыдать-то я рыдала. Только не прилюдно. И уж тем более не в театре — это факт. Если бы я позволяла себе рыдать на рабочем месте, то меня б уже подгрызли давным-давно.
— И как умоляла оставить в театре?! Готовая на все, лишь бы тебя не выгнали?
М-да. Что-то года никого не красят, Владлена в том числе. А вот в яркую манию величия разукрашивают вполне себе. Когда все грянуло, развод в том числе, я, конечно, договаривалась. И просила помочь. Но рыдать и умолять… Как-то серьезно расходится его толкование событий с тем, что помню я. И что это он имеет в виду под «готовая на все»? Слишком замысловато для моих вокальных мозгов, которых, как всем известно, не существует в природе.
Я слушала обличительную речь, опустив голову и время от времени вздыхая — «Магдалена, готовая каяться». Поза номер шесть, для бешенства, переходящего или в творческий порыв, или в грандиозный скандал с увольнениями. В зависимости от того, насколько адекватно ситуации будет исполнена Магдалена.
Внутри даже не кипело. Просто холодный расчет — увы. Я не могу потерять работу. Не собиралась тогда, в то лето, когда меня подставил Артур и его любимый квартет. И тем более не могу позволить себе это сейчас, когда сама обеспечиваю свою маленькую семью. Значит, все эмоции потом. Продолжаем давать Магдалену.
Я прекрасно знала, что завтра Владлен будет целовать мне руки. И говорить, что я — находка и его счастье. Что будь он помоложе… с этаким прозрачным намеком: переубедите меня немедленно, что я молод душой, прекрасен телом и лучший кобель-производитель в этом рассаднике искусства. Разумеется, целовать мне руки, играть бровями и намекать неприличные намеки Владлен станет при всем честном коллективе. Чтоб видели и заходились в бешеной любви ко мне.
Но сейчас… Его истерику надо пережить. С холодной головой. Но отчего-то слезы практически вскипели у меня на глазах. Потому что переживать состояние беспомощности… Снова. Как тогда. Наверное, именно этого я Артуру и не простила. Его шашни с Даной — простила. По крайней мере, собиралась. А вот унижение… Сколько унижения я пережила по его вине!..
— Ань. Да что с тобой? — вдруг совершенно нормальным голосом спросил Владлен, кажется, оборвав свои страдания о несправедливости мира на полуслове.
— Все нормально, — выдохнула я. На мгновение закрыв лицо руками.
— Да что случилось-то?
И словно не орал минуту назад. Охо-хо. Творцы и гении. Они такие.
Только рукой махнула. Загнала слезы вглубь — сердце заныло, но еще не хватало! И устало ответила:
— Импровизация, Влад. Чистая случайность. Пришли с Катей послушать концерт, а там Артур простыл. Голос потерял. И заметил меня. Выскочил с микрофоном, как черт из табакерки.
— А получилось, словно неделю репетировали.
— Опыт, — улыбнулась я. — Хорошее образование.
— Моя школа.
— Божественная. И никак не иначе.
И мы улыбнулись друг другу, словно и не было никакого скандала, и не поймали меня на измене высокому искусству оперетты. Гений. Хорошо хоть я научилась с ним правильно обращаться. За десять-то лет.
— На будущий год возобновляем «Принцессу цирка», — как бы между прочим сообщил Владлен. — Ты, конечно, королева, но и принцессой будешь смотреться восхитительно. Ладно-ладно, заболтались мы с тобой, а репетиция через пять минут.
Я склонила голову, соглашаясь. И отправилась делать то, что действительно любила. И умела.
Петь.
Сегодня голос звучал как-то по-особенному. Наверное, как в мои двадцать. Легко, серебряным ручейком, лились звуки. И отчего-то все вокруг пахло сиренью. Даже музыка. Легко, тонко. Ненавязчиво.
И к чему бы это?
Дом встретил меня запахами. Сирени. Вкусностей. Артура.
Он, воспрянувший телом и духом, нашелся на кухне. Дочь что крутилась рядом. Хвостиком. Идиллия. Жаль, что сегодня спектакля не было. Тогда бы пришла — и упала. Сил заснуть бы не было, но и шевелиться — тоже. Как, впрочем, и переживать.