Загадочные края - Вера Ковальчук
Она слышала краем уха, что северные правители частенько промышляли так же, как норвежские викинги, и это тоже являлось важной статьёй их доходов. У Сорглана – она слышала – были несколько сыновей, но ни один из них не встречался ей в горде. Значит ли это, что все они в подобных походах? Зимой? Странно…
Инга не замечала, как перешёптываются девушки, поглядывая на неё краем глаза, не видела, как одна из них, наклонившись к уху хозяйки, что-то прошептала. Алклета повернулась к печке и окликнула ласково:
– Ингрид! Тора сказала, ты пела в поле. Это так?
Инга подняла глаза и посмотрела на графиню. Мрачный взгляд встретился с мягкой голубизной её глаз, но нисколько не смягчился. Девушка помолчала, но потом всё же ответила утвердительно. Кивком головы.
– Ты прежде не пела. Тора сказала, твоя песня была очень красивая.
Пожатие плечами в ответ.
– Может, ты споёшь для нас здесь? Мы были бы рады послушать.
– Не могу. Не хочу.
Присутствовавшие в комнате девушки опешили. Подобный ответ был более чем груб, он явно не соответствовал возможному тону разговора между госпожой и невольницей. Ответ «не хочу» обычно навлекал на рабыню наказание даже сам по себе, потому что означал неповиновение, которого не допускали по вполне понятной причине.
Но Алклета, казалось, отнеслась к случившемуся спокойно. Она с тоном примирения улыбнулась.
– Но почему же?
– Не поётся. – И девушка прочно замолчала.
Она ждала наказания, однако последствий не было. Графиня сделала вид, что в её тоне вовсе и не было вызова.
…Она и позднее промолчала, чтоб, ни дай Бог, супруг и позже не решил всё же наказать строптивую девицу. И действительно – свою работу она делает хорошо, быстро, красиво, а в душу зачем лезть? Говорят, террианки плохо переносят неволю, наверное, в этом утверждении стороннего торговца больше истины, чем ей думалось сперва.
4
А потом пришла весна, осел и потемнел снег, обнажилась жирная, прекрасно удобренная почва на полях. В горде кипела обычная предлетняя суета – перебирали зерно, семена, остатки сена и ячменя, чинили инвентарь, до которого за зиму не дошли руки, а рукодельницы оставляли на время сложную изощрённую работу и шили самую простую одежду для страды, готовили обувь. Только Инга и ещё несколько девушек продолжали обшивать госпожу, решившую, раз уж представилась такая возможность, полностью обновить свой гардероб. Потому глаз Инги почти не достигала вся эта оживленность, она так и сидела в своём уголке, склонившись над шитьем, а в свободное время разгуливала по окрестным лесам, прореженным обильными, однако вполне упорядоченными вырубками. В горы пока лазить было опасно, скалы стали скользкими, отовсюду прорывались ручьи-однодневки, да и по руслам тех рек, что просыпались только на весну и осень, ходить было уже нельзя – поток мог пойти в любую минуту.
Вскрывались из-подо льда реки, а на деревьях набухали почки, и лес теперь казался не мёртвым переплетением корявых серо-чёрных прутьев, а бледно-зелёным, тончайшим кружевом на фоне изредка проясняющегося неба. Этим весна живо отличалась от осени, и тем была много её радостней, многообещающе. Между деревьев снег держался долго, но и он тоже постепенно сходил, открывая неперепревшую за зиму палую листву, а где оставался, там слёживался в корку, которая тончала изо дня в день. На прогретых пригорках проклёвывались сквозь остатки пожухшей травы молодые побеги и готовились к появлению на свет жёлтые цветки мать-и-мачехи – вестники поздней весны. Приближался Бельтан, и к нему с воодушевлением готовились, понятно, не только свободные. К прочим весенним заботам женщин прибавилась ещё одна – просмотреть припасы, продумать угощение и начать готовить его – приятные предпраздничные хлопоты. Кроме того, следовало достать нарядные одежды и украшения, привести их в порядок, может, сшить что-то новое. Особенно важно это было для молодёжи, потому что в течение всей весны и лета, более всего, конечно, в праздники, молодые люди, созревшие для женитьбы, внимательнейшим образом присматривались к девушкам, к их нарядам, говорящим о достатке семьи и искусстве рукодельницы, будущей хозяйки, и девушки не обходили вниманием наряд предполагаемого жениха – одежда о многом говорит, верно же?
В здешних местах, как и везде, было принято приводить невест из дальних мест, чужих деревень или даже стран. Здесь видна была забота о свежести крови (любой инцест карался сурово), традиция, уходящая корнями в те времена, когда горизонты на глазах замкнуто живущего рода начинали расширяться, и пришелец из отдаленной деревни уже перестал казаться опасным чужаком. Отошёл в прошлое обычай блюсти в замкнутости своё сообщество, и праздники, собиравшие тех, кто желал повеселиться, со всей округи, стали и возможным местом первых смотрин. Для такой цели дом господина этих земель годился лучше всего.
В горд Сорглана стали съезжаться семьи подвластных ему фермеров (они платили дань, но были лично независимы, считались людьми графа Бергденского и знали, что при необходимости он защитит их силой своего оружия) – те, кто жил поближе или готов был затратить время и силы на путешествие к поместью сюзерена. Это были, как правило, похожие один на другого крепкие дюжие мужики с такими же плотно сбитыми жёнами, способными ворочать тяжесть лишь чуть меньшую, чем их мужья, с выводком сыновей и дочерей и теми работниками, которых считали нужным прихватить. Они привозили с собой остатки зимней дани – мороженое мясо, убоину, изделия своих рук – от тканей и пряжи до деревянных ложек и оружия, откованного либо собственноручно, либо усилиями своих кузнецов. И, конечно, меха. Везли снедь для себя, хотя и знали, что в доме Сорглана они не будут голодать. Везли праздничные одежды и серебряные украшения, а изредка и золото. Приезжали многие, поскольку так и следовало ожидать, что в усадьбе лорда соберётся самое большое общество и будет больше всего веселья. Места хватало всем. Пусть не каждому своему мелкому вассалу лорд мог предоставить отдельные покои, но в большинстве это был народ неприхотливый и охотно поселялся на несколько дней в мастерских и подсобных помещениях. А кто-то квартировал и в ближайших деревнях, в усадьбу приезжал лишь на сами празднования и пиршества.
На Бельтан Алклета пожелала сшить себе какое-нибудь особенное платье, но не из тех, что носили при императорском дворе, а вроде местных деревенских нарядов, какие привыкла носить сама,
