Дочь Водяного - Оксана Токарева
Лана, вытянувшись во весь свой небольшой рост, воздела руки к небу в запечатленном на тысячах прялок и рушников архаичном жесте призыва дождя. Но облака ее не слышали, да и духи метались по лесу, предчувствуя беду.
Когда пожар, раздуваемый обретшим почти ураганную силу ветром, помчался по верхушкам деревьев в сторону стационара, Михаил ощутил растерянность. Как бороться со свирепой стихией, против которой даже духи бессильны? Лана, всхлипывая, прижалась к Андрею. Она чувствовала боль каждого дерева, переживала агонию вместе со всеми пичугами, и зверями, застигнутыми огнем.
— Да что ж это такое?! — Андрей вцепился в рыжую бороду, словно та тоже пылала вместе с лесом. — Сразу верховым пошел!
— Отродясь такого не бывало, и опять то же самое, — невольно процитировал премьер министра Кузьмич. — Чтобы в мае-июне, когда и земля-то толком не прогрелась, да после такого дождя!
— Надо срочно связаться с городом! — решительно проговорил Андрей, направляясь в сторожку к большому ящику с ключами от всех домов и хозяйственных построек. — Рация, надеюсь, работает.
Михаил с Ланой молча переглянулись, думая, вероятно, об одном и том же. Как нарочно, радиоузел находился на другом краю поселка в помещении лаборатории, где вчера и сегодня Мудрицкий проводил свои исследования. Михаил с тоской вспомнил о пейджере, за ненадобностью лежавшем сейчас в рюкзаке. Мобильное устройство, более бюджетное, нежели безумно дорогие сотовые, позволяло оставаться на связи. Но, к сожалению, покрытие пейджинговых станций не охватывало даже подмосковных лесов, не говоря о тайге.
— Может, проще на лодке до поселка? — суетился вокруг Кузьмич. — Там телефонный узел в сельсовете есть.
— До поселка можем не добраться, — покачал головой Андрей, торопливо спускаясь с крыльца.
— Не надо! Не ходи туда! Он только этого и добивается!
Лана повисла у Мудрицкого на руке, упираясь всем телом. Волосы ее рассыпались по плечам, в наполненных ужасом глазах отражалось не просто зарево, а сотни лесных обитателей, горящих сейчас заживо и задыхающихся в дыму. Даже здесь, на биостанции, горло то и дело перехватывало удушливым кашлем, а глаза слезились.
— Чем раньше сюда приедут пожарные, тем меньший участок леса пострадает, — терпеливо объяснил Андрей, ласково, но твердо отстраняя девушку.
— Если ситуация переменится к худшему, — добавил он, вручая Михаилу ключи от «буханки», — бери Лану и гони в сторону, противоположную от полигона.
Едва они с Кузьмичом добежали до здания лаборатории, пытаясь, видимо, оживить допотопную радиостанцию, из леса вырвался огненный смерч. Гигантским прыжком он преодолел расстояние до домика сторожа, врезался в магическую преграду… и запнулся, словно огонь в газовой горелке, кольцом обтекая дома и сарай с припаркованным Уазиком.
Михаил, размазывая копоть, вытер со лба испарину. Уже второй раз дедов дар спасал его от огненной погибели. Впрочем, о радости или даже простом облегчении речи не шло. Андрей и Кузьмич находились за пределами защитного круга, а в сторону лаборатории, из которой они пытались послать сигнал, двигался еще один смерч.
Дед Овтай рассказывал, что в старину жили могущественные колдуны-ветрогоны, которые умели, обернувшись вихрем, разметать целую деревню, положить замертво полчища врагов или остановить природный ураган и пожар. Михаил так, конечно же, не умел.
— Я же пыталась его предупредить! — имея в виду Мудрицкого, заломила тонкие руки Лана.
— Ну, Андрей же не знает, с кем имеет дело, — вступился за друга Михаил.
Он достал свое единственное оружие — верную дедову дудочку, но сразу же понял, что докричаться до духов с помощью хрупкого, пускай и ведовского инструмента не сможет. Лес стонал на разные голоса, захлебываясь криками боли и гнева. Но даже самые отчаянные вопли заглушал торжествующий рев пламени, для которого смолистые стволы хвойных деревьев невольно сами давали пищу. Пробиться сквозь эту жуткую симфонию Судного дня мог лишь голос первопредка. Михаил еще никогда не прибегал к его помощи, но иного выхода сейчас не видел.
Его пращура не просто так кликали Овтаем, что с мокшанского переводится как «медведь». Нарекавший внука в свою честь старый волхв-инятя сразу понял, что тот благословлен тотемом, облик которого может принимать. Это искусство дед Овтай передал Михаилу. Решение пришло в считанные секунды.
— Я сейчас обращусь и попробую призвать духов, — пояснил Михаил Лане. — Если они меня не услышат, я схвачу этого упрямца Андрея и притащу сюда. В человеческом виде мне с ним не совладать.
— Я тебе помогу, — с надеждой благословила его Лана, волевым и тоже запечатленным на рушниках жестом опуская руки и простирая их в сторону реки.
В следующий миг мышцы Михаила налились силой, очертания предметов сделались четче, хотя светопередача стала, как сквозь окуляр прибора ночного видения. В чуткие медвежьи ноздри, облизанные языком, ставшим длинным и гибким, остро ударила гарь, и звериные инстинкты повелели бежать куда подальше. Человеческий разум их подавил. Михаил набрал в легкие побольше воздуха и издал призывный громогласный рев, от которого в избушке Кузьмича зазвенели стекла и задребезжала неубранная посуда на столе.
Такой властный и отчаянный призыв не остался без ответа. Духи, которые в смятении пытались спастись, откликнулись на озвученную Михаилом просьбу Хранительницы. Навстречу огненному шторму, отсекая его от лаборатории и леса, устремился могучий земляной вихрь. Еще один, поднятый уже Ланой с реки, закружился водоворотом, размыкая огненное кольцо и разливаясь по лесу.
Властитель Нави, осознав, видимо, что его теснят со всех сторон, превратился в сотканного из тьмы гигантского крылатого змея, пытаясь взмыть в небеса и оттуда все-таки пробить еле выдерживающую натиск преграду. Михаил не знал, на какую высоту простираются его защитные заклинания и действие наговорных трав, поэтому прыгнул чудовищу на спину, прижимая к земле. Благо звериный облик это ему позволял.
Змей взревел, пытаясь сбросить противника. Потом изогнулся и выпустил столп пламени, от которого Михаил каким-то чудом увернулся. Не теряя времени, он вцепился змею в выю зубами, пытаясь когтями разорвать крылья. Медвежьи клыки скользили по жесткой, облитой какой-то слизью чешуе, когти крошились, врезаясь в нереально твердую кожу перепонок. Змей бил противника шипастым хвостом по бокам, рвал плоть когтями, потом опрокинулся на спину, грозя переломить хребет. Лететь он, впрочем, уже не мог: правое крыло после знакомства с десятисантиметровыми загнутыми когтями превратилось в лохмотья.
