Проклятая в Академии Стражей, или "я случайно, магистр"! - Олеся Рияко
Моя новая знакомая тут же подхватила сумку и поспешила догнать ее, а я вдруг с ужасом осознала, что вижу огромную картину целиком, ведь между мной и ней осталось всего три человека.
Это было странное, неподдающееся описанию чувство. Трепет перед произведением искусства… мандраж перед экзаменом… нет, все не то. Какая-та смутная тревога словно пыль разлетелась по воздуху вокруг. Она наполняла легкие, мешая дышать и заставляла мир вокруг меркнуть, отходить на второй план перед монументальным величием огромного полотна, как я теперь видела, вдоль исписанного единым потоком неизвестных мне символов, которые, казалось, никогда не повторялись.
Одни из них блестели злолотом, другие серебром, какие-то были едва заметны, словно во время их нанесения у мастера закончились чернила, а третьи были чернее ночи, казались выжженными и совершенно не читались. Однако, близость к этому “единственному экспонату в зале” открыла мне то, что он был совершенно не один.
На небольшом постаменте, возле которого стоял самый старый из двойников, блестела в лучах невидимого солнца золотая прялка. Такая, витиеватая, с узорным колесом, как с какой-нибудь средневековой гравюры. Только сделанная из чистого золота, а не из дерева.
Да, это странно, но я почему-то была уверена, что именно из золота, а не покрыта им поверх дерева. Рядом с ней стояла самая обычная, в том смысле что не золотая, подставка с гребнем для шерсти, от которой через острое золотое веретено, повернутое острием вверх, к колесу тянулась нитка. И какое-то непонятное чувство тревоги возникало у меня внутри, когда я смотрела на этот чудаковатый перформанс: Здоровенная, испещренная мелкими символами картина, на фоне которой стоит золотая прялка, а рядом с ней с торжественной, преисполненной гордости миной, замер старик, которй при этом неодобрительно смотрит на меня…
Стоп! На меня?!
8
Я в ужасе завертелась вокруг, поняв, что стою перед ним совсем одна и кажется, всего мгновение назад он успел о чем-то меня спросить. Но куда хуже того, что я не помнила его вопроса, было то, что вокруг нас совершенно не было людей. Никого! Даже мерзкого назойливого мажора… как там его звали...
— Что-то не так? - неодобрительно спросил старый монах, смерив меня взглядом сверху вниз, даже несмотря на то, что мы с ним были одного роста.
А у меня внезапно во рту пересохло и я даже не нашлась что ответит. Да и что тут скажешь? Да, не так? Да, черт возьми, тут все не так!
— Адептка, просто коснись иглы. Это не больно. - Добавил он как-то до кровожадности холодно, чем совсем не внушил мне доверия.
Я с сомнением посмотрела на неприветливо мигнувший мне кончик золотой иглы, установленный на прялке.
Я отступила в сторону, подальше от этого средневекового пыточного экспоната.
— Э… пожалуй, нет. Это же как минимум не гигиенично!
— Что?
— Я хотела сказать… что боюсь даже предположить сколько людей касались ее до меня. Вы же знаете сколько жутких болезней передается через кровь?
Холодная, полная его презрения ко мне тишина охватила зал и я еще раз обернулась вокруг, недоумевая, куда же могли подеваться две дюжины… как их там, адептов. Да хоть бы и двойников этого… мастера Йоды на средневековый лад.
— Вы издеваетесь надо мной?
Я предпочла скромно промолчать, а монах, помариновав меня еще мгновение под своим неприятным холодным взглядом, вдруг шагнул ко мне и протянул вперед свою морщинистую тощую ладонь.
— Ладно, просто покажите руку.
И я, не будь дурой, протянула ее ему! Словно его слова были не просьбой, а приказом, которому нельзя было не подчиниться.
Я успела заметить только тень мстительной улыбки, мелькнувшую в уголках губ старика, как он дернул меня за руку и в следующий же миг ее пронзила острая боль, ударом молнии отдавшаяся по всей руке.
— Ай! Вы в своем уме?! - прорычала я, прижав к себе свою бедную ручку с ноющим от боли пальцем. На его подушечке быстро набухала яркая алая капля. Хоть бы ватку со спиртом дали, честное слово! Варвары!
Монах ничего не ответил мне, да я бы наверно и не услышала, потому что огромный зал огласило оглушительно громкое ритмичное постукивание - пришел в движение механизм золотой прялки. Колесо завертелось, а тонкая шерстяная нить, скользнула по желобу, стирая с иглы мою драгоценную кровушку.
Ожил и монах. Мужчина засуетился вокруг колеса, что-то повертел, подергал, а потом, когда то само собой отстановилось, снял с пояса привязанные к нему длинные черные ножницы, на которые я раньше и внимания не обратила. После чего с торжественной состредоточенностью срезал ими кусок нити и быстрым шагом направился к картине.
Я не видела что он там делал, пока стоял ко мне спиной. Заметила только момент, когда он взял с тумбы, стоявшей рядом с полотном, лупу и внимательно посмотрел через нее на угол картины.
— Кара... Итмонт? - прогремел его голос… неожиданно вопросительно и зал вокруг словно взорвался голосами!
— Что? Он сказал Итмонт?
Я в ужасе обернулась, увидев позади себя всех тех ребят, которые раньше стояли в очереди передо мной. Ну… почти всех. Не было, например, того широкоплечего парня, которого что-то не устроило в словах монаха, но был к сожалению, мажор. Как и все он что-то прошептал девушке, стоявшей рядом с ним и вдруг вновь уставился на меня, с каким-то испуганным удивлением.
— Может оговорился?
— Мамочки… - тонко простонала невысокая девушка, стоявшая ко мне ближе всего и испуганно попятилась вглубь толпы. Присутствующие здесь вообще, скажем так, попятились, когда я обернулась к ним.
— Кара Итмонт! - настойчиво повторил старик, явно привлекая к себе мое внимание.
Не скажу, что я стала хоть что-то понимать в творящемся вокруг сюре, но одно мне стало ясно точно:
— Простите, но вы наверное обознались! Меня не так зовут.
И снова эта гнетущая, убивающая тишина в ответ, только теперь она была еще более жуткой, потому что помимо старика в этой зале молчала еще пара дюжин человек. И все пялились на меня…
— Никакой ошибки быть не может. - Холодно, словно вынося смертный приговор, сообщил мне старик. - В ткань мироздания нельзя вплести неистинное имя. Вы Кара Итмонт… и вы приняты в Академию Стражей Пределов.
И стоило ему произнести это, как позади меня вновь поднялся встревоженный шепот.
— Итмонт? Это его дочь?
— Я думала все они умерли…
— О, нет… мы
