Ватник - Юрий Мори
Вот как-то так.
Непонятно, правда, кто и кого и зачем оккупировал: у самого Разина, например, даже прадеды родились здесь, в Кавино.
Дальше на стене, не обращая внимания на измазанные заодно окна первого этажа, явно той же рукой «Слава небесным голубям!» и – цифрами – двести четырнадцать. Похоже, это новый лозунг у господ нахлов.
Ярко, броско, доступно, всё по лекалам рекламных компаний.
Дружинников с белыми повязками резко прибавилось, но вели они себя стеснённо. Документы не проверяли, группки молодчиков с «волчьими головами» на рукаве не разгоняли, даже когда те расклеивали всё тот же кадр с двумя погибшими прямо у них на глазах. На здании районной управы, мимо которой шел путь Дмитрия к стоянке, государственный чёрно-белый флаг был приспущен, сверху успели приделать тёмное пятно траурного крепа.
Пока машина прогревалась – тепло, конечно, но сразу ехать вроде как вредно для двигателя, Разин не утерпел и полез в телефон за новостями.
В лентах царил ад. Двенадцать приказов Кабура – о закрытии границы с Российской Федерацией, приостановлении дипотношений с ней же, о запрете несогласованных собраний и митингов, отмене русского языка в деловом и бытовом общении, смене командиров всех военных баз, создании сил специального назначения, дополнительных полномочиях Бюро Безопасности, запросе военной помощи у НАТО.
И так далее, и тому подобное.
А ведь их подготовить надо, приказы-то. Это подписать – минутное дело, а вот разработать тексты, проверить, согласовать… Благодаря бумажной работе в банке, Дмитрий куда лучше многих понимал, что дело это долгое. Не за прошедшие с момента расстрела демонстрации студентов несколько часов. Значит…
Да понятно, что это значит. Делалось заранее.
Стало быть, и вся остальная картинка была срежиссирована.
Двести четырнадцать. Цифры, пока он ехал, просто били в глаза отовсюду – со стен домов, бортов троллейбусов, были написаны на асфальте прямо перед светофорами. Не зря за последнее время, ещё до Дня Победы, в городе появилась масса этих… «веселих». Отрабатывают сейчас, как небольшая, но хорошо организованная армия. А потом они будут убивать, мелькнуло в голове Дмитрия.
Песмарийской полиции в городе не было вообще. Даже привычные белые с синим автомобили дорожной службы, торчавшие на каждом перекрёстке, куда-то подевались. И ничего, ПДД все соблюдали и так, без мордатых хлопцев с вечно оттопыренными карманами.
– Новости видел? – не здороваясь, спросил Завойский.
Он позвонил без пятнадцати девять, когда Дмитрий уже миновал пост безопасности на входе в банк, удивился огромной траурной конструкции из чёрных надувных шариков перед лифтами, в центре которой была всё та же фотография, и поднялся в кабинет.
– Разумеется. – Голова побаливала, трепаться не хотелось, но и просто бросить трубку не позволяло воспитание. Да и друг всё-таки, какой уж есть.
– Ближе к обеду подъезжай… Хотя нет, лучше пешком, можешь застрять там. На площадь Маршала Жукова давай, к областной управе. Там дела будут делаться, и тебя тоже видеть хотят участником. Не прогадаешь.
– Те самые люди?
– Да. И те самые, и другие. Нас тут много будет.
Нас. Вот это уже хорошо.
– К часу буду, раньше никак. – Площадь имени Жукова была недалеко, здесь же в центре, но работу-то тоже никто не отменял.
Перед обедом, отмахнувшись от начальника департамента, собиравшего сотрудников на траурное заседание в конференц-зале, Дмитрий вырвался наконец на улицу. В голове варился котёл из кредитных заявок, залогов, обременений на имущество и чужих годовых балансов. Звонила Маринка, сказала, что магазин в огромном мегамолле «Держава», где она работала продавцом, хозяин сегодня велел не открывать. Так поступили многие, поэтому лично она – домой. Дмитрий не стал её говорить, что идёт на митинг.
Не велик грех – промолчать, а ей нервов меньше.
Совет Завойского не брать машину он оценил почти сразу. Люди шли потоком, рекой, со своими стремниной и водоворотами, по тротуарам, по проезжей части. Редкие автомобили, всё же заехавшие в район площади Жукова, наглухо завязли в этой вязкой людской массе. Впрочем, свернуть и припарковаться у обочины разрешали всем желающим, пропускали и звали недовольных водителей с собой. Многие присоединялись, хотя были и те, кто матерно лаял текущую мимо толпу.
–…товарищи! – это позабытое слово, из тех полузабытых времён, что сам Дмитрий видел только в телевизоре, резануло слух первым, ещё за квартал до площади. – Несомненная провокация, уже вторая за эту неделю после трагической гибели президента Буровича, ставит нас на грань революции! Да-да, вы не ослышались. Мы не мятежники, не сепаратисты – как называют наших братьев на Донбассе украинские власти. Не бандиты. Мы хотим только одного – спокойно жить на своей земле, говорить на родном языке, учить детей в своих школах!
Собравшиеся волновались, кто-то истошно орал на песмарийском, посылая оратора во все места сразу, но большинство молчало. Молчало и слушало, а ровный понятный голос разносился над площадью возле областной управы, отражался от стен, плыл между ветвей цветущих вовсю деревьев.
– Кто это говорит? – спросил у спутника неторопливый мужик, шедший чуть впереди Дмитрия. Судя по рабочим спецовкам, прямо с завода идут.
– Так Сергеич же! – удивился тот. – Наш, директор НПЗ.
– О, как… Так он же песмариец, ну, по национальности?
– Сань, а я молдаванин. И что дальше? Русский – это не по паспорту. Это в душе. А он – наш, кавинский, этим всё и сказано.
Дмитрий взял чуть в сторону, выходя на площадь, и начал высматривать Завойского. Залезть бы куда-нибудь, а то иди найди его в такой толчее.
Но повезло. Сам Генрих был небольшого роста, но торчавшая рядом бритая каланча со знакомым оскалов в тридцать три зуба… Бычу Дмитрий приметил быстро. Вежливо прося дорогу, протолкался к друзьям, стоявшим недалеко от трибуны. Сколоченная ещё для Дня Победы, она, благодаря вечной местной неспешности – никто и не почесался убрать – теперь была местом выступления активистов.
– Это мы от соцпартии с девяносто первого слышим! – крикнули снизу. – Предложения какие?
Оратор замолк на мгновение, поправил роговые очки на крупном мясистом носу.
– Правильный вопрос, товарищи! Предложение простое: власть надо брать. И заставить хоривских господ разговаривать на равных. И расследование зверского убийства студентов провести, независимое, в полном объёме! С привлечение иностранных экспертов, из России позовём, там есть.
– А насчёт Буровича?
Оратор качнул лысой головой, криво улыбнулся, но ответил:
– Если честно… Хрен с ним с самим, не жалко. Но его народ выбирал, да и кроме него – люди погибли. Обычные люди.
– Слава
