Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1982 год
В наступившей тишине за спиной Петера вдруг раздалось громкое, отчетливое тиканье. Удивленный, он перегнулся через спинку: глубоко вдавившись в сиденье, там лежал большой зеленый ящик с множеством отверстий на боковых стенках. На верхней крышке в центре был круглый циферблат, как на старом будильнике. Приглядевшись, Петер обнаружил, что циферблат медленно вращается под прозрачным колпачком. У него мурашки побежали по коже: «Бомба с часовым механизмом!»
Тик-так, тик-так — цифры скачками проходили мимо красной ризки.
...Шесть... пять... четыре...
Мелькнула мысль, что, если выскочить из кабины и броситься на землю, может быть, удастся спастись. Но Петер был не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.
...Два... один... ноль!
Раздался громкий щелчок. Почти одновременно из отверстий в стенках ящика забили сизые струйки едкого дыма.
«Всего лишь дымовая шашка!» — Гроот готов был кричать от радости. Хорошо, что она сработала здесь, в переулке, а не в толпе на Розенграхт. В поднявшейся панике не обошлось бы без жертв. Именно на это и рассчитывали подонки, пустившие «вольво».
Слезы застилали глаза, дышать становилось все труднее. Но Петер лихорадочно крутил ручки, одно за другим поднимая стекла. Полузадохшийся, он вывалился наружу и захлопнул дверцу. Все. Кабину моментально заполнил дым, словно ее набили грязной ватой. Теперь это было уже не страшно.
Вечером в сводке новостей Петер Гроот с удовольствием выслушал заявление представителя полицейского управления Амстердама, которое тот сделал корреспондентам: «В манифестации участвовало полмиллиона человек, но за весь день в городе не было ни одного инцидента. Если не считать, что на лотке у разносчика бутербродов и прохладительных напитков лопнула бутылка с газированной водой».
В переданном вслед за этим репортаже из голландской столицы Петер обратил внимание на сообщение корреспондента американской телекомпании Эн-би-си Мэлори: «Сегодня в Амстердаме прошла самая мощная антивоенная демонстрация в Западной Европе за весь послевоенный период... Если бы президент Рейган был здесь, он вряд ли остался бы доволен. Старинный город превратился в арену массового протеста против гонки вооружений, против ядерного оружия. К такому протесту трудно не прислушаться».
Д. Лихарев
Розы гжельской земли
Молодого художника производственного объединения «Гжель» Валентина Розанова я встретила в маленькой заводской мастерской. Он нехотя оторвался от работы: ему явно было жаль терять время на разговоры...
Биография Розанова оказалась короткой и несложной, как, вероятно, большинство биографий сегодняшних молодых людей. Родился в городе Клину, в дружной семье. После окончания восьмого класса поступил в Абрамцевское художественно-промышленное училище. Дипломную работу — декоративную вазу — делал в Гжели. Здесь и остался. Здесь и задумал свое первое произведение — кумган.
«Кумган» в переводе с тюркского означает «сосуд пустыни». Много декоративных и живописных деталей сплавлено в нем, труден он в работе — и этим трудом проверяется мастерство ваятеля. Во все времена делали в Гжели кумганы. Может быть, именно поэтому решил создать свой «сосуд пустыни». Художник чувствовал: чтобы состоялась его творческая биография, она должна вплестись в биографию Гжели, уходящую корнями в далекое прошлое...
Много карьеров под Гжелью. Много рвов. Это следы работы глинознатцев из окрестных деревень. Недалеко от Гжели — Речицы, Новохаритоново, Турыгино, Бахтеево, Кузяево; деревни околицей цепляются за околицу, словно петелька за крючок, и в каждой обязательно труба высится — гончарный завод. А в давние времена горны строили в складчину на две-три семьи, и в каждой избе лепили крынки, кувшины, игрушки...
Впервые местечко Гжель, что под Москвой, упоминается в духовной грамоте Ивана Калиты 1328 года. К середине XVII века относятся первые сведения о Гжели как о местности, богатой хорошими глинами. По указу царя Алексея Михайловича крестьяне Гжельской волости ежегодно поставляли «глины белые двадцать возов, которая глина пригодилась к аптекарским и алхимиским делам». Гжельская волость целиком была приписана к аптекарскому приказу.
«Едва ли есть земля самая чистая и без примешания, где на свете... разве между глинами, для фарфору употребляемыми, какова у нас гжельская... которой нигде я не видел белизною превосходнее»,— писал Михаил Васильевич Ломоносов. Его ученик Дмитрий Виноградов и заводчик Афанасий Гребенщиков были посланы изведать, не пойдут ли гжельские глины на русский фарфор. Подошла глина! Составили они рецепт и изготовили по нему первую в России фарфоровую посудину, неглазурованную, с тусклой прозеленью.
В 1724 году Афанасий Гребенщиков основал в Москве, возле Таганских ворот, завод по производству майоликовой посуды. Работали на заводе большей частью гжельские крестьяне, привозившие сюда глину. Отработав срок и разузнав все секреты, смекалистые мужики возвращались домой и продолжали заниматься гончарным ремеслом. Они строили небольшие горны и обжигали в них свои изделия — миски, кружки, кувшины, кумганы, рукомойники, лампады, чернильницы, игрушки. Расписанные сценками из народной жизни, цветами и птицами, эти недорогие вещи быстро раскупались. Здешняя земля никогда не давала хорошего урожая, и гончарный промысел был для гжельского мужика основным занятием.
Постепенно Гжель стала полным хозяином керамического производства в России. Завод Гребенщикова в 1773 году был закрыт: гжельская майолика превосходила гребенщиковскую как по росписи, так и по качеству глазури. Гжельцы расписывали изделия по глазури высохшей, но еще не обожженной. Эта техника росписи не допускала никаких исправлений, требовала от живописца природного чутья и понимания красок. Эмаль ранних гжельских изделий почти никогда не имела заметного цека, то есть трещинок, мастер учитывал малейшее расширение эмали и черепка при обжиге. Потому-то и соперничала Гжель со знаменитыми мастерскими Руана, Мустье, Невера во Франции и Дельфта в Голландии.
Но все эти глиняные изделия уступили в прочности и легкости тонкому фаянсу, изобретенному в Англии и захватившему мировой рынок во второй половине XVIII века. Погибли тогда в столкновении с ним французские мастерские, пришли в упадок Дельфт и Гжель.
Однако в начале XIX века в Гжели все еще дымили гончарные горны. Сенатор, обследовавший перед самой войной 1812 года все промышленные районы Европейской России, посетил среди них Гжель и отметил в своем докладе, что «из простой глины здесь делают во множестве столовую посуду, покрытую белым свинцовым глазуром, которую недостаточные люди по дешевизне ее охотно покупают».
Со временем купцы Кузнецовы из деревни Речицы скупили разорившиеся гончарные гнезда — так появилась в России фарфоровая монополия. Товарищество Кузнецовых, заполонив промышленным фарфором российский рынок, погубило мелкие заводики и мастерские. Навыки живого искусства, выработанные многими поколениями гжельских мастеров, стали забываться.
И потерялось бы самобытное ремесло, если бы в советское время не пришли ему на помощь талантливые искусствоведы и художники. Первыми среди многих, кто возрождал Гжель, были Александр Борисович Салтыков, Наталья Ивановна Бессарабова и Татьяна Сергеевна Дунашева. Благодаря их поискам, художественному вкусу утраченные звенья гжельского мастерства стали восстанавливаться. Сегодня, как и прежде, гжельскую керамику делают в нескольких деревнях, и, как прежде, широко известна она во всем мире.
Кумган — первое свое изделие — Валентин Розанов готовил долго. Эскизов, набросков — он рисовал дома, и в электричке, и за рабочим столом — скопилась целая папка. Хотелось, чтобы сосуд был современным и чтобы в то же время чувствовалась в нем старая, привычная Гжель. Долго не получалась крышка. Однажды поздно вечером, уже перед сном, пришла идея — слепить хваток на крышке в форме поющей птички. Этот прием редко, но использовался в гжельских изделиях XVIII века. Зарисовал несколько вариантов крышки. Утром окончательно остановился на одном из них. Наконец эскиз кумгана на ватмане: круглое туловище, витиеватый тонкий носик, высокое узкое горло, круто согнутая ручка. Только тогда Валентин показал эскиз Татьяне Сергеевне Дунашевой, которую и сейчас считает своей наставницей. Художница посоветовала кое-что убрать, но в целом благословила его работу.
Вечерами, отработав смену — Валентин расписывал фарфор на потоке,— он уходил в модельную мастерскую. Здесь, в маленькой комнате, заваленной мучнисто-белыми отливками, вдыхая пресный запах теплого влажного гипса, настойчиво вытачивал на гончарном круге модель своего кумгана. Ему хотелось сделать самому всю работу от начала и до конца, как творили свои изделия старые гжельские мастера. Долго не получалось так, как хотелось, что-то постоянно ускользало из-под пальцев, задуманное не переходило на гипс. Как одухотворить и облагородить мертвый материал?
