Сахар на обветренных губах - Тата Кит
— Ладно, — кивнула Катя. Её настроение заметно улучшилось. Она сама быстро-быстро утёрла слёзы со щек и, резко подавшись ко мне, обняла за шею. — Я люблю тебя. Никогда больше не бросай меня, — шептала она в плечо.
Маленькая, худенькая, почти невесомая.
— Я тебя никогда не брошу. Ты же знаешь. И я люблю тебя сильнее. Не плачь, хорошо? — теперь уже я была готова реветь. Хотелось вот так же, как обнимаю, унести Катю с собой и никогда больше не возвращать сюда, где нам обеим было плохо. Но я понимала, что сейчас мама находится в той ненависти ко мне, при которой в лёгкую напишет на меня заявление в полицию, обвинив в том, что я похитила её ребёнка.
Мне нужно ещё немного времени. Нужно подумать, как повернуть всё так, чтобы Катя осталась со мной, и за это не было никакого преследования.
Я уже читала про доверенность на ребёнка, но она возможна только с согласия матери. А мама на это точно не согласится. Если только со временем, когда её злость за отчима осядет.
Пока я чувствую себя так, будто оказалась в тупике.
— Мама тебя не обижает? Не бьёт?
— Она только говорит, чтобы я сидела в комнате и не мешала ей.
— И ты целыми днями сидишь в комнате?
— Ну, да, — повела Катя плечиками. — Просто у меня ещё уроков много. Я же долго в школу не ходила, пока мы у бабушки жили.
— Она хоть кормит тебя? — мысленно я уже душила маму полотенцем.
— Когда приготовит, зовёт покушать, а потом я опять ухожу в комнату. Даже телевизор мне не разрешает посмотреть.
Я стиснула челюсти, сделала очищающий вдох и выдох, чтобы прийти в себя.
Хотелось прямо сейчас пойти к матери и хорошенько приложить её головой об стену, чтобы её высохшие мозги встали на место, но я понимала, что за любое моё слово она отыграется на Кате, когда я уйду.
По крайней мере, за косяки отчима она всегда пыталась отыграться именно на ней.
— В общем, Катюш. Ты сиди пока в комнате, раз это безопаснее, и мама тебя там не трогает. Делай уроки, а завтра я приду за тобой в школу. Будешь проводить время у меня, пока мама на работе. Только маме ни слова. Договорились?
— Угу, — Катя взяла себя в руки, у неё даже появился боевой настрой. — Я, вообще, ей ничего рассказывать не буду. Пусть сидит там на кухне со своей водкой.
— А она пьёт? — ощетинилась я.
— Каждый вечер перед сном. Маленькую бутылочку. Потом плачет, а потом спать идёт.
Смотри-ка, наша «малышка» без бутылочки теперь не засыпает.
— В общем, сиди в комнате, маме пока ни слова. Завтра после уроков жди меня на крыльце школы. Сколько у тебя, кстати, завтра уроков?
— Пять.
— Всё, после пятого урока я буду у школы. Хорошо?
— Угу.
— Люблю тебя, — вновь порывисто обняла я сестрёнку. — Больше не плачь. До завтра.
После визита к Кате моё настроение уже не было таким приподнятым, каким было ещё утром.
Я не могла перестать думать о том, что Катя прямо сейчас, как заключенная, сидит в своей комнате, зубрит уроки, а в ответ на желание получить ласки и любви от матери получает только лай, тычки и угрозы.
Хотелось вновь вернуться в квартиру и просто забрать Катю с собой, наплевав на угрозы матери и на то, что у меня могут быть настоящие проблемы с законом.
Но Костя научил меня быть аккуратнее и просчитывать все варианты решения проблемы. Честно говоря, без его помощи или хотя бы маленькой подсказки я вообще не вижу ни одного варианта, при котором эта проблема будет решена.
Снова просить Костю о помощи? Снова взвалить на его плечи свои проблемы? Он и так слишком много для меня сделал. Я не могу решать свои проблемы за его счёт. Наверняка, у него проблем не меньше. Один только его отчим чего стоит.
Надо просто подумать. Возможно, когда эмоции улягутся, я смогу трезво оценить всю ситуацию. В конце концов, может со временем получится уговорить маму отдать мне Катю. И идиоту понятно, что она ей мешает. Всегда мешала.
Я сняла суп с плиты. Костя прислал смс о том, что подходит к подъезду. Открыв дверь, включила чайник и, глядя на себя в зеркало, попыталась нацепить на лицо маску радости и восторга. У меня же новоселье! Радоваться надо!
А внутри выть хочется.
Поправила волосы, распущенные волнами, обмахнула ладонями одежду от несуществующих крошек и широко улыбнулась, видя, как приоткрылась дверь, и как несмело Костя вошёл в мою маленькую прихожую с двумя пакетами в одной руке.
Такой… домашний.
В джинсах, кроссовках, в толстовке.
Уже и не помню, как он выглядит в рубашке и брюках.
— Можно, хозяйка? — скромно приподнятые уголки его губ вызвали умиление. Взгляд голубых глаз сразу оглядел окружающую обстановку.
— Конечно, можно. А что в пакетах?
— Думал, что подарить тебе на новоселье. Не придумал. Купил продуктов. Знаю, что сама ты будешь питаться, как Дюймовочка, поэтому закупил тебе побольше всего.
— Зачем? — цокнула я, пытаясь принять пакеты, но Костя мне их не дал. Без рук снял кроссовки и прошёл в кухню, где составил эти пакеты на стулья. — Я же столько не съем, всё равно. Испортится, — шла я за ним, ворча как старая бабка.
— Ну, — взмахнул Костя нарочито раздосадовано руками. — Значит, мне придётся заглядывать к тебе почаще и есть. Ну, давай экскурсию.
— Ну, собственно… вот, — хохотнула я, обведя рукой всё пространство. — Вот и вся экскурсия. Всю квартиру можно разглядеть с любой точки.
— Слушай, а в жизни лучше, чем на фото.
Костя закатал рукава толстовки и неспешно обошёл квартиру. Деланно позакатывал глаза, покрутив в руках цветные подушки. Пошутил над диванчиком, назвав его детским (под ним он и правда показался детским), но зато кровати выразил свой молчаливый респект, сказав, что прикольно придумано, что она спрятана за стеллажом.
— У меня больше, — сказал он деловито, выглянув на мой маленький балкончик. — И гирлянда есть, — теперь уже подразнил он меня.
— Я тоже куплю себе сюда гирлянду. Только маленькую, как балкон.
— А её негде здесь подключать. Провод дверью передавишь. А у меня уже всё готово, предусмотрено, ярко горит вечерами…
— Ой, всё, — я демонстративно закатила глаза и,
