Жена без срока годности - Ольга Горышина
Чертов кофе! Чертов Андрей! И эта бесконечная ложь…
— Они теперь не проверяют наличие в багаже колбасы и шкурок от банана? — спросил Андрей.
— Никогда не проверяли. Эти идиоты до сих пор верят всем на слово, и эта вера фраера погубит… Мир изменился очень сильно, веры никому больше нет… Только собачьему нюху. Пойдемте на биглов смотреть!
Я потянула старших детей к ленте багажа. Младшая все равно висела на мне. Андрей нес рюкзак с детскими вещами и вез автокресло. Чемоданы нам еще предстояло забрать, но сейчас мы просто с интересом смотрели, как вдоль карусели бродят несколько собак.
— Интересно, а выкинутую колбасу они им скармливают?
— Андрюш, тебя больше ничья судьба не волнует, только колбасы?
— С остальными все более-менее понятно, а вот с колбасой — нет.
— Я хочу такую же! — Диана начала тыкать пальцем в бигла.
— Это служебная собака. Ей дома будет скучно, — быстро нашелся с ответом Андрей.
— А какой будет не скучно?
— Спроси у мамы, — перевел он стрелки на…
На меня?
— У тети Марины, — пояснил Дима сестре и разъяснил взрослым, что не все так просто, как им хочется. А что нам хочется?
— Я хочу собаку! — запрыгала вокруг меня Диана.
Я не опустила к ней глаза, смотрела перед собой на электронное табло.
— Я тоже.
Только собаку для полного счастья мне и не хватало. Я достала телефон, чтобы проверить ответ от сына, написала Алексу сообщение еще из самолета, как только приземлились. Он прислал мне координаты машины.
— Ты дома? — спросила его в письменном виде.
— Нет, конечно. Я только выехал из аэропорта, чтобы тебе меньше за парковку платить. Хочешь, чтобы я приехал к тебе? Тебе нужна помощь?
— Как хочешь, — набрала я дрожащими пальцами.
— Я приеду без Мирры.
— Как хочешь.
— Я хочу. Я соскучился, мам, — и прислал смайлик.
Засранец! Отцовские гены, от них никакое воспитание не спасет. Пишет по-русски, уверена, голосом, потому что без ошибок. Было дело, я так радовалась его грамотности, но он сознался, что это Гугл такой умный…
— Все хорошо? — внимательно смотрел на меня Андрей.
— Да, забирай багаж и пошли.
Тележка не понадобилась, у нас три чемодана на колесиках. И дети не совсем одуревшие. Конечно, оба отрубятся, только мы сядем в машину. В самолете они спали суммарно часа четыре, не больше.
— Ничего не изменилось. Ремонтировали аэропорт?
— Откуда я знаю! Кто обращает на такое внимание!
Тот, кто прилетает раз в двадцать лет. Мы заняли целый лифт и спустились на крытую парковку, где я быстро нашла машину.
— Почему у тебя машина белая? — спросила Диана, и я вздрогнула.
Не от вопроса — не от самого, а то, как он был задан. Полностью и без ошибок. Наверное, научилась у Андрея, который задавал мне слишком много вопросов, точно снова вошел в возраст “почемучек”.
— Потому что тут очень жарко. Чтобы машина не нагревалась сильно.
— Но на белом грязь видна? — вмешался Дима.
— Нужно просто чаще мыть машину.
На людях тоже грязь видна, но тут посылай их в баню, не посылай — чище от этого их души не становятся. Люди не кусок железа, они хуже. Иногда просто кусок говна…
Я присела подле переднего колеса и сунула руку под крыло, вынула ее уже с ключом.
— Только ты знаешь это место? — хмыкнул Андрей.
— Это всего лишь кусок железа. И Алекс только что уехал.
Андрей опустил глаза — не знаю, почему. И не хочу знать. Открыла машину и велела поставить кресло рядом с другим, заботливо установленным сыном. Надеюсь, Диме не долго мучиться между креслами. Буду сажать его вперед — очень надеюсь, что вместе с Андреем мы будем в машине не часто… Вместе мы только в месте… Вопрос, в каком?
Мы долго выезжали из аэропорта — я четко следовала за стрелочками exit, прекрасно понимая, что “выхода” из моей ситуации нет и не будет, потому что это замкнутый круг. Сейчас за рулем я почувствовала себя все той же двадцатилетней, которую Андрей чил водить машину. Автошкола в Питере давалась с большим трудом, и после второй неудачи, Андрей купил мне права, чтобы мы успели оформить международные — с ними, как нам объяснили, будет легче получить американские. Во всяком случае, мы с первых дней могли водить машину на американской земле, и я, пока он работал, не была прикована к дому. Общественный транспорт в Долине тогда и сейчас оставлял желать лучшего, но Андрей долго орал на меня, когда сидел на месте пассажира, но наши отношения закончились совсем по другой причине. Сейчас он молчал — из-за детей или я наконец стала более-менее сносно водить машину? На этот вопрос ответ меня не интересовал.
— Дороги лучше не стали, — вдруг выдал мой великовозрастный пассажир.
— Почему же? Стали — раздалбливают, как и раньше, через месяц, а вот народа стало раз в пять больше ездить. Ты еще спроси, новые станции метро построили? На которые мы начинали двадцать лет тому назад платить налог. Целых две, представляешь? За двадцать лет…
— Зато каждая вторая машина — Тесла. У тебя почему не Тесла?
— Потому что… Купи себе Теслу, теперь в очереди стоять не надо.
— Зачем нам вторая машина? Я буду возить тебя на работу. Ты же мечтала поменяться местами…
Он хмыкнул, а мне захотелось дать ему подзатыльник. Пользуется присутствием в машине детей — сволочь. Вот сволочь и есть, каким ты был, таким ты и остался, только раньше был любимой сволочью, а теперь просто тварь невыносимая. И это было действительно невыносимо. И газу не прибавить, чтобы быстрее оказаться вне машины, в четырех стенах будет все же не так тесто. Пробка огромная — как всегда. Конечно, скажет сейчас, не чета питерским, не говоря уже про московские, но какое это имеет значение для водителя — пробка она и в Калифорнии пробка.
Но Андрей ничего не сказал и вообще не произнес больше ни одного “почему”. Наверное, догадался, почему у меня дрожат на руле руки. В зеркале заднего вида я видела напряженные глаза Димы — за всеми нашими взрослыми телодвижениями мы совершенно забыли, что ему страшно. Он в отличие от сестер понимает, что находится в чужой стране, где говорят на чужом языке, с чужими ему людьми и все вокруг чужое.
— Дима, через полчаса будем дома.
Дома — дома у него нет, дом у него забрали и за последние две недели он где только не спал. Что такое своя собственная кровать знают
