Нет звёзд за терниями - Олли Бонс
А может, это всё подвальная духота виновата, а никакая и не жалость. Погано здесь, воздуха уже совсем не осталось. Хотелось, чтобы скорее кто-нибудь пришёл — пусть даже потащат на площадь, всё лучше, чем сидеть вот так.
И когда наверху раздался шум и в люк пролился свет, показавшийся до слёз ярким, Гундольф был почти рад.
Глава 35. Флоренц. В старом убежище
Мальчишка торопливо поднялся с колен — так и глядел поезду вслед, как его выбросили — и встал, отряхивая ладони. Глянул мельком — кровь так и не оттёрлась.
— Это что там, а? Чего вы стоите? — спросил кто-то из толпы.
Флоренц разглядел его: нестарый, крепкий ещё, этот человек держал руки на плечах товарищей. Зрачки его белели, как маленькие перламутровые раковины.
— Это что за явление? — спросил другой.
Его сощуренные колючие глазки прошлись по мальчишке сверху вниз, затем поднялись. Цепкие, как рыболовные крючки, они тянули к себе — не отвернуться.
— Ты чего тут, а? Где наша еда?
— Я не знаю, — пробормотал мальчишка.
Он глянул через плечо, надеясь увидеть крылатую — что-то же она у него хотела спросить! Но Леона, видно, не вышла из поезда, а может, вообще не ехала в нём.
— Я ищу Ника, — добавил Флоренц, осмелившись, наконец, оглядеть толпу. — Он здесь?
Люди начали подбираться ближе, грязные и оборванные. Они смердели хуже дохлой рыбы, выброшенной на берег штормом. Да всё здесь, должно быть, провоняло — и земля, и груды хлама, и воздух до самого неба.
Нечёсаные, многие с патлами до середины спины, одетые в рваньё, обитатели Свалки недобро глядели на мальчишку. И он настороженно глядел в ответ, шажок за шажком отходя от края, боком, чтобы не оказаться слишком близко к этим. Быстрый взгляд подмечал тёмные лица с белыми глазами, уродливо раздутые колени, узловатые скрюченные пальцы. У одного рубаха без рукава, другой и вовсе без рубахи. Вот старуха в истрёпанном платье, иссохшая грудь наружу. Но Ника тут не было.
— Венни, Джеб, да скажете вы, олухи, что происходит? — визгливо спросил тот, что опирался на плечи товарищей. — Как нет еды? А что там тогда?
— А может, и есть еда, — оскалил жёлтые плохие зубы человек с колючими глазами.
Не сводя глаз с мальчишки, он нагнулся, потащил из кучи хлама заржавленный прут.
— Юрген, гад такой! Опять играть нечестно вздумал? — толкнул его в плечо сосед. — Ты ж слово давал в тот раз, что делиться будем по справедливости! Эй, люди, смотрите, он тут ломик припрятал!
— Да умолкни уже, а? — несильно замахнулся на него гнилозубый. — Ты о другом думай. И так держат впроголодь, а сегодня и вовсе без еды оставили. Эй, ты, недомерок, отвечай — будет нам еда?
— Не знаю я, — пожал плечами Флоренц, оглядываясь тревожно. Тоже бы прут какой поднять, да только ничего подходящего не видно.
— Так чего, как думаете, нам его привезли? — спросил обитатель Свалки у товарищей. — У кого глаза есть, гляньте. Сопляк ещё в ту пору не вошёл, когда в Раздолье принимают. Кормили его хорошо, а сейчас, видно, мамка померла, да, недомерок? Объел ты мамку?
— Никого я не объедал. Я сюда только за другом пришёл. Ник! Ник, ты здесь?
— Ну-ну, за другом, — ухмыльнулся гнилозубый и шагнул вперёд, перехватывая ржавый прут поудобнее. — Сюда на прогулки не возят. Там ты никому не нужен, и здесь ты никому не нужен, дохляк. С дробилкой не управишься, лишний рот, и без тебя дармоедов и паразитов хватает. Значит, ты и есть сегодня наша еда.
Мальчишка сам не понимал, как ещё удавалось делать шаг за шагом, отступая, ведь ноги от страха будто отнялись. Вспотевшие пальцы сквозь ткань нащупали твёрдое в кармане. Осколок! Тот самый, подобранный в доме Эриха, неясно от какой посуды, но забавный и потому оставленный. Рука тут же нырнула за ним, сжала крепко, палец пролез в дыру.
— Так ты чего, сырое мясо жрать предлагаешь? — задумчиво спросил один из толпы. — Как-то оно, ну, не знаю…
— Да ла-адно, если ты носом кривишь, я твою долю возьму!
— А вот чего можно, — предложил тот, с прутом. — Придушим его или шею свернём, потом кровь выпустим в посудину, разделим. А мясо завялим, я сушить умею. Вы пальцы не то что оближете — обглодаете!
— Ну, я в деле.
— Не помню уж, когда я мясо видал. Я так скажу, плевать мне сейчас, от какой оно твари, хе-хе.
— А честно поделим-то, Юрген, или как всегда?..
— Хватай его! — скомандовал гнилозубый, перебив этого последнего. — Брать целым, кровь не пускать!
Он стоял ближе всех. И ещё другой, с распухшими коленями. И здоровяк — тот бы мог сгрести ручищами в два счёта, но отчего-то не спешил, вертя головой в непонимании.
Раньше, чем успел подумать, мальчишка нырнул между людьми и кучей хлама. Зацепился, плечо обожгло.
— Глыба, скотина тугоухая, взять его!.. Джеб, проваливай с пути, чего встал! Виг, держи, держи его!
Кто-то успел схватить, дёрнул за рубаху.
Крики слились в ушах, зазвенели. Флоренц рванулся, с силой всадил осколок в чужое тело. В ногу, в бок — куда достал. Глубоко ли, сам не понял. Человек охнул, ослабил хватку, мальчишка извернулся и припустил прочь.
Он не соображал, куда бежать. И ног не чуял. Вперёд — вот всё, что знал. Мир будто затянулся пеленой, сжался до точки перед глазами, и было так больно и страшно, что в голове даже мелькнуло сдаться. Покончить со всем быстро, а не длить этот ужас.
Позади кричали. Люди отстали, но они знали это место лучше мальчишки. Он не понимал даже, куда летит. Путь двоился, троился, сворачивал. Всё вокруг было рыжим и чёрным, а в ушах стучало так, что уже и крики становились не слышны.
За поворотом Флоренц налетел на человека.
Тот обернулся неторопливо — совсем старик, иссохшая обвисшая кожа так тонка, что можно сосчитать рёбра. Волосы свисают аж до пояса истрёпанных штанов, редкие, почти белые, если бы не грязь. И борода такая же.
— Всё бегаете, детишки? — медлительно и добродушно спросил старик.
— Я, мне… пусти! — взмолился Флоренц.
Не обойти в этом узком проходе, а бить рука не поднималась.
— Ищешь Кори, а? — лукаво щуря слезящиеся глаза, улыбнулся его собеседник. — Прячутся они от тебя? Пойдём, покажу.
И, закивав мелко, двинулся вперёд. Страшно медленно, загораживая спиной дорогу. Осталось только идти следом, то и дело озираясь и прижимая кулак к сердцу, чтобы
