Крах всего святого - Илья В. Попов
Размышления его прервал Аль-Хайи, что застыл у порога, склонив голову. Трудно было сказать, сколько он там простоял — арраканец никогда не тревожил покой Матиаса, пока тот сам первый не обратит на него внимание. Приветственно взмахнув рукой, Моро чуть усмехнулся, получив возможность отвлечься от тревожных мыслей.
— Вы как раз вовремя. Самочувствие мое — прекрасно, так что сразу перейдем к делу. Я немало размышлял о том приеме, что вы показали, и кажется, нашел действенный способ ему противостоять. Ранний вывод конницы позволит…
Абдумаш уселся напротив и некоторое время они обсуждали шахматы и прочую чепуху; потом арраканец подробно рассказал о процессе работы над порохом, поинтересовался самочувствием Матиаса и вдруг спросил:
— Не сочтите за наглость, мой король, но заметил, что с вашего лица не сходит беспокойство. Боли усилились? Я могу увеличить дозу лекарства — но на пару капель, не более. Шутить с этим зельем опасно, уж поверьте — немало людей утонули в нем с головой, хоть и были сильны волей.
Немного помолчав, Матиас вдруг рассказал ему все, что услышал на совете, будто надеясь, что скепсис Аль-Хайи развеет все его сомнения прочь. Но напротив, Абдумаш не только не усомнился ни в одном его слове, но выглядел так, будто прекрасно понимал, о чем идет речь — и признаться от задумчивой холодности его темных глаз Матиасу стало слегка не по себе. Арраканец умел смотреть не на собеседника, а будто вглубь него, точно видя человека насквозь; когда же Моро умолк, Аль-Хайи подлил себе еще вина и произнес:
— Весьма и весьма любопытная история. Что если я скажу вам, что тот человек, быть может, и не соврал?
— Право, господин Аль-Хайи, — вздохнул Матиас, — если вы поверили…
— Я верю собственным глазам и опыту, — возразил Абдумаш. — И у меня тоже есть для вас одна история. Пускай она и берет свои корни на Зафибаре, но отсеките мне руку, если она не соприкасается с тем, что произошло в Мьезе. Скажу сразу — рассказ мой может показаться вам столь же невероятным, как и тот, что вы поведали. Более того — из моих уст он может звучать даже слегка безумным… Но я молю лишь об одном — выслушать меня до конца, а уж потом решить, посмеяться вам и забыть мои слова, или же воспринять их всерьез.
С легкостью дав подобное обещание, Матиас наполнил и свой бокал. Он и понятия не имел о том, что хочет рассказать ему Абдумаш, а уж тем более каким образом его история может иметь отношение к Мьезе, но пускай сегодняшняя ночь будет посвящена байкам и сказкам. Аль-Хайи в задумчивости сложил пальцы, собираясь с мыслями и не торопясь начал говорить:
— Как я рассказывал уже несколько раз, мне посчастливилось родиться в богатой и знатной семье. Еще дед моего деда избороздил оба континента вместе с торговыми караванами, которые везли жемчуг, слоновую кость, рабов и драгоценные камни… Не стоит и говорить, что с самых ранних лет меня готовили к продолжению семейного дела. Под присмотром многочисленных учителей и воспитателей я изучал картографию, астрологию, языки, философию, магию чисел и многое, многое другое. Занимался я прилежно, но стоило мне краем уха услышать истории о морских чудовищах, топящих целые флотилии, маридах и ифритах — могущественных духах, что способны подарить человеку небывалые силы — колдунах и ведьмах, настолько искусных в чародействе, что их считали богами, как меня навсегда захватила другая магия. Та, которую так часто скрывают за ширмой из предрассудков и религиозных устоев…
Он замолчал и поднял глаза на Моро, точно наблюдая, как его собеседник воспримет подобные высказывания. Признаться, арраканец не единожды пытался поднимать схожие темы — однако Матиас всегда вежливо, но твердо пресекал такие разговоры. Все же когда-то он был священнослужителем — пускай и оставил сан ради блага государства — а позиция церкви в отношении колдовства всегда была единогласной. Сравни иноземец чернокнижника с богами при любом епископе или брате ордена — и в лучшем случае он бы отделался трепкой и изгнанием из города.
Но, то ли вино вскружило ему голову, то ли любопытство взяло свое — а может и то и другое вместе взятое — но Матиас не прерывать Аль-Хайи. Пусть — слова есть слова, главное, чтобы они не прорастали в проступки. Сделав глоток, Моро чуть кивнул, и лицо арраканца разгладила легкая улыбка.
— Одним из моих наставников был раб по имени Моджтаба — молчаливый старик, уроженец одного древнего народа, который когда-то покорили арраканцы. Мой отец купил его в качестве учителя музыки — но, едва узнав о моей страсти, Моджтаба помимо игры на ребабе начал втайне учить меня куда более интересным вещам. Его племя — хоть и обращенное в религию Пророков — до сих пор не утратило веру своих предков, тайком поклоняясь прежним богам, тем, коих меж собой они называли «Saamakkebhoolgaya» — На Время Забытые. Он рассказывал мне незримой материи, что словно воздух заполняет все вокруг и нитях, соединяющих наш мир с другими планами. Увы, он не успел — а может просто не смог — показать мне хоть что-либо кроме крупинок старинных знаний и пары фокусов. Вскоре о наших занятиях прознала одна из служанок, и отец тотчас продал Моджтабу, а меня повелел жестоко наказать. Но начало было положено — с тех пор я не мог думать ни о чем другом, кроме как силах, неподвластных обычному человеку.
Аль-Хайи ненадолго припал губами к кубку.
— Едва мне исполнилось двадцать, как я покинул отчий кров, — лицо Абдумаша в свете огня казалось отлитым из бронзы, — дабы научиться тому, что не могут предложить мне ни учителя, ни их толстые талмуды. Больше десяти лет я скитался по всему Зафибару, ища тех, кто может — или думает, что может — хоть немного раздвинуть границы сущего. Я видел многое: колдунов, что заговаривали песчаные бури и безошибочно находили источник воды, когда вокруг, куда ни кинь взгляд лишь безжизненная пустыня. Алхимиков, которые оживляли — пускай и на короткое время — глиняных кукол с помощью крови
