Орки. Финал - Константин Зубов
— Откуда, Сашуль?
— Долго рассказывать (да и незачем слабой немолодой женщине слушать всякие ужасы). Садись, ешь, а потом мне нужно, чтобы ты ответила на несколько вопросов.
Бабушка покорно взяла вилку, наколола на нее два ломтика картошки, с опаской откусила кусок мягкого хлеба. Не жуя, проглотила и посмотрела на меня.
— Слушаю тебя.
Ладно, поесть она и потом сможет.
— Расскажи, что произошло двадцать второго июля и происходило позже.
Начало ее рассказа подтверждало то, что мы слышали от людей, переселенных во вторую волну, а впоследствии от жителей «мира отбора».
Сначала пропала примерно треть людей, а в течение следующих двух дней почти все остальные. После первой волны началась паника. Потом прекратилась — паниковать стало некому.
Электричество осталось, так же, как и интернет, вот только общаться там стало не с кем. По телевизору тоже крутили только то, что запустили перед последней волной исчезновения.
Бабушку все это застало на даче, но она женщина деятельная, и, придя в себя, пешком отправилась в Москву. И стала встречать людей...
— Что за люди? — прервал я. — Дети там, или старики. Общего у них что было?
— Да разные, — задумчиво произнесла бабушка, поправляя седые волосы. — Всех поровну, как и в обычной жизни. Мужики, женщины всех возрастов... Ну и детки.
— Какой-то должен быть принцип, — почти про себя проговорил я. — Чем-то они должны отличаться от тех, что исчезли.
— Не знаю, Сашуль...
— Ты общаешься с кем-нибудь?
— Регулярно только с одной девушкой, женщиной и парнем, немного блаженным. С ними каждый день почти, правда в основном по городскому телефону... А вообще тут в районе за все время человек, может, тридцать видела, и то большинство только поначалу у магазинов, когда еду по домам таскали...
— И какие они?
— Да обычные. Сначала испугались... Растерялись... Потом смирились.
— А гопники... Ну бандиты всякие есть?
— Вроде нет, Сашуль. По крайней мере, я не видела и не слышала, — пожала плечами бабушка. — Да и с чего бы? Магазины же полные, народу мало...
Хм. Я задумчиво ковырял картошку и смотрел в окно. С одной стороны, да, но ведь не только материальные ценности и голод заставляют людей сбиваться в кучи и обижать других. Власть еще, сексуальные желания...
— Хорошо, что дальше было?
— Да ничего, так и живем с тех пор, — бабушка грустно посмотрела на меня. — Газ есть. Электричество обычно тоже. В октябре пропало, правда, по всему району, но в ноябре опять включили. Вода сначала была, но уже месяца полтора как только холодная тонкой струйкой течет. Газом греем, поэтому и сплю на кухне. По телевизору одно и тоже. Живем... Ждем, пока люди вернуться.
— Ясно...
Что ничего не ясно. Ладно, пришла пора выяснить действительно важные вещи.
— У тебя сейчас болит что-нибудь?
— Не поняла...
— Ну там голова, спина, руки может быть?
— Сашуль, мне семьдесят почти... Бывает...
— А прямо сейчас?
— Да поясницу тянет маленько...
— На, выпей, — я протянул ей большое «зелье лечения». — Не бойся — это лекарство.
Бабушка взяла бутылку, с сомнением посмотрела на меня и сделала маленький глоточек.
— Больше! — рассмеялся я.
Вздохнув, она выпила пол бутылки.
— Есть изменения в организме?
— Да, вроде чувствую что-то, — бабушка скользнула по мне взглядом.
— Бабуль, я серьезно! Это эксперимент. Есть изменения?
— Да, нет, — она поставила бутылку на стол. — Ну может немного совсем.
Ага. Зелье на нее не действует. Тогда следующий этап эксперимента.
— А вот это выпей.
Бабушка приняла у меня крохотный пузырек с «Адреналином» и с сомнением понюхала.
— Спиртом пахнет!
— Ага. Пей до дна.
Выдохнув, она проглотила настойку, закашлялась и принялась заедать картошкой, а потом вдруг откинула вилку и вскочила с табуретки.
— Саша, что это!?
— А что ты видишь?
— Таблицу какую-то... Меню. Характеристики. Навыки. Особенности. Инвентарь. Эффекты... А снизу написано красным: для полноценной работы в атмосфере недостаточно плинжа.
— А теперь глотни из бутылки.
Уже не споря бабушка залпом допила вторую половину «зелья лечения».
— Саша!
— Что?
— Прошла спина! И голова! И сердце не стучит!
— Ты не говорила, что это все болело до этого, — с ухмылкой произнес я.
— Ну не то, чтобы болело, — прищурила глаза бабушка, садясь на табуретку. — Чувствовала это все. А теперь не чувствую!
— Хорошо, перекуси пока, а мне подумать надо.
Комплект на правильномыслие был на мне с момента, как я вошел в квартиру, а сейчас я дополнительно выпил стимулирующий компот и съел пирожок, повышающие эту же характеристику. Затем встал и подошел к окну.
Еще до того, как мы с Чжуром встретили Гмиильца, в одном из снов папа рассказывал, что плинж распространяется по расширяющейся вселенной, условно говоря, следуя за этим самым расширением с некоторым отставанием. И что Землю его волна еще не достигла. Сейчас я получил окончательные доказательства этому.
Тогда выходит, что скорее всего верно и предположение наших ученых о том, что все разумные существа перенесены на существующие или (что более вероятно) искусственно созданные миры во фронте волны плинжа.
И достаточно логично также предположить, что эти миры расположены относительно неподалеку друг от друга. А если это так, то и Центр Управления, упомянутый Гмиильцем из моего псевдопророческого сна, тоже где-то там. Ну пусть так — оставим эту версию основной. Дальше.
«Адреналин» абсорбирует плинж из окружающей среды. Когда бабушка его выпила, он за счет своих резервов, а может благодаря исходящему от меня и мои шмоток остаточному излучению, сумел запустить только оболочку, но не саму систему. При этом заряженное плинжем зелье лечения стало работать и, скорее всего, надень бабушка сейчас мои артефакты, на какое-то время это увеличило бы ее параметры... Кстати!
Я открыл меню и убедился в правильности предположения — за время моего совсем недолгого нахождения здесь, полоса плинжа уменьшилась на шестнадцать процентов. Когда он закончится, система скорее всего сначала вытащит остатки энергии из вещей, что я принес с собой, а потом начнет деградировать, уменьшая мои характеристики и навыки, а со временем (достаточно быстро) отключится.
Именно поэтому Гмиильцы, когда закончат свой эксперимент, безо всякого риска смогут вернуть остатки людей на землю — очень
