Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1977 год
В селении Гудани я встретился с архитектором Ираклием Георгиевичем Маргишвили. Мы сидим на бревне перед строящимся домом и ведем неспешный разговор. Ираклий Георгиевич в ковбойке с закатанными рукавами, в старых джинсах. Загорелый, подтянутый, он выглядит гораздо моложе своих пятидесяти лет. Особенно молодят Маргишвили его живые и умные глаза. Человек он увлеченный, работящий и к тому же бессребреник. Архитектору, казалось бы, не положено сваривать металлические конструкции и орудовать лопатой, а Ираклий Георгиевич выполняет здесь любую работу, даже ездит на машине за хлебом. С рабочей силой трудно, а стройка-то необыкновенная. Я бывал тут и раньше, писал об этом строительстве (1 «Вокруг света», 1975, № 1.), когда начинали возводить первый дом.
— Здесь, в Хевсуретии, нет ни гравия, ни песка. Даже их приходится привозить, — рассказывает Ираклий Георгиевич. — Сланцы, кругом одни сланцы, а при современном строительстве ими уже не обойдешься.
— Как родился этот проект? — спрашиваю я.
Маргишвили задумался, помолчал, потом сказал:
— Только хорошим жильем мы можем привлечь хевсуров в родные места и сделать так, чтобы молодежь отсюда не уезжала. Нужны дома, в которых были бы все удобства — электричество, водопровод, газ, ванная, центральное отопление, а с другой стороны, они должны быть по своему устройству традиционными. Мы сохраняем деление на три этажа. В нижнем по-прежнему будет хлев; в среднем этаже, где когда-то горел очаг, разместятся жилые комнаты и гостевая. Ну а наверху будет храниться различная утварь и зерно. Каждый дом получит большой хозяйственный двор. Вот посмотрите. — Маргишвили протягивает мне альбом с описанием нового селения и множеством схем, чертежей и фотографий.
Внешний облик отдельных зданий, так же как и всего селения, сохраняет характерный для Хевсуретии рисунок. Дома выглядят как несколько стилизованные башни. Хевсуры в прежние времена беспрерывно вели войну со своими соседями, и естественно, что еще со средних веков горцы строили свои жилища в виде крепостей. Эти дома башенного типа назывались «квиткири». Они выкладывались только из камня; вместо окон делались узкие бойницы, в верхней части квиткири наружу выходили каменные балкончики — чардахи с отверстиями для наблюдения и стрельбы...
На фотографии проекта я вижу комплекс жилых домов с хорошим подъездом к каждому из них, магазин, сельсовет и даже маленькую гостиницу. В сторонке еще с десяток домов. Это резерв. Пока их строить не будут, они могут понадобиться тогда, когда селение начнет расти.
— Здесь, — показывает архитектор на самое крупное здание -проекта, — мы разместим комбинат бытового обслуживания. Вот для чего, — отвечает он на мой вопросительный взгляд, — зимой у хевсуров много свободного времени. Женщины зимними вечерами сидят и вышивают национальную одежду...
— Неужели вы хотите сказать, — перебиваю я его, — что на этом комбинате будут изготавливаться настоящие чохи (мужская одежда) и садиацо (женская одежда)?!
— Вот именно. Все будут делать. Талавари.
(Талавари — это весь комплекс хевсурскои национальной одежды от обуви до шапки.)
— Послушайте, это же замечательно! — обрадовался я.
— Я тоже так думаю, — сказал Маргишвили.
— А как эти дома будут передаваться хевсурам, Ираклий Георгиевич? — спросил я. — За какую стоимость?
— Многодетным семьям (а здесь все семьи такие, по шесть-восемь детей) эти дома будут отданы бесплатно, безвозмездно. Получайте, живите, работайте, — улыбнулся Маргишвили.
И я понял, почему этот человек бросил на долгое время Тбилиси, семью и сам, собственными руками строит новое хевсурское селение. Это дело его жизни, то доброе дело, которое должен сделать каждый из нас...
Я закрываю глаза и вижу новое Архоти. Прежде всего это железнодорожная станция.
В этом месте поезд, идущий из Тбилиси в Орджоникидзе, выходит из длинного туннеля на свет божий. Станция Архоти. Старое селение Ахиели стало музеем. В его башне, в его квиткири расположены экспозиции по истории Грузии, Хевсуретии, Архоти. В сторонке новое селение. Неподалеку высокогорный отель для спортсменов и туристов, канатно-кресельная дорога для горнолыжников, санная трасса, большой каток.
Открываю глаза и вижу сегодняшнее Архоти. Честно говоря, оно мне милее. Но жизнь идет вперед, и тут уж ничего не поделаешь. Ушло средневековое Архоти, кончает свое существование Архоти с нетронутой природой. К красоте природы, к ее чистоте и величию мы приходим теперь иным путем, путем сохранения, сбережения, понимания. Так же, как к истории и памятникам культуры.
Последний дастакари
В отдаленных горных селениях я много раз слышал рассказы о хевсурских лекарях — дастакари. Разговаривал с людьми, которых лечили дастакари, и даже приобрел среди них хороших друзей. Хевсурские дастакари пользовались в народе величайшим уважением. Они были хирургами, лечили пулевые и сабельные ранения, переломы и различные травмы. Терапевтов, если так можно сказать, среди них не встречалось. Большинство же хирургических операций дастакари проводили на черепе.
Дело в том, что у хевсуров до недавнего времени существовали дуэльные поединки на саблях — кечнаоба. Было несколько вариантов таких поединков. Если случался тавметавеоба, бой кровников, то тут удары прямыми хевсурскими саблями — палашами наносились с полной силой. Противоположностью этой жестокой дуэли была парикаоба, поединок дружеский и бескровный, что-то вроде игры или танца. Если сражение возникало из-за взаимных оскорблений, мелких ссор на свадьбах, поминках или даже в пути, то такая дуэль называлась чрачрилоба, или просто чроба. Они случались наиболее часто. В этих поединках для того, чтобы не убить противника и не навлечь на свою семью кровную месть, требовались выдержка и осторожность. Удар клинком полагалось наносить только по голове, от верхней части лба и до макушки.
Дастакари с удивительной смелостью брались за сложные черепные операции. Сейчас нас просто поражает их решительность и уверенность в благополучном исходе. Причем решение ведь принималось в одиночку, без всякого консилиума. Врач Георгий Тедорадзе в 1941 году описывал работу девяностолетнего дастакари Мчелико Ликокели, который сделал за свою жизнь 440 хирургических операций, и 98 процентов из них прошли удачно. Старик один, без помощников, делал трепанацию черепа за четыре часа.
Интересно, что никакого обезболивания хевсуры во время операции не применяли. Только в крайнем случае разрешалось больному выпить водки. Хевсуры — мужественные люди, выдать свою боль считается у них большим позором. Дастакари изготовляли лекарства из известных только им трав. Иногда в ход шли листья деревьев, минералы, яйца, мед, масло и даже живые черви, которых помещали в рану для ее очищения. Наиболее распространенной была мазь из яичного белка, масла и меда, но чаще всего раны очищали и дезинфицировали просто соленой водой. В каждом ущелье был свой дастакари, своя знаменитость: нести раненого через перевал в соседнее ущелье трудно, а зимой просто невозможно.
Мне очень хотелось повидать настоящего дастакари, поговорить с ним, посмотреть его инструменты, а если повезет, и операцию. К тому времени, когда я попал в Хевсуретию, Мчелико Ликокели умер, дастакари из селения Шатили переехал жить в другое место, с лекарем из Гудани — Гадуа я встречался, но не знал, что он дастакари. Тогда меня интересовало старинное хевсурское оружие, о чем мы с ним и поговорили. Сейчас же Гадуа тоже не было в Хевсуретии. Оставался только один дастакари — Бедзина Арабули, но он был стар и, по слухам, болен. К тому же Бедзина жил в селении Джута, стало быть, к нему нужно было добираться через перевал высотою в три тысячи метров. Но поскольку он был единственным и последним дастакари, я решил идти в Джуту.
Селение это находится в Казбегском районе и лежит высоко в горах под остроконечными вершинами горного массива Чаухи. Мне очень повезло: неожиданно я застал в селении Джута сына Бедзины, учителя русского языка Кобу Арабули, своего старого и доброго знакомого. Без его помощи мне вряд ли удалось бы увидеть и узнать все то, о чем я хочу рассказать. Коба, молчаливый, скромный человек, лет тридцати с небольшим, живет и работает в школе-интернате Барисахо, а в Джуту пришел помочь немного по хозяйству. В семье он самый младший.
Его отец Бедзина Арабули с черным лицом, ввалившимися щеками и глубоко запавшими глазами сидел, укутанный в одеяло, на кровати и курил, едва поддерживая ослабевшей рукой мундштук с сигаретой. Под его стеганые сапоги была заботливо подставлена скамеечка. Вид у старого лекаря был скорбный и отрешенный» Коба рассказал мне, что отец его заболел недавно, после того, как брат Кобы и сын Бедзины — Михаил погиб в снежной лавине. Мы присели возле горячей железной печурки и, как полагается, начали разговор издалека: погода, здоровье, состояние снега на перевале...
