Жить-поживать - Святослав Владимирович Логинов

Святослав Логинов

Жить-поживать

Чёрная туча, непроглядная, как сама тьма, появилась незадолго до полудня. Такие тучи являются только при совершенном безветрии и чистом, без единого облачка небе. Глубокая голубизна, никаких кучевых или перистых облаков, и вдруг в этой чистейшей лазури рождается угольная точка. Она растёт, ширится, затмевая зенит, но никогда не всё небо целиком. Поражённый взгляд уже не видит остатков сини, да и ничего не видит, кроме черноты, которая застилает всё. Вот она падает на землю, и тогда можно не разглядеть, но понять, что это трёхглавый дракон, порождение потусторонней жути.

Дракон не стал выдыхать пламя, он мирно опустился на землю возле небольшого дома, сломав лишь несколько неловко подвернувшихся деревьев, с его спины соскочил наездник. На широкой спине могло поместиться полсотни всадников, но прибыл только один.

Приехавший подошёл к дверям. Те не успели сами распахнуться, всадник вышиб их ударом ноги. Навстречу выбежала хозяйка. Была она хромонога, но поспешала, как могла.

— Ой, кого вижу! В кои-то веки объявился!

— Чем встречать будешь?

— Что есть наше — всё ваше.

Приехавший прошёл в дом, который изнутри оказался куда больше, чем снаружи, уселся за дубовый чисто выскобленный стол. Потянул воздух проваленным носом.

— Человечинкой пахнет.

— Откуда у меня человечина? Вегетарианствую.

— Это мы посмотрим.

Незваный гость распахнул дверь в соседнюю комнату, которой, если смотреть снаружи, в избе места нет. Там за прялкой сидела девочка лет, наверное, шести.

— Ага!.. Вот и ужин!

— Василиску не замай! — завопила хозяйка. — Ты что, не видишь, что это девочка? Девочки не для еды, а для обучения. Я без неё пропаду, да и ты тоже.

— Мне всё одинаково, что мальчики для еды, что девочки. С чего это мне без неё пропадать?

— С того, Кащеюшка, что ты бессмертный, а я всего лишь долголетняя. Ещё лет сто проскрипеть смогу, а там мне и конец придёт. Но за это время Василиска подрастёт, к дому приобвыкнет и отправится в большой мир. Там поживёт, наберётся всяческой премудрости, уж потом вернётся сюда и займёт моё место. Сообразил теперь своей костяной башкой?

— А сейчас она что делает?

— Сам не видишь? Пряжу прядёт. Вона, нитка какая. Её в клубок смотать, так он тебя куда угодно доведёт.

— Зачем это тебе?

— Это не мне, это тебе надо. Вот, скажем, явится сюда какой-нибудь витязь и захочет тебе башку срубить. Дракона у него нет, по воздуху он не перелетит. Значит, надо пешим ходом. Как я ему дорогу объяснять стану, если там леса дремучие, болота топкие, горы высокие, пустыни палящие, ледники заснеженные…

— Всё перечислять будешь?

— Могу и всё. Но я, лучше, выдам волшебный клубочек, и он доведёт витязя до места прямой дорогой. Только ни один из богатырей, к тебе сходивши, мне клубка не вернул. Вот и приходится новую нитку прясть.

— И не вернёт. Я их всех поубивал.

— Да я догадываюсь. Но прясть, всё равно, надо.

— Это ты замечательно рассказываешь. Как в песне поётся: «Пряха, моя пряха, ты сиди пряди!» У тебя этих клубков, небось, целый ларец наверчен. А витязи ко мне, что-то не идут. Скучно мне одному. Косточки размять не с кем, башку некому оторвать. Где твои герои?

— Так их и у меня нету. В тоем мире, миленький, ныне всё по-другому. В тебя, да и в меня тоже, никто не верит, разве что самые малые дети. Ихние герои себе другие дела нашли.

— Напомнить о себе надо. Слетала бы, да позлодействовала. А то я и сам слетаю.

— На Горыныче, что ли? Так его там ПВО в три минуты собьёт, чешуи не останется.

— Взлечу повыше, где не дострелят.

— Сама не видала, но, говорят, они ввысь на десять вёрст пуляют. Горыныч туда подняться не сможет.

— Ладно, разберусь. А пока, давай разбираться с тобой. Говори, что хочешь, но человечинкой у тебя пованивает помимо этой девчонки. И нечего меня по чуланам да кладовкам водить, я знаю, у тебя их больше, чем сосчитать можно. Ты не мешайся, я сам найду.

Кащей потянул воздух проваленным носом и направился к выходу из избы, не тому, через который входил, а другому, выйти через который можно, а войти нельзя. Там обнаружилась клетка из вересовых прутьев. В углу клетки сидел мальчишка, малость помоложе Василисы.

— Я знал, что ты меня голодным не оставишь!

— Ишь ты, какой ненасытный! Тоже раскатал губу! Тебе этот мальчишка на один глоток, а мне им год питаться. Я его сюда на откорм посадила. Видишь, какой он щупленький? А как отъестся, наберёт пудов десять сальца и мясца, это будет дело.

— К Рождеству заколешь?

— Совсем сдурел? Рождество — не наш праздник. Для меня в этот день строгий пост. Липовый пень грызу.

— Когда пост строгий, пень должен быть еловый.

— На еловый у меня зубов нет. Так что сойдёт и липовый.

— Когда по-твоему, наш праздник наступит?

— Да хоть на Красную Горку, а то на Купальскую ночь. Только мальчишку и тогда трогать нельзя будет. Это не поросёнок, которого за полгода откормишь. На человека лет пять надо, да и тех вряд ли хватит.

— Поросёночек сойдёт и молочный. Думаю, и мякотный мальчишка неплох.

— Своего излови и ешь, а моего не трожь! Знаешь, как его трудно поймать было? А ты его за один день стравить хочешь. Нет уж, хозяйство зорить не дам.

— Труд Ягуша, облагораживает…

Кащей хотел ещё что-то сказать, но в этот миг раздался громовой рёв Горыныча. Дракон развернул крылья, каждое из которых было размером с футбольное поле, и одним толчком взлетел в небеса. На его спине ликовала Василиса.

— Стой! Куда?! А ну вернись!.. — орал Кащей, размахивая руками.

Он мог сколько угодно вопить и подпрыгивать, но достать улетающего Горыныча был не в силах.

— Доигрался, — сказала Яга. — Навязывать надо дракона, когда одного оставляешь, — потом она заметила Василису, вздрогнула и запричитала: — Батюшки, а Василиска-то куда? Тоже надумала на Горыныче кататься! Пропадёт девка!

— Плевать на девку, я пропаду! Как мне без Горыныча домой попасть?

— Я тебе клубочек дам, — резко примолкнув, сказала Яга. — Запустишь клубок и пойдёшь себе тихонечко следом через лес и болота. Будешь идти как следует, за полгода доберёшься. Заодно узнаешь, каково витязям до тебя добираться было.

— Что-то ты быстро успокоилась. Что твоя девка поделывает?

— На спине у Горыныча сидит. Во, слышишь, как она заливается? Да не тряси башкой, а прислушивайся. Я потому и успокоилась,