Ииль. Проекция домового 8 порядка - Helga Kenopsia

Helga Kenopsia

Ииль. Проекция домового 8 порядка

Глава 1. Сны

В лабиринтах сознания всегда все запутано. Здесь царствуют когнитивные искажения1 и нарушения восприятия, увлекая в таинственный мир лишь кажущейся привычности форм.

Ощущая липкий страх преследования, твое хрупкое существо утекает, смешивается с вязким морозным воздухом, ускоряется и бежит что есть сил по натянутому жесткому канату между надвигающейся тьмой и пронзительным светом. По обе стороны расплескался бесчувственный космос, чьи масштабы завораживают. «Оглянись!» – резкий голос сверху звучит, будто команда невидимого режиссера. А режиссер здесь – ты. На секунду теряется самообладание, и этого достаточно, чтобы допустить непрошеные видения в сон разума.

Изящные, ледяные тени призраков прошлого с безразличием тянут за собой чувство опасности, тревогу былых воспоминаний. Они наступают. Бей или беги – реакция организма на угрозу, которая запускает сложную химическую цепочку для мобилизации симпатической нервной системы2. Мозг принимает единственно верное решение в условиях неопределенности – бежать. И твое морфофункциональное тело3, в мгновение ставшее неповоротливым и тяжелым, срывается с места, стремясь отделиться от цепкого ужаса и ощущения вовлеченности в циклический процесс охотник-жертва. Снова побег. Очередные утраты. Страх обезоруживает. Сбивая дыхание, поскальзываешься на замерзающих дорожках. Падаешь… Декорации вокруг незаметно меняются, и вот ты уже в темном туннеле, который заливают пронзительные, ярко-оранжевые лучи утреннего солнца. Этот свет только подчеркивает ледяные формы сияющих кристаллов в чьих-то застывших следах у твоих ног. Холодно. Стыло. Безнадежно зябко.

Сырой ветер пронизывает каждую клеточку. Ты ежишься, наблюдая сквозь ресницы за ядовитыми контрастами на каменистых возвышениях сланца, царственно взирающего на крутую лестницу с проломанным пролетом. Обломки величественно падают вниз. Все такое хрупкое, словно скорлупа чего-то невидимого.

Делая нерешительный шаг к кромке пропасти, всматриваешься в чарующую черноту страшной впадины. Неосторожное движение и… Почва уходит из-под ног, а ты летишь, мысленно надеясь остаться невесомым пучком света, чтобы не разбиться о твердую поверхность внезапно выросших на горизонте скал. Они так опасно остры, так грубы, что тело невольно группируется и напрягается перед неизбежным соприкосновением.

Они – это осязаемые препятствия на пути к успеху, противник, с которым незамедлительно придется вступить в борьбу. Это на вершинах было светло, а здесь стремительно наступают сумерки на и без того мрачные силуэты тихих лесов-исполинов. Где-то за ними должна пролегать подсвеченная лунным сиянием речушка, на берегу которой раскинулось небольшое урочище4 с деревянными срубами, рядами клетей5 и старой мельницей. Эти леса вокруг заботливо обнимают селение, оберегая его от природных катаклизмов, злых духов и чужаков. Сразу за лесополосой начинаются бескрайние просторы полей. Но небо по-прежнему чересчур затертое, да и ветви на передний план слишком навязчиво лезут.

«Замаскируем эти явные косяки при детализации». – размышлял дракон, мешая на палитре темные краски теней. Он постучал кистью по холсту и отдалился на несколько шагов от старого этюдника, чтобы оценить общий вид изображенного пейзажа. Он прищурился и задумчиво потер массивный подбородок.

Прямо мимо его носа, потрясая перепончатыми крыльями, пронеслась летучая мышь. Она совершила круговой вираж от сумеречного леса до острых скал на краю обрыва, где уютно разместился дракон, и возобновила обычный для нее воздушный маршрут навязчивой мухи над древней рептилией. Он бросил на нее короткий бесстрастный взгляд и снова уставился на холст. Композиция явно его расстраивала. Он вернулся на место и стал счищать излишки краски с этюда. Летучая мышь снова прошелестела над его головой, а со стороны мелкого кустарника, вьющегося по самому краю отвесной скалы, послышался какой-то скрежет.

Дракон проводил взглядом мышь, подтянул чешуйчатый хвост с гребнями и роговыми наростами поближе к себе, и пачкая морду растертой краской, в очередной раз потер подбородок, оценивая перспективы смены фокуса внимания. Где-то внизу разнеслось эхо падающих камешков на дно ущелья. Но дракон был увлечен творческим процессом, потому ни на что не обращал внимания.

Он смешал новую порцию цвета и точечно погладил блики на разбегающихся ручьях. Кусочек краски игриво сполз с кисти и беззвучно плюхнулся на его хвост, оставив четкую линию сиреневых переливов. «Как обычно… Прямо в яблочко! Ну что за неряха?» – сетовал он, принявшись активно оттирать в мгновение побагровевшее от химической реакции чешуйчатое оперение хвоста.

Неясный шум со стороны ущелья становился все ближе, а над головой дракона стали нервно носиться другие напуганные летучие мыши, собираясь в тревожный рой над его перепончатыми локаторами, заменяющими уши. Он отмахнулся и продолжил тереть хвост ветошью. «В следующий раз вернусь сюда на закате. Сделаю короткую зарисовку. Наверняка, здесь будут потрясающие переходы оттенков алого, – размышлял он, поправляя свою треногу из коряги. Совсем рядом прохрустел отчетливый отзвук шаркающих прыжков по каменистой дорожке. – Да что это за шум?»

Дракон отложил свои кисти и выбрался из-за острых отвесов, где все это время скрывался от любопытных глаз. В это мгновение в него впечаталось маленькое пугливое тельце лесной косули. Она рикошетом отскочила в сторону кустарников и угодила на единственный выступ, за которым открывался шикарный вид на долину рек и ручьев.

Дракон озадачено отступил на полшага назад. Он попытался вызволить животное из западни. Но как только ему удалось это сделать, и парнокопытное было готово ощутить сцепление с твердой поверхностью в безопасном месте, как к нему из-за поворота выскочил огромный волк с пестрыми крыльями. Он окатил его громоподобным рыком и угрожающе клацнул челюстью, грозно раздувая ноздри. «Практически поэтический Пегас6», – подумал дракон. Только волк при наличии пернатых лопастей совсем не вызывал воодушевления. Он хищно скалился, агрессивно сверкая темными глазами. На его шее висел ярко-голубой камень, свет от которого ослеплял и пугал. Дракон отшатнулся и чуть не выронил косулю из лап, которая к этому моменту, кажется, была в глубоком беспамятстве, безжизненно повисая в пригоршне рептилии.

– Кажется, у тебя мой ужин! – с угрозой процедил волк, взъерошив холку для пущей убедительности своего настроя. Он снова оскалился и посмотрел на дракона исподлобья. Оперение его крыльев завораживающе переливалось бирюзовыми оттенками световых импульсов, исходящих от камня на шее.

Симуран – так называли это крылатое создание. Однажды он обрел крылья за преданность и верную службу самому первому славянскому селению, сами небеса одарили его этим подношением. С той поры многое изменилось, волк всецело проникся статусом одиночки, а селения, находящиеся под его неусыпным контролем, более не нуждались в охране полей от оленей и зайцев, да и стада перестали