Мередит Маран - Зачем мы пишем. Известные писатели о своей профессии

• Тяжело найти время для сочинительства, особенно когда есть работа, дети, муж и домашние обязанности. Скажите людям, которые вас любят, что ваше писательское время священно. Даже если вы отвели для работы всего два часа в воскресенье, используйте это время.

Глава 5

Дженнифер Иган

Начиналось как обычно: стоя перед зеркалом женского туалета гостиницы «Лассимо», поправляя желтые тени на веках, Саша заметила на полу под раковиной сумку, хозяйка которой, видимо, только что удалилась в кабинку – из-за ближней двери доносилось характерное журчание. Из сумки торчал уголок бледно-зеленого кожаного бумажника…

В чем исключительность Дженнифер Иган? Обозреватель New York Times в рецензии на роман «Цитадель» (The Keep, 2006) попытался исследовать природу ее феномена:

Дженнифер Иган не поддается никакой классификации, в ее творчестве невозможно выделить конкретный жанр, она вся как глоток свежего воздуха. Иган использует большую часть накопленного богатства в метапрозе[18] шестидесятых и ее современный рафинированный вариант, представленный такими писателями, как Уильям Воллманн и Дэвид Фостер Уоллес, но при этом ее нельзя к ним причислить. Роман «Цитадель» являет читателю сложное переплетение всех приемов и эффектов, присущих метапрозе: обходные пути, тайные лазы, хитроумные ловушки, бесконечно удаляющиеся отражения и всевозможные обманки[19] – весьма впечатляющее архитектурное сооружение. Но больше всего в книге Иган поражает невероятно живой и убедительный реализм.

Исключительной Иган делает не только ее манера повествования, то есть как она пишет, но и то, что она пишет. Она занимается журналистикой, публикует свои статьи в New York Times Magazine и других изданиях. Пишет короткие рассказы. Книжные рецензии и обзоры. Создает романы. Каждый ее роман значительно отличается от предыдущего, особенно «Время смеется последним» – проза, которую она сама отказывается относить к какому-либо жанру. В интервью 2010 года, которое дала мне Иган для журнала Salon, она сказала мне: «Страшно тратить время и вкладывать силы в замысел, который пока не имеет четких очертаний – даже жанр еще не определен. Страшно, что моя работа окажется невостребованной. После выхода моего последнего романа случился экономический крах. И я теперь всякий раз боюсь услышать от издателей: “Мы не можем взять такую дикую прозу”. Но что еще страшнее – они примут мою книгу, она увидит свет и не оставит в нем никакого следа».

«Время смеется последним» – смелая, эксцентричная книга, за которую Дженнифер Иган получила в 2011 году Пулитцеровскую премию в области литературы.

Дата рождения: 6 сентября 1962 года.

Родилась и выросла: Чикаго; выросла в Сан-Франциско.

Ныне живет: Нью-Йорк – район Бруклина, квартал Форт-Грин.

Личная жизнь: муж – Дэвид Херсковитц, художественный руководитель труппы Target Margin Theater.

Семейная жизнь: два сына, одному девять лет, второму – одиннадцать.

Образование: Пенсильванский университет; Кембриджский университет.

Основная работа: нет.

Награды, премии, членство, степени (неполный список): стипендия Национального фонда поддержки искусств; стипендия Фонда Гуггенхайма; член Нью-Йоркской публичной библиотеки; Пулитцеровская премия в области литературы (2010); премия Национального объединения литературных критиков в жанре художественной литературы (2011); финалист премии PEN/Faulkner Award в области художественной литературы (2011); книжная премия газеты Los Angeles Times.

• Дженнифер Иган выросла в Сан-Франциско, где окончила «Лоуэлл» – самую престижную государственную школу города.

• Объясняя, зачем включила в роман «Время смеется последним» главу, сделанную как презентация в формате PowerPoint[20], и почему не хочет определить жанр книги – либо роман, либо сборник коротких рассказов, – Иган сказала: «Я руководствовалась выработанным правилом, что новое произведение должно сильно отличаться от предыдущих… На самом деле я сама не раз пыталась обойти его. Если вы устанавливаете правило, то следует иногда и нарушать его!»

Сайт: www.jenniferegan.com

Facebook: www.facebook.com/jennifereganwriter

Twitter: @egangoonsquad

«Невидимый цирк», 1995

«Посмотри на меня», 2001

«Цитадель», 2006

«Время смеется последним», 2010

«Невидимый цирк», 2001

«Цитадель» (CBS Films выкупила права и планирует начать съемки).

«Изумрудный город», 1996

Дженнифер Иган

Почему я пишу

Когда я не пишу, то чувствую, что чего-то в жизни не хватает. Если такое продолжается долго, становится только хуже, и я впадаю в депрессию. Не происходит что-то жизненно необходимое. Начинается медленное разрушение. Какое-то время я могу жить без сочинительства, но потом начинают неметь конечности. Со мной происходит что-то плохое, и я знаю это. И чем дольше жду, тем сложнее начать.

Когда я пишу, особенно если все отлично получается, то живу в двух разных измерениях: в моей настоящей жизни, от которой я получаю большое удовольствие, и в совершенно ином мире, где существую я одна и о котором никто больше не знает. Мой муж, как я догадываюсь, этого не понимает. Двойная жизнь, что я веду, не разрушает наш брак. И это божественно.

Я чувствую, будто меня выносит за пределы моей сущности, особенно когда пишу первый вариант. Это всегда то состояние, которого я стараюсь достичь, даже в качестве журналиста. Хотя, когда работаю над чем-то документальным, я практически не трачу времени на писание. Я месяцами провожу исследовательскую работу, а затем быстро справляюсь с текстом за несколько дней.

Когда я пишу художественное произведение, то забываю, кто я, откуда я и где я. Перехожу в режим полного погружения. Я люблю это ощущение: теряешь точку опоры в реальной жизни и полностью переходишь на ее «обратную сторону». Если приходится отрывать сознание от творческого процесса и переключать его обратно на обыденность, например нужно забрать сыновей из школы, я чувствую краткий, но очень острый приступ депрессии, будто меня что-то сковывает. Естественно, как только я вижу своих мальчиков, приступ проходит, и я снова счастлива. Однако порой я забываю, что у меня есть дети. Так странно. Из-за этого я ощущаю постоянную вину, будто из-за моего невнимания с ними может что-то случиться – даже в будущем, когда уже не смогу за них отвечать, – и Создатель накажет меня.

Когда работа идет отлично – а я стараюсь не писать шаблонно, – меня будто подключают к скрытому источнику, и я питаюсь его энергией. В такие минуты мне неважно, если в жизни что-то идет не так, ведь у меня есть собственный альтернативный генератор. Когда работа дается с трудом, мне становится плохо – так же плохо, как в моменты, когда я не пишу, а может быть, и хуже. В моей защите появляется пробоина, и происходит утечка энергии. Даже если в текущей жизни все отлично, я чувствую себя так, будто случилось что-то ужасное. Я с трудом переношу, когда что-то сбивается с пути, поэтому стараюсь находить маленькие радости в хорошем. Кстати, я намного тяжелее переносила это состояние, когда у меня еще не было детей. Они заставляют меня забыть обо всех тяготах писательского труда, и я ценю это.

Ожидание сильнее действительности

Мне тем более интересно размышлять на тему, почему я пишу, поскольку на сегодняшний день я вне работы. Сейчас мое состояние можно сравнить с ожиданием – предчувствие следующей книги. Да, надеюсь, новая вещь будет потрясающей! Намного легче думать так перед началом работы, чем потом, когда уже ее завершишь. Игра воображения приносит особое удовольствие.

Я не могу приступать к новому роману, пока работаю над чем-то другим. Отчаянно нуждаюсь в тесной связи со своим произведением, но не в состоянии ее наладить до той минуты, как поставлю точку в предыдущей работе. Сейчас думаю о Новом годе. До этого в планах стоял сентябрь. До сентября было лето. Сегодня уже остро чувствую: время пришло. Пора начинать новую вещь. С чего я начинаю роман? Обычно это время и место действия. У меня хорошее предчувствие: с этим в моей следующей работе все будет отлично, но в конце концов место и время – еще не книга.

Девушка и рукопись, разорванная в клочья

О своей первой попытке написать роман я вспоминаю с ужасом. Мне пришлось его выбросить. Но идея в голове засела, и позже все закончилось книгой, которую я назвала «Невидимый цирк».

Вот как это было. В двадцать девять лет я получила грант Национального фонда поддержки искусств, благодаря чему смогла год работать над «Цирком». Закончив первый вариант, я сразу принялась перечитывать текст в надежде, что он будет потрясающим. Но работа оказалась очень слабой, и этот факт я поняла сразу. Я даже не стала дочитывать до середины – мне хватило нескольких абзацев, от которых уже можно было сойти с ума. Моя проза, как я выяснилось, слишком далека от того, чтобы ее кто-то захотел купить, издать и тем более прочитать – и это не могло не пугать.