Дмитрий Серков - Корпорация «Коррупция»
только священник взывал к Всевышнему, продолжая венчание:
– Благословено Царство…
После краткой ектеньи о благостоянии душевном и телесном жениха и невесты
священник произнес три молитвы:
– Боже Пречистый и всея твари Содетелю…
– Благословен еси, Господи Боже наш…
– Боже Святый, создавый от персти человека…
Алена Соболева одиноко стояла в грязи, под дождем, не в силах сдвинуться с места, а
в голове нервно пульсировало: Чужое место! Не твое! Прекрасно понимая, что должна
обязательно вернуться в тело невесты – иначе случится непоправимое – не могла ступить
и шага. Недавние яркие краски померкли, явь стала мрачной, под гнетом непогоды звери
разбежались, а птицы разлетелись в поисках укрытия. Кучер и прочие служки попрятались
в укромных местах. Лошади на привязи нервно топтались на месте, замешивая грязь.
Усиливающийся ветер, гулко завывая в вышине, нещадно пригибал деревья и кустарники,
стелил по земле сочные травы. Будто из разверзшихся небес хлестали вниз потоки воды.
То был уже не дождь, а водопад, быстрый и стремительный, образующий не лужи, а озера.
Молния разрубила небо надвое. Раз! Другой! В третий раз угодила точно в купол с
крестом, но вопреки ожиданиям, не зажгла иссушенное временем дерево, а с шипением
захлебнулась в нем. Следом ударили оглушительные раскаты грома. Каждый
последующий вдвое, а то и втрое превосходящий предыдущие.
Ничего живого вокруг, и только она, омываемая тугими струями дождя,
обездвиженная перед порогом храма. Лишенная тела, не чувствовавшая ни холода, ни
влаги. Все ощущения – только внутри, в душе. Необъяснимая тьма, боль и пустота.
Затрудняясь сказать, когда все закончилось, просто открыв глаза, Алена вновь
увидела свет и услышала звуки. Сначала тихие, затем все громче и разнообразнее. Вновь
воссиявшее солнце дразнило солнечными зайчиками, в нос ударил запах хвои и влажной
травы. Разреженным после грозы воздухом дышалось легко и сладостно.
Кучер растеряно перетаптывался с ноги на ногу, будто проверяя сбрую, а на самом
деле опасливо косился на вход в церковь. На глаза накатились слезы, а дыхание сбивалось
резкими вздохами. Его экипаж был укрыт черным бархатом с серебряной тесьмой.
Что-то случилось, что-то произошло, а Алена не могла найти объяснение. У нее из
сознания точно вырвали фрагмент. Действительность разделилась на две части: до бури и
сейчас. Никакого связующего звена. Пустота. Словно она уснула и не помнила об этом.
В какофонии звуков и произносимых молитв все различимее становилась одна. Ее
сила и мощь нарастала, четче слышалось литургическое песнопение, без сомнений
угадывался голос священника и поддержка хора. Сквозь череду мыслей Соболева вдруг
осознала: отходная!
– Молитвами святых отец наших… Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе. Царю
Небесный… Трисвятое по Отче наш. Господи помилуй… Господи помилуй… Господи
помилуй…
Последние слова затягивались в заунывное пение, подхватываемое рыданием
десятком голосов. Сначала из церкви показался отче со скорбным взглядом и кадилом в
руке, за ним вышли пажи, с застывшими на лицах траурными масками и лиловыми
подушечками, на которых теперь покоились не обручальные кольца, а венцы. А следом…
Следом прихожане вынесли гроб. Угольно-черный, блестящий, монументальный с
кипельно белым убранством. Упокоенные выразительные глаза жениха смотрели в небо.
Лицо с погасшим румянцем было строго, и по-прежнему мужественно. Смерть, казалось,
только возвеличила его.
Установив гроб на экипаж так, чтобы рядом еще оставалось место, люди
расступились, освобождая дорогу. И – о ужас! – из церкви вынесли другой. Поменьше и
полегче. Пурпурно-красный, с резными бронзовыми ручками и нежно-розовым девичьим
убранством. Фаты на невесте уже не было, а лик оставался умиротворенно-счастливым.
Губы сохранили печать очаровательной полуулыбки, и, казалось, в полудреме прикрытые
глаза вот-вот раскроются, и она восстанет. В ней не было покоя смерти, тело, даже
возлежащее на смертном одре, переполняла энергия. Казалось, она жива, она дышит и
слышит. Просто спит.
Два гроба рядом являли собой страшное зрелище. Два молодых сердца, две открытых
души, рожденные жить долго и счастливо, нашли свой конец у алтаря. Шли за единением
и нашли его, но не так, как хотелось бы. Он и Она. Они вместе. Лежат рядом, и на его руке
кольцо золотое – солнце. А на ее – серебряное. Луна. Муж с женой, а жена – за мужем. Как
и должно быть.
Понимая, что все это – сон, Алена желала проснуться. Желала, но не могла. Как не
могла оторвать взгляд от ликов молодых, еще не успевших вкусить истиной жизни.
И тут на глазах лицо жениха стало стремительно меняться. Не стареть, но
становиться старше. Заложились морщины, иной стали линии скул и носа, появилась
надменность и печать греха. Пропала мальчишеская открытость, уступив место скупым
сжатым губам.
От ужаса увиденного она отшатнулась. Перевела взгляд на невесту и испугалась еще
больше. Глянула на него, затем на нее, потом снова и снова…
Страх всеобъемлющий, жуткий, липкий и холодный поглотил ее с головой. Связал по
рукам и ногам, ледяной когтистой лапой сдавил горло.
Он и она. Жених и невеста. Муж и жена. Их лица обрели знакомые черты. Четко. Без
права на сомнение. Борис Штурмин и Алена Соболева. Обрученные судьбой и нашедшие
смерть от неведомого.
Алена хотела только одного: проснуться…
28
Говорят, время лечит. Стараясь не вспоминать о том, что привиделось во сне, Алена
Соболева никак не могла отделаться от тревожного предчувствия. Стоило только закрыть
глаза, как в памяти всплывали образы, от чего по спине пробегали мурашки, и
перехватывало дыхание. Никогда еще ночные видения не были столь реальны и осязаемы.
Никогда не оставляли в душе глубокий след. А здесь даже не след – рубец, не
заживающая, постоянно гноящаяся рана. Гнала прочь дурные мысли, убеждала себя, что
ничего общего с действительностью во сне нет и быть не может. Просто бред
воспаленного разума. Последствия нервного истощения, вызванного гонкой за
неизвестным противником и сомнительным статусом в личной жизни.
Единственным спасением от бредовых мыслей оставалась журналистская
деятельность.
В первой половине дня Соболева носилась по делам: кто рано встает, тому Бог
подает. К обеду вернулась домой, и сразу – телефонный звонок. Ринат явно нервничал,
сбивался, тяжело дыша:
– Ты Штурмина видела сегодня? Общалась? Новости слышала?
Еще не осознав до конца, что происходит, Алена ощутила в груди разрастающееся
беспокойство.
– Нет…
– Включи телевизор!
В трубке послышались гудки.
Неизбежность грядущих потрясений и беспомощность перед лицом беды вновь
стали явью. На ватных негнущихся ногах она доковыляла до дивана, придерживаясь за
стену, чтобы не упасть. Плюхнулась на мягкие подушки и нажала кнопку на пульте. На
зажегшемся экране отразились полицейские машины, отъезжавшая карета «скорой
помощи», озабоченные лица руководителей прокуратуры и следственного управления,
работавшие на месте криминалисты и оперативники. Камера наехала на штурминскую
«волгу», крупным планом показала два круглых отверстия в лобовом стекле с
разбегавшейся в разные стороны паутиной трещин.
Безразличный к происходящему голос диктора вещал за кадром:
– …покушение на советника губернатора Южноморского края Бориса Андреевича
Штурмина. Неизвестный киллер произвел два выстрела. Представители следственных
органов пока воздерживаются от комментариев…
Почва ушла из-под ног, и если бы Алена не сидела, то обязательно рухнула бы на
пол. Глаза затуманились, ком встал в горле. Схватив телефон, она судорожно набрала
номер. Затем еще и еще! Тщетно. Абонент временно не абонент!
Стала обзванивать знакомых, но и они не давали никакой информации: без
комментариев, при всем уважении, Алена, ты ж журналист! Ничем не можем помочь!
Черт бы их побрал всех! За эти часы неведения она потеряла несколько лет жизни,
чудом не поседела. Что с ним? Как он? Может, ему нужна помощь?!
Обзвонила больницы, не сильно надеясь на удачу. Затем, пересилив страх – морги.
