Владимир Карандашев - Йоля или про то, что всё – не так, как на самом деле…
Дед Ёшка так и делал, регулярно «растворялся», насколько позволяло воображение, ну и погода, конечно. В дождик-то, пожалуй, можно раствориться не образно, а буквально. Ну, допустим, не буквально, если не сахарный, конечно, но как-то так…
Правда, последние два года небо сильно не гневалось и, если промокало, то больше так, для порядку, дождями грибными и без фанатизма.
Теперь дед Ёшка вставал раньше, чем обычно, чуть ли не до рассвета. Но просыпался не от стариковской бессонницы или того, что где-то болит и значит, что пока не умер, а от ощущения какого-то вселенского спокойствия и умиротворения. Похожее состояния чаще бывает в детстве, по нему ностальгируешь в зрелые годы, и оно за «хорошее поведение» может посещать и на склоне лет. Безмятежность, так это называется. У детей безмятежность обусловлена родительской любовью и вниманием, нежностью и заботой. Что касается деда Ёшки, то он с некоторых пор тоже ощущал «родительскую заботу», а точнее – заботу «матери», а ещё точнее – матери природы, которая регулярно как бы ободряла и успокаивала его: «Теперь всё будет хорошо». Однажды об этом он так и спросил Ольгу:
– Оленька, дочка, от чего мне так хорошо?
– Дедуль, у тебя вид такой блаженный. Это всё окситоцин – такой гормон гипофизарный.
– Эх, молодёжь, – засмеялся в ответ дед Ёшка, – Ты ещё скажи, что выброс ентого гормона стимулируется при лактации – кормлении грудью.
Тут уж рассмеялись все.
Внешне, казалось, ничего не изменилось. Он так же сутками пропадал в лесу со своей «гремучей палкой», помогал ребятам по хозяйству и во всех их начинаниях. Только вот жить перебрался к ним окончательно. На то были веские причины.
То, что раньше его тревожило и вызывало предчувствие неотвратимой беды, безвозвратно исчезло, рассеялось, как тот туман…
А туман и впрямь рассеялся. Пора было возвращаться. Дед Ёшка поднялся со своего «пьедестала», проворно спустился с вершины холма и бодро зашагал по тропинке вдоль озера.
Не часто, но случалось, что дед Ёшка мысленно возвращался к событиям того вечера, а вернее – ночи. Но всё это больше походило на сказку, которая, впрочем, имела продолжение.
Убедившись, что рана пустяшная, Ольга отослала Алексея в дом за перевязочными материалами и нашатырным спиртом. Судя по всему, эта впечатлительная особа находилась в обмороке. Рана была пустяшная. А пузырёк с «живой водой» должен была её воскресить. То, что перед ней именно «особа», наш «Айболит», помимо всего прочего, догадалась и по поведению «самца», не в обиду Йоле будет сказано, по тому, как он убивался по поводу своей подруги и пока ни о чём не догадывался.
Тем временем дед Ёшка изловчился и «стреножил» неугомонную Эмму Петровну. Он собрался было заточить её в тот самый сарай, из которого сам только что освободился, как неожиданно к ним подлетел обезумивший Йоля. Он, как Люцифер – тоже ангел, но только падший – навис над притихшей Эммой Петровной и опять взвыл «нечеловеческим» голосом (ну, а каким же ещё…). Все, кто был поблизости, замерли в ужасе. «Всё, началось!, – подумал дед Ёшка, – Сейчас порвёт…»
Йоля выдержал паузу, убедившись, что мурашки вдоволь насытились, вскинул, как пёрышко, вдову полковника на плечо и припустился в лес.
– Мил человек, ты куда? – воскликнул дед Ёшка и поспешил следом, сам не зная зачем. При других обстоятельствах, возможно, Йоле подобное обращение и польстило бы, но не теперь. Он ускакал далеко вперёд, а дед за ним едва поспевал. И если бы не голос Эммы Петровны… Она опять ожила и, задыхаясь от злости и жуткого запаха, пинала теперь своего похитителя сапогами «кожи крокодила» и на всю округу костерила его всякими «умными» словами. По ним дед Ёшка и ориентировался. Заодно узнал много нового. Вот, что значит интеллигентная женщина и её специфическая форма «самовыражения» категории «18+»…
Начинало светать. Йоля остановился на какой-то поляне. Старый охотник узнал одно из тех мест, где его соплеменники иногда совершали ритуальные обряды. Похититель снял с плеча предполагаемую жертву. Дед Ёшка весь напрягся: «Эх, сейчас порвёт, как грелку!». Йоля на мгновенье задумался, потом ухватил Эмму Петровну поудобнее, замер, а потом взметнулся вверх. Дед Ёшка догадался, что закон гравитации здесь не работает. Ждать больше нечего, надо возвращаться. Тут он перевёл дух, довольный тем, что не стал свидетелем жертвоприношения.
Впрочем, долго одному идти не пришлось. Вскоре Йоля догнал своего «старого приятеля», хотя тот и не подозревал, на сколько «старого», и они пошли вместе. Деда Ёшку обуревали странные мысли и чувства. За последние сутки его отношение к этому Ээзи успело поменяться от панически подобострастного до приятельски дружелюбного.
Дед Ёшка, как мог, успокаивал Ээзи-Йолю. Тот изредка кивал и тяжко вздыхал. Он был мрачнее тучи. Правда, эта «туча», похоже, облегчилась, иссякла на «гром и молнии». А потому Йоля брёл совершенно поникший, если не сказать, понурый.
Когда подошли к хутору, совсем рассвело. Ольга уже привела в чувства несравненную Мен. Она обработала и забинтовала простреленное «ушко», а теперь удивлялась, откуда у этой особы такой гребешок. Ну, точь в точь, как у неё самой был, только вот куда-то запропастился.
Йоля ничего этого не видел, а всё потому, как упоминалась ранее, был «совершенно поникший и понурый». Дед Ёшка осторожно тронул его за плечо и показал в сторону Мен. Йоля поднял голову и … О том, что происходило дальше, вы не узнаете. Так как это не поддаётся описанию…
Ну, вот. Всё успокоилось. Пора всем – по домам. Мен и Йоля, особенно Йоля, убирались восвояси с мыслью о том, что их «киностудию» теперь-то уж точно прикроют. Получалось, что хоть и с благими намерениями, а они взяли на себя роль Провидения. Пусть для местных земных эти Ээзи и являлись Высшими Существами, но где та грань, через которую никому непозволительно переступать? Как на их инициативы посмотрит Высшая Инстанция? По крайней мере, для себя, Йоля решил, что за всё надо платить, и настроился на полное «отлучение» от посещений этого мира. И что удивительно, сейчас его это не сильно огорчало. В последнее время в характере Мен произошли такие изменения, что ему, как прежде, не хотелось надолго с ней расставаться.
Да, тогда было не до шуток, а сейчас дед Ёшка, с присущим ему юмором, вспоминал те события, разложив их по куплетам, а персонажей по ролям любимого хита Саши Розенбаума. Ну, сами посудите – сколько совпадений:
Гоп-стоп,
Мы подошли из-за угла.
Гоп-стоп,
Ты (Эмма Петровна) много на себя взяла (а разве не так?).
Теперь расплачиваться поздно (кто бы сомневался),
Посмотри на звёзды (и звёзды были),
Посмотри на это небо
Взглядом, бля, тверёзым,
Посмотри на это море (ладно, у нас озеро).
Видишь это всё в последний раз (скорее всего, так и случилось).
Гоп-стоп,
Ты отказала в ласке мне (нужны мне её ласки, у, – лярва).
Гоп-стоп,
Ты так любила звон монет (а всё из-за них, проклятых).
Ты шубки беличьи носила (тут затрудняюсь, не сезон),
Кожи крокодила (а это прям в кон про её ботинки-сапоги),
Всё полковникам стелила (да, на ней пробы негде ставить)…
Ноги на ночь мыла…
И теперь за это получай!
На этом, впрочем, аналогии заканчивались. «И «Сэмэна» я не просил, он сам её…, – рассуждал дед Ёшка, – А вот дальше: «Смотри не обломай «перо» об это каменное сердце суки подколодной», – это в точку и про «каменное сердце», и дальше…»
Дед Ёшка оглянулся. Его догонял Алексей, который завершал свою традиционную утреннюю пробежку по прибрежной благодати.
– Что, дед, опять медитировал? – спросил молодой человек, когда они поравнялись.
– Да, вроде того. А что, гости нынче будут?
– Ждём. Сегодня же суббота. Ты же знаешь, Оля баню уважает.
– А угощение приготовили?
– Обижаешь. На этот раз из города целый ящик привёз.
– Колумбийские?
– Нет, Доминиканская республика.
– Ну, и славно, – подытожил дед Ёшка, когда они зашли на подворье.
– Пойдём завтракать, – позвал Алексей.
45. Глава сорок пятая – «победная»…
– Ну, и славно, – подытожил дед Ёшка, когда они зашли на подворье.
– Пойдём завтракать, – позвал Алексей.
Тут на крыльце показалась Ольга, держа за руки Ваню и Варю – полуторагодовалых малышей.
– А мы уже позавтракали, – весело сообщила она.
Алексей сбоку подошёл к крыльцу. Дети обняли его за шею и положили головки ему на плечи. Алексей зажмурился от удовольствия.
На этом можно было бы завершить наше повествование, как в старой доброй сказке. Хотя изначально это «наше повествование» не претендовало на жанр, в котором злодеи всякого рода и мастей строят козни против красавиц и добрых молодцев, а в конце концов добро обязательно побеждает зло. Но уж как получилось, так получилось.
