Юрий Пивоваров - Архив Смагина
Женщина настолько растерялась, затем испугалась, что приняла неожиданную и страшную весть молчаливо. Мужчина отдал ей кое-какие мелкие вещи, принадлежавшие усопшему племяннику, и, оставив листок бумаги, где было указано место его захоронения, удалился. Она не поверила. И как тут поверить, если видела и не раз своего родственника после его смерти.
Смагин крутил в руках записку. Никаких мистических настроений у него не возникло. Во-первых, женщина не в ладах с памятью, путается. Во-вторых, она сам лично знал немало случаев, когда после жестокой войны, голода, разрухи, массовых переездов, бегства и возвращения людей и «покойники» оживали, и давно пропавшие дети находились, и чего только граничащего с удивительным чудом ни случалось. На записке был указан населённый пункт Тайшет и данные покойного: Синельников Илья Петрович. Возможность проверить информацию вызывала у Смагина сомнение, но проверить было необходимо.
Погиб… С учётом природных условий места поиска небесного тела, чрезвычайным событием это назвать нельзя. В чертовщину Смагин не верил, но как ещё назвать появление покойника в доме Сокольниковой? Возможно, незнакомец что-то напутал – разберёмся. С момента его визита прошёл, со слов Сокольниковой, приблизительно год. За это время племянник не появлялся, не было от него и никаких вестей. Почему она молчала? А кому рассказывать о визитах покойников? Паре соседок? От них и поступил сигнал. И поступил он после последнего крайне странного и пока не объяснимого визита, о котором испуганная женщина не преминула сообщить подругам. Судя по описанию Сокольниковой, это мог быть тяжёлый сон, даже галлюцинация. Почему Сокольникова в тот самый, последний, раз увидела в племяннике китайца? Она этих китайцев хоть раз наблюдала в жизни? Если только добровольцев товарища Якира, отдельных торговцев, да дворников… Что её натолкнуло на такой необычный образ? Необходимо изучать, думать, искать.
Смагину нравился душистый крепкий янтарный плиточный чай. Он попробовал стакан рукой – тёплый, отхлебнул и подумал: «Странно, уже без него не могу. Привык. Если не выпью стаканчик, слабость лёгкая в ногах, даже головокружение. Надо как-то сократить потребление, а то разошёлся – аристократ!» Он редко видел взволнованного Арсентьева, сотрудника молодого, несколько несобранного, но человека по жизни опытного, решительного, не лишённого неординарных подходов к решению поставленных задач. Но именно таким он выглядел, когда вошёл в кабинет. Смагин не стал спрашивать.
– Был в кадрах, – начал Арсентьев, подумал, видимо, подбирая формулировки, но решил не усложнять и выразился кратко: – Подтвердили! Был такой. Погиб. Похоронен в Тайшете.
Смагин не ожидал полного совпадения. Что-то было не так, не вязалось.
– С кем беседовал?
– С замом по кадрам.
– Детали?
– Экспедицию собирали из разных учреждений. Брали добровольцев – надёжных, проверенных. Общий список хранится в кадрах в музее. Сам Синельников из Горного института. К списку, что в кадрах, приложен рапорт о гибели. Имеется копия уведомления, направленного по месту основной работы.
– Это в Горный институт?
– Да.
– Что сказано в рапорте? – спросил Смагин.
– Смертельно травмирован лесиной.
– Сибирь… – пробормотал Смагин.
«Доброволец надёжный, проверенный…» Не всегда реальный человек соответствовал, таким, казалось бы, безупречным характеристикам. На траурном заседании II Всесоюзного съезда Советов, состоявшемся 26 января 1924 г., накануне похорон В. И. Ленина, было принято два важных решения: переименовать Петроград в Ленинград и укрепить партийные ряды массовым приёмом пополнения рабочими от станка. Этот процесс был назван ленинским призывом. Смагин знал статистику роста партийных рядов, она представлялась ему очень показательной, заслуживающей тщательного анализа.
В 1917 году в партии насчитывалось порядка двадцати пяти тысяч человек – тех, кто вынес на себе всю тяжесть революционной работы, закончившейся приходом большевиков к власти. Уже в 1921 года партийные ряды выросли до шестисот тысяч человек. Но количество не есть качество, решило руководство молодого государства, и в этом же году была начата масштабная суровая чистка, показавшая и выявившая многих отщепенцев, перерожденцев и просто скрытых врагов. К началу 1924 партийные ряды составляли приблизительно триста пятьдесят тысяч, ленинский призыв увеличил их на двести сорок тысяч.
Это было не просто пополнение, это было – обновление, новая тенденция. Каждый понимал процесс партийного строительства по-своему, хотя это вовсе не означало стремление каждого выкрикивать свою исключительную точку зрения на оживлённом перекрёстке. Смагин выделил для себя две составляющие. Первая – на смену элитарной партии товарища Ленина, ордену меченосцев, пришла и приходит массовая партия товарища Сталина. Вторая – принадлежность к партии означала теперь не только верность её идеалам, но и строгое соблюдение партийной дисциплины: неукоснительное подчинение меньшинства большинству при реализации принятых решений.
После острой внутрипартийной борьбы, бескомпромиссных, порой заводящих в тупик дискуссий, мятежей и расколов такой подход был логичен. Но к чему он мог привести в будущем? Этот вопрос Смагина серьёзно беспокоил. Он не спешил поделиться своими мыслями с первым встречным, но своё осторожное отношение к «проверенным и надёжным» не скрывал. Для него эта дежурная формулировка ничего не значила.
И здесь Смагин, обладающий довольно широкими взглядами, превратился в непреклонного скептика.
– Этого не может быть! – твёрдо сказал начальник УРР, подумал и предложил: – Давай сначала… Как был сформулирован вопрос? Однофамилец? В списке экспедиции нет другого Синельникова? Ошибка?
– Исключено. Я список просмотрел.
– Инициалы, даты, возраст?..
– Инициалы – те. Год рождения совпадает. Год, месяц… Одна экспедиция за небесным камнем была. О второй пока только говорят, планируют…
Смагин был рьяным противником алкоголя. Но сейчас ему захотелось выпить – сразу стакан, залпом. Он ничего не мог понять и ничего не мог придумать. В голову пришла только одна мысль – простая и много раз проверенная – поехать и разобраться самому! Нет, пока не в Тайшет. В кадры. Посмотреть, показать ещё раз фотографии
12
Четвёртый элемент
Если бы Ирина была участником нашего с Иваном последнего разговора, она бы была поражена прозорливостью моего приятеля. Тогда он сказал: «Сдаётся мне, выплывет ещё один трупик…» Вообще-то, появление ещё одной жертвы преступления логически было обосновано. Но, что жертва именно «выплывет», предсказать было довольно трудно, хотя бы по той простой причине, что для такого прогноза не было никаких оснований. Тем не менее, тем не менее…
Полицейский УАЗик свернул на грунтовую дорогу, врезавшуюся в редкий лесок, насыщенный высоким кустарником. Жёсткая машина несколько раз некомфортно накренилась, преодолевая и объезжая довольно глубокие лужи, и довольно быстро выбралась на симпатичную лужайку на берегу озера. У воды – надувная лодка, возле неё – главная причина вызова. В сторонке – служебная «Нива». Утопленник располагался на спине. Старший лейтенант, держащий в левой руке старенький портфель, сделал навстречу машине пару шагов, приветливо помахал свободной рукой, радости при этом лицом своим не продемонстрировал. Возле него крутились трое граждан, как можно было предположить, местного розлива. Именно «розлива», о чём со всей наглядностью свидетельствовали цветастые носы, нездорового блеска глаза и годами сложившиеся нескоординированные движения. Ирина отметила: вот тот, потирающий липкие ладошки – уж совсем придурковатого вида.
Ирина и сопровождающий майор вышли, поздоровались. Утопленник – мужчина средних лет, среднего роста и сложения, ближе к шатену. Джинсы, простенькие кроссовки, цветастая рубаха с длинным рукавом, часов на руке не было, но хорошо просматривался след от ремешка. Старлей, видимо, хорошо знал сопровождавших его официальных лиц, общался с ними запросто. Главный их них – Митяй, слегка растерявшийся хитровато-нагловатый парень лет тридцати с восточными штрихами на помятом лике. Нетрудно было предположить, что группа свидетелей и сочувствующих пребывала на берегу довольно давно, минимум часа два, и многое уже переговорила и для себя решила.
– Вот – в сеть попал, – безучастно доложил участковый, показывая рукой на покойника.
– В сеть? – строго уточнил майор.
– Сеть – дело святое, только в рамках необходимого пропитания! – высказал свою вескую точку зрения Митяй.
Майор тяжело вздохнул, промолчал. Старлей бросил на Митяя огненный взгляд. Предводитель смутился, ему стало стыдно.
– И как его угораздило? – спросил майор.
– Мелко здесь, – пожал плечами участковый. – Пока – трудно сказать.
