Владимир Карандашев - Йоля или про то, что всё – не так, как на самом деле…
Старый охотник в задумчивости обошёл поляну и на всякий случай заглянул за край обрыва. И тут всё потемнело…. Это не вокруг потемнело. Это у него в глазах так потемнело….
Он ахнул и осел…. Страшнее не придумаешь…
Дед Ёшка, не помня себя, как в бреду, как в кошмарном сне, как грешник в преисподнюю спустился кое-как по крутому склону до уступа, на котором покоилась знакомая фигура. Вроде он, а вроде и не он. Уж больно каким-то незнакомым показалось неестественно вывернутое бездыханное тело его друга Лёшки. Оно, тело, лежало навзничь с устремлённым в небо невидящим взглядом. Лицо практически не пострадало, а вот остальное… Клетчатая рубашка была вся в кровоподтёках. Да, и к чему все эти подробности, несовместимые с жизнью? И так всё понятно…
От нестерпимой душевной боли, от непоправимой беды, от бесконечной вины за произошедшее старый охотник выл долго и протяжно, пугая всё живое и неживое в притихшем ущелье. Как жить после этого? Как перед Оленькой появиться?
А дальше было всё, как у Высоцкого:
…Конец простой: пришёл тягач,
И там был трос, и там был врач…
А ещё участковый, следователь из прокуратуры и много другого всякого люду…
Дед Ёшка очень долго один на один общался со следователем. В чём-то убеждал его в характерной для себя манере. Тот беспрестанно пытался связаться с кем-то по рации и всё безуспешно. В конце концов, к следователю подошёл его помощник и что-то сообщил. Тот быстро собрал свои бумаги, зачем-то пожал руку растерянному деду Ёшке и вся бригада спешно уехала…
Едва успели завершить все формальности и ритуальные мероприятия, опять начались дожди, да такой силы, каких здесь и старожилы не припомнят. Непогода продолжалась трое суток. Потом природа как бы успокоилась, вроде как – смирилась.… Смирилась с произошедшей несправедливостью. Несправедливостью в её природном понимании, когда молодой и здоровый, только начинающий и мало что успевший, влюблённый и любимый, не сумел закончить начатое, не сумел продолжить свой род и познать радость отцовства. И много чего ещё…
Несправедливость в человеческом понимании для Ольги прошла как-то стороной. Для неё всё произошедшее явилось катастрофой, просто концом света, концом мироздания… Истерика с ней случилась только в первый момент. А потом защитные силы организма сработали таким образом, что погрузилась она в какой-то сон.… В сон наяву…. И жила…. Нет, не жила, а существовала долгое время, как будто по инерции. Делала всё, что должно, забываясь в текучке обязательных дел в заповеднике и домашних хлопотах, что было спасением в подобной ситуации.
А дед Ёшка ощутил эту несправедливость в полной мере: и в природной, и в человеческой, и просто житейской.… А всё потому, что он себя и только себя винил во всём произошедшем. Хотя чувствовал неладное, но не смог предотвратить непоправимое. Всё потому, что не смог разубедить следователя, что это не просто «несчастный случай». Всё потому, что видеть горем убитую Оленьку было просто невыносимо. Единственной справедливостью, как он считал, было то, что мудрый и справедливый Ээзи хворь наслал на него и устроил этот всеочищающий ливень…
Именно в этот ливень, когда он был уже на исходе, когда успокоившиеся было реки снова вышли из берегов и затопили пойменные луга, явился наш долгожданный Йоля…. Он плюхнулся в эти хляби, ещё на лету сообразив, что на этот раз ему никак не удастся «выбраться сухим их воды». В любой другой ситуации он, не задумываясь, сиганул бы обратно. Кому охота совмещать неприятное с бесполезным? В слякоть приличных впечатлений не наберёшься – одни проблемы. Но это был не тот случай…. Напомним, что «везде виноватого» скитальца спасало только то, что подруга Мен до глубины души была потрясена и растрогана этой душещипательной историей про барышню в резиновых сапожках, угодившей в яму, и её друга, скорее всего – пропавшего, и так неожиданно, по видимому, по трагическим причинам появившегося у них там – «…Там за облаками. Там за облаками. Там. Там-дарам. Там-дарам…».
И если уж что-то Мен, мягко говоря, «зацепило», а, грубо выражаясь, «втемяшилось», то медлить с претворением в жизнь было не в её правилах. И вот она, как сообщалось ранее, не медля, по горячим следам вдохновила Йолю на очередной подвиг. А именно: направила благоверного выяснить – что к чему, и помочь, если получится… Короче говоря, порученьице из разряда – «пойди туда – не знай куда…» или «мисшен импосибл…». Йоля уже в который раз был не рад, что ввязался во всё это дело. Но малодушие было мимолётным, как озноб от первого «бодрящего» контакта с водой и промокшей природой. Потом его могучий организм адаптировался к новым условиям, а мозги отбросили всё наносное и второстепенное, начали соображать, как оптимальнее выполнить задачу. Только мурашкам было хреновее всех, и они ещё глубже забились в густой подшёрсток Йолиных зарослей.
Первым делом следовало добраться до приозёрного хутора. С этим было боле менее понятно. А дальше что? «А дальше буду действовать по обстановке», – сам себя успокоил Йоля.
Идти решил наикратчайшим путём. С его вездеходными качествами это не являлось проблемой. И, естественно, без захода в «злачные места». «Вездеходным» способом (это понятно) – дело привычное. Но он никак не предполагал, что размеры бедствия достигли того масштаба, какого они достигли… И ему теперь, помимо всего прочего, потребуются навыки «вездеплавные», что немного напрягало.
Йоля оказался ни мало удивлён, когда обнаружил, что затопленными оказались те места, которые даже при весенних паводках оставались относительно сухими. Но решение было принято, а решимостью его «загрузила» Мен. И он двинул строго на «север».
Нет, плавать и нырять Йоля мог великолепно, но были два обстоятельства, которые делали нежелательными эти водные процедуры. Про мурашек уже говорили. Для них это была просто катастрофа. А ещё водная стихия для Йолиных собратьев являлась той средой, в которой значительно снижалась их способность полноценно контролировать окружающую обстановку, что являлось первостепенным фактором при нахождении на «сопредельной» территории.
И поскольку движение строго на «север» оказалось сопряжённым с преодолением определённых водных преград, то нашему «речному пехотинцу» пришлось пренебречь упомянутыми обстоятельствами или искать компромиссы. Переплывая очередной затопленный участок, Йоля максимально погружался в воду. На поверхности оставались только глаза-перископы да макушка-загривок, на котором толпой собирались все выжившие многострадальные мурашки. Ноздри тоже оказывались под водой, но «дыхалки» вполне хватало, чтобы преодолеть любой попавшийся на пути водоём. Так получалось контролировать всю надводную обстановку, оставаясь малозаметным, и, по-возможности, сохранять поголовье «домашних животных».
Таким образом, Йоля приспособился к незапланированным трудностям и неуклонно продвигался к намеченной цели. Он немного успокоился и отошёл от домашней «накачки». А ещё поймал себя на мысли, что с определённым нетерпением ожидает того момента, когда снова сможет увидеть… ну, эту… в резиновых сапожках. Отмеченное обстоятельство обнаруживало какие-то новые незнакомые ощущения и эмоции, добавляло азарта.
28. «А за козла ответишь…»
Вот так, с «благими намерениями» и в благодушном настроении Йоля преодолевал последнюю водную преграду, приближаясь к намеченному пункту со стороны огорода. Небо распогодилось. Временами проглядывало приветливое солнышко. Значительно потеплело и местами начинало парить. Всё это усиливало упомянутое благодушие, граничившее с беспечностью. В другой (сухопутной) обстановке он бы ощутил, седьмым или каким-нибудь «энным» чувством отреагировал на опасность, но водная среда экранировала эти его способности…. И Йоля, энергично выходя из воды, как говорится, со всего маху… наступил на лезвие косы, по видимому кем-то брошенной или второпях оставленной на заливном лугу. Случай не редкий в былые времена и с известными последствиями. Вот и Йолю угораздило…
По ощущениям это был просто удар, удар чего-то тупого. В воде всегда так бывает…. Не ощутив особой боли, Йоля всё-таки заподозрил неладное. И когда он взглянул на вывернутую для обозрения стопу, то увидел оголённые, но, кажется, не повреждённые белые сухожилия, и как алая кровь медленно, но верно заполняет глубокую рану. Вот незадача!
А так всё хорошо складывалось: несмотря на непредвиденные трудности, он быстро добрался до места, был полон решимости «помочь, добыть, всех победить…», а теперь и назад просто вернуться – получается, что совсем непросто… или просто не получается.… Это мы так путаемся в словах, а Йоля также путался в мыслях. Как теперь домой полетишь? Пусть и не крылья, но подрезали…. Пусть и не парус, но порвали…
Эту мимолётную растерянность Йоля разом пресёк, когда понял, что медлить больше нельзя – кровь из пореза хлестала всё сильнее. Первым делом он рану зажал, чтобы «не хлестало», а хотя бы «сочилось». Потом принялся искать листья подорожника – те, что покрупнее. Благо, их-то в обозримом пространстве произрастало достаточно. Это народное, а в нашем случае – инородное, средство всегда неплохо выручало при неглубоких порезах, а тут…. А тут – других вариантов пока не было.
