Песни народов Северного Кавказа - Автор Неизвестен
Пасть или победить — было девизом горцев, это оставалось нравственной нормой их жизни в течение многих столетий, и не по прихоти, а по суровой необходимости. Этого требовала любовь к родной земле, которой они оставались верны и преданы не только в жизни, но и по смерти своей. Это тоже было традицией — где бы ни наступил смертный час горца, похоронить его должны были на родной земле. И это соблюдалось при малейшей возможности.
Конечно, культ мужества и смелости, прививавшийся жителю гор с младенчества, вовсе не означает, что у горских народов не были в почете доброта и человечность. Эти свойства человеческого характера в горах ценились не меньше, чем в любом другом краю, чем у любого другого из просвещенных народов. Горца с малых лет учили не только быть храбрым и смелым в столкновениях с врагами, но и быть добрым и человечным всюду, где нужна была помощь слабому, снисходительность к побежденному и милосердие к человеку, совершившему невольное преступление. Благородство в отношениях с людьми, даже с врагами, было непременной чертой нравственного кодекса рыцаря гор, делом чести, а не простым велением традиции, а в вопросах чести горец был крайне щепетильным. И в поэзии народов кавказских гор и равнин воспевается только подвиг, совершенный во имя благородных целей, ради человечности и справедливости. Ведь без доброты и благородства нет и мужества. Между справедливым поступком и проявлением своеволия, пусть даже человеком мужественным, горские крестьяне проводили четкую грань. Они хорошо знали, что жестокость ничего общего не имеет с мужеством. В горской песне нравственно не оправданный поступок, пусть даже героического плана, никогда не получает эстетического одобрения. Здесь прекрасно лишь то, что нравственно.
Говоря о бесстрашии горца, вырабатывавшемся историческими условиями бытия горских народов, надо сказать и о том, что среди этих условий не последнее место занимали межродовые распри, вызывавшие кровную месть и жестокое кровопролитие. Дело в том, что в патриархально-родовой среде человеческая личность ничем, кроме собственного мужества и родовой поруки, не защищена от всякого насилия. Отсюда — кровная месть как форма восстановления справедливости в отношениях между людьми. То, что в условиях даже восемнадцатого века, не говоря уже о девятнадцатом, такая форма самозащиты личности стала тяжким злом в жизненной практике народа, осознавалось и самими горцами. И поддерживали институт кровной мести уже не народное сознание, не разум народа, а его предрассудки, особенно же сословная спесь горской аристократии, считавшей свою кровь несравненно ценнее крови простого крестьянина.
Жестокие расправы, истребление целых родов практиковали именно княжеские и алдарские роды. Простой народ большей частью такие распри разрешал примирением враждующих сторон. Об этом с трагической правдивостью и безысходностью повествует кабардинская песня «Куда понесу тебя?». Род князей Хатахшуковых мстит менее знатному роду за неповиновение и решает истребить весь род по мужской линии. Два мальчика из менее знатного рода воспитываются у простого крестьянина из рода Жансоховых, но Аталык — воспитатель хорошо знает нравы княжеских родов: они узнают, где находятся мальчики, и расправятся с ними, — простая человеческая жалость неведома князьям. И воспитатель заранее оплакивает своих канов — ему некуда их отдать, негде спрятать.
Простые же горцы, хотя и не привыкли прощать обиды, но в человеческом характере наряду с мужеством высоко ценили сдержанность и выдержку. «Черкес оружием обвешан» — это верный портрет горца, но самой популярной надписью на кинжале была: «Без нужды не вынимай!» Осетинская же пословица наставляет: «Не торопись обнажить саблю». В горах за оружие брались в крайних случаях, а в присутствии стариков и женщин за оружие вообще не полагалось браться — это считалось позорным малодушием. Убийца же считался самым презренным человеком. За неоправданное убийство изгоняли из рода навсегда. Таково было народное отношение к человеческой жизни, — горцы знали ей цену и не шутили с ней. И нет ни одной песни, в которой бы убийство ставилось человеку в заслугу, если не говорить о мести врагам и притеснителям народа.
Героические песни горских народов, конечно же, складывались исключительно о подвигах, совершавшихся в кровавых схватках. Но характерно, что герой песни берется за оружие, лишь защищая свою честь и достоинство. Таков непременный эстетический и этический закон рождения героической песни. Героической идеализации подлежат только благородные рыцари, а не кровожадные убийцы.
Среди героических и исторических широко представлены песни, посвященные известным и памятным народу событиям, а также песни социального протеста как народных масс, так и героев-одиночек, песни об удальцах-наездниках и об абреках.
В таких исторических песнях, как например калмыцкие «Убуши-хан» и «Французы», речь идет о совершенно конкретных исторических фактах и народном отношении к ним.
Известный в истории калмыцкого народа Убуши-хан увел из приволжских степей часть калмыков (племя торгутов) на их прежнюю родину, в Джунгарию, погубил в пути большую часть спровоцированных им людей. Народ воспринял это событие как трагедию и сложил об Убуши-хане песню осуждения, заклеймив ханское своеволие и мелкое честолюбие:
Разве в реках чистая вода Не годна была для водопоя, Разве деды, что пришли сюда, Неразумней были нас с тобою? Места ль для скотины не нашлось На кубанских пастбищах безбрежных?Песня завершается безоговорочным осуждением совершенного ханом преступления:
И когда джигитов в черный час На погибель верную направил, Убуши, не думал ты о нас — Пекся о своей мгновенной славе.Иное настроение у воинов-калмыков, принимавших героическое участие в боях с армией Наполеона. Они поняли свою миссию как помощь русским братьям в час беды, обрушившейся на их родину:
Ты, ноён, веди нас в смертный бой Ради наших братьев, братьев русских.Известная историческая ситуация рисуется во всей конкретности также в песнях о Гамзате, Шамиле, Хаджи-Мурате и других героях времен покорения Кавказа. Борьба против царизма в первой половине XIX века широко отразилась в горских героических песнях, особенно же в фольклоре чеченцев, кабардинцев и ингушей. Иначе и не могло быть — свободолюбивые горцы защищали свою независимость, свою родную землю.
В песенном репертуаре народов Северного Кавказа можно насчитать много иных исторических и героических произведений о конкретных лицах и событиях. Немало их было создано и о героях — участниках внешних войн России. Например, об участниках русско-турецкой войны 1877–1878 годов (осетинские «Песня ходивших на Дунай» и «Песня Татаркана»), о солдатах, участниках русско-японской войны, солдатские песни первой мировой войны и т. д.
Песни собственно исторические безусловно представляют большой интерес и в смысле познавательном, ибо они остаются верным свидетельством о судьбах народа и его национальном самочувствии в периоды исторических потрясений, а также о развитии народного самосознания. Однако ядром горских героических песен все же остаются произведения социального протеста. Протеста, в котором ведущим началом выступает не национальное, а социальное самосознание народа, конфликтную же ситуацию определяют классовые мотивы, подвиги совершаются в противоборстве с привилегированными сословиями, с феодальной знатью и горской патриархальной аристократией, с царским самодержавием и его государственной машиной угнетения и насилия.
