Синтия Леннон - Мой муж Джон
После той злополучной встречи Мими и моя мама виделись только однажды. Мы твердо взяли себе за правило навещать их по отдельности. Я с грехом пополам научилась ладить с Мими, а Джон был вполне приветлив с мамой.
Братья мои Джону нравились. Как — то Чарльз приехал к нам в гости и, догадавшись, что у Джона туго с деньгами, подарил ему целый ворох своих свитеров. Джон пришел в восторг и навсегда отвел ему теплый уголок в своем сердце.
С Тони и его невестой Марджори Джон познакомился на их свадьбе в апреле 1960–го. Я как подружка невесты должна была присоединиться к ним рано утром. Джон обещал подъехать позже. Зная, что здесь будут все мои родственники, я молила бога, чтобы он не опоздал и выглядел подобающим образом. Когда Джон появился, у меня от удивления отвисла челюсть: он был воплощение респектабельности — в черном костюме, белой рубашке, элегантном галстуке и с аккуратно зачесанными назад волосами. Даже очки надел, отчего сделался похож на офисного клерка, зато по крайней мере мог хорошо видеть всех гостей. Джон обычно не скрывал своего отвращения ко всякого рода официальным мероприятиям, поэтому я понимала, какое усилие над собой он совершил ради меня.
Все прошло замечательно: Джон мило общался с Чарльзом и его подружкой Кэти, мамой, Тони и Марджори. Тот день положил начало долгой дружбе между Джоном и Тони, которых объединяло свойственное обоим ядовитое чувство юмора.
Довольно быстро я поняла, что Джон отгораживается от внешнего мира прочным панцирем из цинизма, остроумных и жестких реплик, агрессивности и властности, чтобы справляться с чувством уязвимости и незащищенности, зародившимся в его нелегкие отроческие годы. В то время он мало что рассказывал мне, только сообщил, что Мими взяла его к себе на воспитание с пяти лет, после того, как отец оставил семью и исчез, и что мама его умерла за несколько месяцев до нашей встречи. Он не любил говорить об этом и на все мои попытки что — либо разузнать лишь пожимал плечами.
Помимо прочего, нас очень сближало то, что оба мы рано потеряли одного из родителей. Мы делились друг с другом своими чувствами, говорили, как нам их не хватает. Но в то время как я более или менее смирилась со смертью отца, Джон все еще продолжал горевать по поводу гибели своей матери Джулии. Я уверена, что его тогдашняя агрессивность и колкость во многом объяснялись ее безвременным уходом и особенно тем, как это произошло.
Музыка была очень важной составляющей его отношений с матерью. Когда Джулии не стало, Джон искал утешения и забвения в музыке. Джулия купила ему первую гитару; она сама обожала петь и музицировать на пианино и банджо, проводила с сыном долгие часы, снова и снова показывая, как правильно брать аккорды. Именно мать познакомила его с рок — н-роллом: она ставила пластинку Элвиса Пресли на полную громкость и, схватив сына за руку, самозабвенно отплясывала с ним на кухне. Джулия всегда поощряла музыкальные увлечения Джона.
К тому времени как мы начали встречаться, Джон уже был помешан на музыке. Когда он не играл на гитаре, то писал тексты к своим песням или обсуждал с друзьями достоинства новой пластинки Лонни Донегана, Элвиса Пресли, Бадди Холли или Чака Берри. Почти в каждый обеденный перерыв он собирал Quarrymen на очередную репетицию. Оба его товарища по группе были немногим моложе Джона. Они учились в Ливерпульском институте, престижной средней школе для мальчиков, по соседству с нашим колледжем. Институт вывел в люди немало видных юристов и политиков, его ученикам обычно прочили солидное будущее, однако друзьям Джона — Полу Маккартни и Джорджу Харрисону, судя по всему, было совсем не до учебы: гораздо больше успешной сдачи экзаменов их интересовали пение и игра на гитаре.
Джон познакомился с Полом 6 июля 1957 года в Вултоне, неподалеку от церкви Святого Петра, на городском празднике, где Quarrymen выступали. Четырнадцатилетний Пол был моложе Джона на год и восемь месяцев — весьма ощутимая разница для подростков. Однако когда Джон понял, что Пол очень талантлив как музыкант, что он знает от начала до конца тексты огромного количества рок — н-ролльных хитов и даже может сам настроить гитару (Джон тогда этого не умел), то решил не обращать внимания на его юный возраст. Несколько дней спустя, через общего знакомого, он передал Полу записку о том, что тот принят в группу.
Джордж был другом Пола. К тому времени они уже играли и репетировали вместе дома — то у Пола, то у Джорджа. Как — то раз Пол представил его Джону. Моложе Пола на восемь месяцев, Джордж тем не менее был исключительно способным гитаристом, так что в начале 1958 года Джон и ему позволил присоединиться к группе.
Когда мы познакомились, мне было девятнадцать, Джону — восемнадцать, Полу — семнадцать, а Джорджу шестнадцать лет. Встреча наша не предвещала ничего особенного. В обеденный перерыв они пришли в колледж, и Джон нас представил: «Это Пол, это Джордж, а это — Син». Они оба сказали мне «привет», я ответила «привет», и — все. Поначалу, конечно, они с любопытством поглядывали на меня, оценивая новую девушку Джона, но вскоре погрузились в гораздо более серьезное дело — сочинение музыки.
С тех пор, когда мы с Джоном знали, что в обеденный перерыв ребята придут к нам в колледж, мы заранее направлялись в неприхотливую забегаловку через дорогу и покупали там гору жареной картошки с рыбой. Потом шли в заполненную студенческим людом столовую и забирались на сцену, отгороженную от основной части зала плотным занавесом. Несколько минут спустя к нам присоединялись Пол с Джорджем, уже без картузов и галстуков, с расстегнутыми и расправленными поверх джемперов воротниками. Пробиваясь через толпу студентов и преподавателей, Пол напускал на себя беззаботный вид, Джордж — загадочный, и оба старались ни в коем случае не походить на школьников, каковыми являлись. Потом мы устраивались на сцене, разворачивали на промасленной бумаге картошку с рыбой и дружно, все вчетвером, набрасывались на еду. Насытившись, ребята приступали к музицированию.
Я любила их слушать с самого начала и всегда получала огромное удовольствие от таких обеденных перерывов, потому что наблюдать за ними было огромным удовольствием.
Мне нравилось, как они учили друг друга брать новые аккорды, разучивали популярные в то время песни, сочиняли свои собственные. Пол первым придумал и исполнил песню собственного сочинения. Джон не остался в долгу, и скоро они начали писать одну песню за другой.
Джордж на их фоне держался несколько скованно. Он всегда выглядел очень серьезным; лишь изредка робкая белозубая улыбка освещала его лицо и тут же снова гасла. Тихий и застенчивый, он ходил хвостом за Джоном и Полом и во всем их слушался, хотя сам был превосходным гитаристом. Из уважения к его мастерству они терпели его, однако смотрели на него сверху вниз, а порой, особенно увлекшись чем — нибудь, и вовсе не замечали.
Сильной стороной Джорджа было его упорство: он мог часами отрабатывать гитарный пассаж или разучивать песню, пока не доводил до полного совершенства. Что касается Джона и Пола, они горели честолюбивыми помыслами. Им хотелось поскорее достигнуть успеха и выступать с концертами как можно чаще.
Их самый первый успех у публики связан с выступлениями в клубе Casbah, подвале в Западном Дерби, одном из ливерпульских пригородов. Клуб принадлежал Моне Бест, открывшей его просто как место, где ее старший сын Пит мог встречаться со своими друзьями. Она брала по шиллингу за вход, чтобы не приваживать всякое хулиганье, и подавала посетителям кофе с пирожными. Прежде чем клуб открылся, Пит предложил матери пригласить какую — нибудь бит — группу из огромного числа расплодившихся в то время в городе музыкальных коллективов. Мона была не против, и выбор пал на группу Quarrymen, поскольку одна знакомая Пита их очень хвалила.
Джон, Пол и Джордж отправились знакомиться с Моной Бест. Та тепло встретила ребят, сказав, что будет рада, если они выступят в клубе, однако до его открытия на следующей неделе ей еще нужно докрасить стены в подвале. Все трое тут же схватили малярные кисти и помогли миссис Бест закончить ремонт. Джон из — за своей близорукости все перепутал и на слой свежей водоэмульсионной краски нанес глянцевую, так что в этом месте стена потом сохла несколько дней.
Ребята выступали на открытии клуба 29 августа 1959 года. Я была на том концерте. С ними тогда, тоже на гитаре, играл еще один парень, Кен Браун, а барабанщика не было вовсе: не нашли. В тот вечер в клубе собралось порядка трех сотен человек. Выступление продолжалось примерно два часа и состояло из набора традиционных рок — н-ролльных хитов того времени. Молодежи все прибавлялось, народу набилось битком, все танцевали, так что скоро в зале стало невыносимо жарко и душно.
Именно в тот вечер мы познакомились с будущими гастрольными менеджерами «Битлз» — Нилом Эспиноллом и Мэлом Эвансом. Оба они были друзьями Пита, но Нил при этом еще являлся любовником матери Пита и отцом его младшего брата Роуга.
